Всё хорошо, что хорошо кончается

— К-как думаете, это мертвецы лезут из-под земли? — трясущимися губами произносит Андраник.

— Чушь болтаешь, — сердится Гилберт. — Нела, да проснись же ты!

Мы слышим тяжёлые шаги, медленно поднимающиеся вверх по лестнице, и будто бы голоса.

— Призраки не стали бы топать, да? — тревожно спрашивает Тилли.

— А мер-мертвецы? — стучит зубами Андраник.

И тут наши взгляды падают на огромный рассохшийся гардероб, стоящий у окна. Он пуст, и мы без труда в нём помещаемся.

— Нела! — всё ещё не сдаётся Гилберт. — Да что ж такое! Я кому сказал подпереть дверь? Постойте...

Но для него уже не находится места. Коза печально мотает головой и выталкивает беднягу наружу, а затем мы тянем дверцу на себя, вцепившись за внутреннюю скобу, предназначенную для подвешивания каких-то тонких вещей. Перед тем, как дверца захлопывается, я успеваю увидеть, что Гилберт прижимается к стене у двери. Если кто-то войдёт, то открывшаяся дверь спрячет его.

— Гу-у! — радуется Дамиан. — У-ух!

— Кто-то жуёт мои волосы, — тревожно сообщает Андраник.

— Нам придётся принести их в жертву, — шепчу я. — Иначе это создание поднимает шум, и нас услышат!

Шаги между тем раздаются прямо за дверью комнаты. В следующее мгновение дверь со скрипом открывается.

— Вот она! — восхищённо произносит чей-то голос. — О ней я говорил. Хочу её забрать!

— Да ты чего, сдурел совсем, Харди? Она ж здоровенная!

— Ну пожалуйста, ну прошу тебя! Неужто мы вдвоём не справимся?

Кто-то, кто удерживал дверцу гардероба — не знаю, Тилли или Андраник — упускает её своей трясущейся ручонкой, и дверца неотвратимо распахивается. Мертвенно-голубое сияние заливает комнату, и в этом неверном свете темнеют две фигуры, склоняясь над кроватью.

— М-ме-ек! — кричит храбрая, но глупая коза Орешек, выпрыгивая из гардероба и идя в атаку.

— Ай, мамочки! — вопит один из мертвяков и пригибается.

Второй молча валится как сноп, и из руки его выпадает и катится по полу фонарь. Фонарь с голубым мхом внутри.

— Попались! — говорит Гилберт, закрывая дверь комнаты и отрезая пути к отступлению. — Кто вы такие и что здесь делаете?

Дальше поднимается ужасный шум. Мальчишка, вломившийся в дом (а это обычный мальчишка), орёт, размазывает слёзы по лицу и умоляет его не убивать. Наконец мы понимаем, что он принял нас за мёртвых хозяев дома, восставших, чтобы защитить своё имущество.

Андраник, улучив момент, вырвался из хватки Дамиана, и тот рёвом выражает негодование, потеряв такую вкусную прядь волос.

Козе, похоже, просто нравится поддерживать шум, и потому она дерёт глотку и бьёт в стенку гардероба задними копытцами.

Гилберт пытается прояснить ситуацию, а для этого ему приходится перекрикивать всех.

Молчание сохраняют лишь двое — тот, что без чувств лежит на полу и Нела, всё ещё сладко спящая. Она чему-то улыбается во сне.

Наконец все, кроме самого младшего из нас, замолкают.

— Пойдёмте вниз, — просит охрипший Гилберт, открывая дверь, — и разберёмся, что к чему. Постойте-ка, да это же норятель!

— Это Раффи, — виноватым голосом поясняет мальчишка. — Он мой лучший друг. Ох, надеюсь, он не помер?

Гилберт пересекает комнату и склоняется над тёмной тушкой.

— Дышит, — сообщает он и похлопывает норятеля по щекам. — Эй, Раффи, очнись!

Норятель приходит в себя, испуганно вопит, бьётся лбом о лоб склонившегося над ним Гилберта, отползает задом, и поскольку на пути никто не стоит, оказывается на площадке и летит, гремя, вниз по лестнице.

— Раффи! — вскрикивает мальчишка и пускается следом.

Нела резко садится на кровати. Затем глядит на Гилберта, потирающего лоб.

— Так не забудь, обязательно разбуди меня с наступлением ночи, — чётким и ясным голосом говорит она, а затем падает на шкуры и в следующее мгновение опять сладко спит.

Тилли укрывает её, и мы спускаемся вниз.

— Садитесь, — командует Гилберт, указывая на скамью у стены, и косится на пролом в полу.

Мальчишка и норятель подходят к скамье и робко садятся на краешек.

— А теперь рассказывайте, откуда вы взялись и зачем хотели утащить Нелу, — повелевает Гилберт.

— Нелу? — удивляются незнакомцы. — Какую Нелу?

— Зачем тогда вы здесь? — нетерпеливо спрашивает Гилберт.

— Я хотел кровать... — начинает мальчишка.

— Совсем сдурел же! — перебивает его норятель.

— А чего, у других есть вещи и получше, чего это я не мог взять себе эту кровать?

— Да как бы мы её упёрли-то, балда! Её ни в жизнь вниз не утянешь!

— Кабы ты был не таким доходягой, уж справились бы!

— Лучшие друзья, да? — спрашивает Тилли, ни к кому особенно не обращаясь, и поднимает брови. — Хм.

Лучшие друзья немедленно смущаются и замолкают.

— Так вы, значит, живёте где-то в пещерах под городом, — спрашивает Гилберт, — а наверх поднимаетесь, чтобы вещи из домов таскать?

— Точно, — подтверждает мальчишка. — Мы раньше жили в долине, где было долгое лето, и зелёная трава, и озеро не замерзало, а потом вдруг река разлилась, и всю долину смело. Занесло нас аж сюда, вымокших да в лёгкой одежонке, и мы в два счёта бы погибли, когда бы вот они нас не спасли.

Мальчишка хлопает норятеля по плечу, а тот гордо задирает нос. Я замечаю, что этот норятель не носит ни шапочки, ни ботинок, и даже штанов на нём нет, но он ни капли этим не смущается. Зато шерсть у него намного гуще и длиннее, чем у подданных Скарри Третьего.

— А потом мы про город узнали. Сперва-то надеялись только одежонку здесь раздобыть, — мальчишка указывает на свой тулуп явно с чьего-то более широкого плеча, — а потом... Красиво здесь, и вещи такие хорошие, мы-то в жизни таких не видывали! Вот наши иногда заглядывают, а потом хвалятся, кто что раздобыл. Я тоже хочу быть не хуже других, и кабы притащил вон ту кровать, что наверху стоит, все б от зависти померли!