Всё хорошо, что хорошо кончается
Шрифт:
— Нетушки, — отвечает негодник, показывая мне язык, и улепётывает. За ним в неплотно прикрытую дверь проскальзывает коза, и мы с ревущим Дамианом остаёмся совсем одни.
— Неужели, о брат мой, мы пропустим такие славные приключения, сидя в этой унылой комнатёнке? — спрашиваю я у него.
— Уо-о-о! — голосит он в ответ.
— Что, даже сама мысль об этом причиняет тебе боль? Воистину ты — мой брат! Давай-ка последуем за остальными, — предлагаю я ему. — Мы будем осторожны,
Мои спутники стоят в дальней части переулка, осматривая какую-то дверь и переговариваясь.
— Сильвер! — сердито произносит Нела, заметив меня. — Я кого просила побыть в доме?
— Я и собирался, но твой сын уговорил меня последовать за остальными, — оправдываюсь я. — Его и вини. Смотри, как он доволен!
— А-а, — подтверждает Дамиан и тянется к матери. Та, покачав головой, берёт его на руки.
— Я войду туда, — говорит Гилберт, продолжая прерванный разговор, — и погляжу.
— Будь осторожен, — напутствует Нела.
Гилберт приоткрывает дверь, осматривается, затем входит в дом. Спустя довольно долгое время на втором этаже открывается окно и раздаётся голос:
— Можете зайти! Здесь уже никого нет, но кое-что вы должны увидеть.
Друг за другом мы входим в дом. Он невелик — может быть, здесь обитал всего один человек. Но хозяин дома явно заботился об уюте: на окнах висят кружевные занавеси, на полу — ковры, в шкафу у печи утварь из серебра такой изящной работы, что ею впору пользоваться и во дворце. Жадные людишки, обитающие внизу, каким-то чудом пропустили это небольшое жилище и не разграбили его. Впрочем, одного такого мы случайно притащили с собой.
— Ох, я возьму это! И это! — восторженно ахает мальчишка, поднося моховой фонарь к полкам, чтобы лучше разглядеть. Серебро и фарфор поблёскивают в голубоватом свете.
— Не тронь! — внезапно вмешивается Тилли. — Ты подумай только, здесь всё сохранилось в том же виде, в котором оно было сотни лет назад. А ты разрушить хочешь, растащить и испортить! Да этот дом стоило бы оставить, чтобы посетители ходили и любовались!
— Много пользы от любования! — фыркает Харди. — Вещи не для того нужны, чтобы без дела стоять.
— Когда-то в прошлом они служили для дела, верно, — соглашается Тилли, — а сейчас им цены нет. Я тебе, если хочешь, три воза тарелок куплю, только в этом доме ничего не трогай и другим не позволяй, договорились?
— И кровать ещё хочу, — деловито заявляет мальчишка. — Как в том доме. Тогда подумаю.
— И кровать, — вздыхает Тилли. — Обещаю.
Поднявшись гуськом по узкой лестнице из светлого дерева, украшенной резными перилами, мы оказываемся наверху. У двери одной из комнат стоит заждавшийся Гилберт. Он машет нам рукой.
— Сюда! Чего вы так долго?
Мы входим в помещение, похожее на маленький кабинет, и внутри тут же становится очень тесно. Здесь есть большое окно во всю стену, изящный столик, небольшой шкаф и кушетка в углу. Очень похоже на комнату королевы Мьюриэл, где та пишет письма.
Но главное не это. На стене, обтянутой нежно-зелёной
материей, выведено углём:«Здесь мы смешали кровь и поклялись друг другу в верности. Кто же из вас двоих нарушил клятву?»
Мы переглядываемся.
— Что вот это значит? — спрашивает Харди, указывая на буквы. — Я некоторые знаки уже выучил, пока мы с Тилли ходили по городу, но не всё понимаю. Прочтёте?
Нела читает ему вслух.
— Мы думали, что кровь смешивали двое, правитель здешних земель Вилхелм и его невеста, так и не ставшая женой, девушка с юга. Но написано так, будто принёсших клятву оказалось больше двух, — рассуждает она затем.
— И разве не должны они были сделать это во дворце? — спрашивает Гилберт, задумчиво хмуря брови. — Зачем бы им идти сюда, в этот дом? Возможно, здесь жил третий человек, или даже их было больше трёх.
— Нужно вернуться в замок и осторожно расспросить Вилхелма, — говорит Нела. — Но сперва осмотрим это жилище. Может, найдём какие-то подсказки, указывающие на его обитателей.
Мы тщательно оглядываем всё сверху и донизу, обшариваем каждый уголок, поднимаем ковры, находим незакреплённую половицу, но кто обитал в этом доме, так и остаётся для нас тайной, да и призрак больше не появляется. Усталые и погрустневшие, мы выходим на улицу, где нас встречает ожидавшая всё время снаружи коза Орешек.
Глава 22. Смяли пальцы тлена паутину фраз
Утром следующего дня мы бредём по направлению к замку. С нами нет только мальчишки, который отправился вниз.
— А то мать уж наверняка волнуется, да и Раффи разобидится, ежели я не покажусь и не расскажу ему, что мы видали. Но вернусь я быстрее, чем заскучать успеете, — сообщил он на прощание.
Мы попросили, чтобы он разузнал у здешних норятелей, не слышали ли они чего о проклятии. Как знать, вдруг откроется что-то новое.
Коза бодро скачет впереди. Дамиан не спит, однако соглашается спокойно лежать в люльке, привешенной к козьему боку. Он нащупывает и тянет к себе коричневатую шерсть, но похоже, Орешка это нисколько не беспокоит. А зря, как бы не пришлось ей узнать, что не она одна способна жевать всё, до чего дотянется.
— Будьте осторожны, — в который раз предупреждает Нела. — Не откровенничайте о том, что мы находили надписи.
— Какая в том тайна? — не понимаю я.
— Мы не знаем, были ли Вилхелм и его мать добрыми людьми, — поясняет Нела. — Помните, они жили во времена, когда с соперниками предпочитали не договариваться, а убивать их. И неведомо, кто писал на стенах. Что, если девушка с юга не была такой уж злодейкой, какой нам пытались её показать, и послания оставляла она?
— Тогда это означало бы, что нарушившим клятву оказался или сам Вилхелм, или третий, кто был с ними, — размышляет Гилберт.
— Нам нужно зайти издалека и узнать у здешнего правителя о его доверенных лицах или близких друзьях, — говорит Нела. — Пусть он не знает о наших подозрениях, чтобы не попытался что-то скрыть. Возможно, тот, кто был ему ближе остальных, и окажется предателем. Может быть, и сам Вилхелм не знает всего.
Она размышляет недолго, а затем неуверенно добавляет: