Все голубые фишки

– Но почему так много людей, с которыми необходимо делиться? – раздраженно подумал Минаев, – какое свинство! И Беня Поллак, и эти – целая свора Краснокаменских уродов – Столбов, Богуш, Антонов… А за ними еще целая свора:

Кучаев, Вагран, потом какой-то Владимир Борисович…

А если убрать Поллака?

То по уставу компании, покуда наследники Бени не назначат доверенного лица, подписывать бумаги будет он – Дима Минаев.

И…

И что тогда?

А тогда можно будет перевести все деньги из первого транша на подставную фирму, созданную на его же Димы имя, а московской и Краснокаменской мафиям показать эти отчеты, как перевод средств под поставку горнопроходческого щита…

На подготовку подобного оборудования любая уважающая себя фирма берет от трех месяцев до полу-года.

Так что, забрав все деньги, Дима сможет смыться с ними и ничего не отдавать всей московско-Краснокаменской банде, имея в запасе три месяца на то, чтобы замести все следы.

Но тогда, как же дом в Майами?

Как же квартира в Нью-Йорке?

Если пойти на такое, придется уйти на нелегальное положение, придется менять имя, покупать новый паспорт, уезжать либо в Перу, либо в Панаму, либо в Мексику…

А поедет ли с ним Грэйс?

Дима отбросил в сторону глянцевый каталог недвижимости и придвинув к дивану столик с ноутбуком, включил на компьютере режим калькулятора.

Его обговоренный с партнерами процент с первого транша составит четыре с половиной миллиона…

Это крайне мало.

Это только вилла в Майами.

А ведь такая покупка сразу потянет за собой другие расходы – минимум на два миллиона. Это обстановка, электронная начинка, новые автомобили, страховка…

А где деньги на Нью-Йоркскую квартиру?

Минаев задумался.

Но если убрать Беню, если отодвинуть Поллака.

Ну, не убивать его, а сделать его недееспособным?

Тогда можно присвоить себе его долю.

А это как раз недостающие три миллиона. …

– Хай, Сквырыл.

Дима вздрогнул.

Он их сразу узнал.

Это были те два агента ФБР, которые тогда, четыре года назад вербовали его в Бостоне. Люис Бэрроу и Тимоти Хэндермит – Ты знаешь, что твой партнер Столбов, этот русский, он очень опасен? – спросил Бэрроу.

– Почему опасен? – переспросил Минаев.

– Потому что он неизлечимо болен, у него рак третьей степени, – ответил за товарища Тимоти Хэндермит.

– Он ничего мне не говорил.

– И не удивительно, – хмыкнул Бэрроу, – он не говорил, потому что тогда станет ясно, что ему нечего терять.

– В чем терять? Что терять? – спросил Минаев и вдруг пот страха прошиб его.

Они все-все про него знают.

Они даже знают о том, что он собирается кинуть своих партнеров.

– Не надо верить Столбову, – сказал Хэндермит, – он опасен, он захочет взять все деньги себе.

– А кому мне верить?

– Нам, – согласованным дуэтом ответили Бэрроу и Хэндермит.

– А сколько будет стоить это доверие? – поинтересовался Минаев.

– Вот это уже деловой разговор, – хлопнув себя по коленке воскликнул Бэрроу.

– Это в любом случае будет дешевле, чем делиться с Поллаком, – весело подмигнув, сказал Хэндермит.

– Вы что? – разыграл удивление Минаев, – вы призываете меня предать партнера?

– А зачем он нам нужен? – перемигнувшись, снова дуэтом пропели Бэррроу и Хэндермит.

Договорились, что Поллака ФБРовцы берут на себя.

Всего за полтора миллиона.

Но что же Столбов? ….

– Ты правда болен? – напряжно глядя в глаза спросил Минаев.

– Кто тебе сказал? – переспросил Столбов.

– Это неважно, люди сказали.

– Ага, Богуш с Антоновым разведали, они там в Краснокаменске следили за мной.

– Значит это правда.

– Да, болен.

– Мне еще сказали, что в такой ситуации ты пойдешь на крайний риск.

– Трепачи…

Глава 2.

Валиду Валидровичу приснилось, что он конь.

Гладкий гнедой конь.

Валид Валидович даже явственно почувствовал свои жесткие, гладкие и маслянистые ухоженные бока, в которые вонзала свои шпоры его лихая наездница.

Наездницей была Маша Бордовских.

Валид Валидович не мог видеть ее, так как она сидела у него на спине, но он знал, что она совершенно голая, но в кавалерийских сапогах с серебряными шпорами.

Они скакали по ковыльной степи, где еще не выгоревшая майская трава была человеку по грудь, а ему – горячему скакуну – эти травы, этот ковыль доставал до разгоряченных страстью чресел, когда они с Машей неслись и неслись, а травы нежно и возбуждающе терлись мятликовыми ворсинками своих окончаний о восставший гениталий гнедого коня.

Валид Валидович хотел сбросить Машу со спины.

Он вставал на дыбки, ржал, роняя с губ белые хлопья пены, косил огромным влажным глазом себе за спину, пытаясь разглядеть голую бесстыдницу, Леди Гадиву, но та, умело и ловко натягивая поводья, направляла морду гнедого зверя вперед… Вперед в ковыльную степь.

И они снова неслись.

Неслись и неслись, покуда изможденный, Валид не перешел сперва с галопа на рысь, а потом и вовсе встал посреди трав.

И тогда она спрыгнула с него, подошла спереди и прижала его горячую морду к своей мягкой трепетной груди.

И он заржал.

А она встала на четвереньки.

Встала и приподняв кругленькую попочку, голову же наоборот опустила к самой земле, лукаво прикусив губку, выглядывая из под мышки, оборачиваясь назад, на своего коня…

– Ну что? Я ехала на тебе, а теперь ты, прокатись на мне, мой милый!

И когда Валид приблизился к ней, когда кончик его разгоряченного гениталия коснулся ее тела, он проснулся.

Вот, незадача.

Что?

Почему он так плохо спал?

И Валид Валидович вспомнил причину своего душевного смятения.