Всё хорошо, что хорошо кончается

— А п-п-погоди, — запинаясь, говорит Андраник. — А ч-что, если та, что ходит во тьме — это и есть Адалинда?

— Да быть не может, ведь вот же она разгуливает при дневном свете.

— Д-да, но что, если «ходит во тьме» означает «имеет тёмные помыслы»?

— Тогда ты прав, — соглашаюсь я. — Мерзкая она бабёнка, не помню, чтобы встречал таких подлых. Даже принцессы Третьего королевства, да что там, даже твоя мать перед нею дети малые... ой, прости.

Но Андраник, погрузившийся в размышления, по счастью, не слышит моих последних слов.

— Сильвер, а что если, — задумчиво говорит он, — что, если слова Адалинды — как же она сказала, что-то вроде «Элеонор не сможет прийти, пока я рядом с сыном», да? Так вот, что, если эти слова касались не призраков, а их тел?

— Ты думаешь, если мы... — тоже задумываюсь я.

— Конечно, может быть, это и не самая умная мысль, — спешит прибавить мой спутник, но я уже убеждён в том, как надлежит действовать.

— Что тебе больше нравится, плечи или ноги? — только и спрашиваю я.

Спустя некоторое время мы вновь проходим через главный зал. Я пыхчу, обхватив Вилхелма поперёк туловища, и идти мне приходится боком. Нам не удалось снять разбитый доспех, тело совсем не гнётся, и я ужасно жалею, что у нас нет при себе талисмана силы.

За мной семенит Андраник, придерживая тело правителя под колени. Он скрючился едва ли не до пола, будто это не мне досталась самая тяжёлая и неприятная часть.

— Ох, надо было всё же нести на покрывале, — пыхтит бедолага, стараясь не глядеть на пугающую ношу, из-за чего то и дело спотыкается.

— Постойте! — кричит хозяйка замка, замечая нас. — Куда вы уносите его, куда?

— Да кольцо что-то не снимается, — говорю я, пытаясь ускориться, насколько это возможно в нашем положении. — Так мы его с телом отнесём.

— Остановитесь! — вопль Адалинды оглушает. Она пытается удержать нас, но руки её проходят сквозь меня, сквозь Андраника, сквозь разрубленную грудь сына. — Не отнимайте моего мальчика, не отнимайте его у меня!

Но я уже толкаю спиной дверь, ведущую в коридор.

— Ты сама попросила, чтобы мы отнесли кольцо, — говорю я напоследок. — Это мы и делаем, всё честно.

Створка захлопывается, и мы остаёмся во мраке коридора. Никто из нас не догадывается пройти вперёд и распахнуть дверь, ведущую наружу, чтобы здесь хоть что-то стало видно. Так мы и продвигаемся в спешке, то и дело натыкаясь на стены и охая, пока наконец не оказываемся во дворе.

Не замедляясь и не останавливаясь, чтобы передохнуть, отдуваясь и пыхтя, мы с трудом тащим тяжеленное тело Вилхелма. Пересекаем двор, проходим по мосту, ступаем на дорогу, ведущую с холма вниз, к городу, и тут недотёпа Андраник, упорно не глядящий вперёд, теряет равновесие.

Его левая нога скользит в сторону, он шлёпается, не выпуская из рук свою ношу, и едет по обледеневшим камням. Тут и я не удерживаюсь. Кованый доспех Вилхелма гремит на льду, как чугунный котёл, и мы катимся к подножию холма, пока не останавливаемся, наконец, у первых домов.

Андраник ошалело вертит головой, пытаясь прийти в себя. Я поднимаюсь, потирая ту часть своего тела, на которую пришёлся удар при падении. И лишь Вилхелм безмятежно лежит, слегка согнув руку и устремив лицо к небу.

Тут я кое-что припоминаю.

— Хе-хе, — говорю я Андранику. — С днём рождения!

Глава 26. Знать бы, в самом деле, не творим ли вздор

— Сильвер, — с некоторой тревогой говорит мой спутник, — я боюсь, наш замысел был не очень хорошо продуман. Почему-то Вилхелм не смог выйти из замка, и его не видно снаружи.

— Гм, может быть, ночью появится, — говорю я, почёсывая затылок. — Тогда и Элеонор как раз выйдет погулять, и мы постараемся, чтобы они встретились.

— Но как же остальные? — спрашивает Андраник. — Адалинда, конечно, так и так не сказала бы нам о том, где они, до наступления ночи. Надеюсь, у них ещё есть время, если только она не соврала. Ведь она, может быть, и не собиралась выполнять свою часть уговора...

И тут из-за угла доносится нарастающий звук, один из самых прекрасных звуков в мире. Это потрясающий по силе рёв негодования, заглушающий даже крик козы и цоканье её копыт.

Звук стремительно приближается, становясь всё громче, и из ближайшего к нам переулка выбегает коза. На одном её боку болтается сумка, на втором — люлька с багровым от гнева Дамианом, воздевающим кулачки в негодовании. Сейчас он очень похож на отца.

— Орешек, вот молодец, — говорю я козе, подхватывая брата. — Ты почти такая же умная, как Орешек Первая. Жаль, конечно, что ты всё-таки не Хранительница Миров и не поможешь нам распутать то, во что мы ввязались, но обещаю, когда всё закончится, мы возьмём тебя во дворец, будешь там жить с почестями. Погоди-ка, вы лишь вдвоём?

— М-мек! — кивает коза.

Дамиан, на время переставший было реветь, как оказалось, лишь набирался сил. Он вновь вопит мне в ухо, впрочем, уже немного тише, чем прежде.

— Мы немного прогуляемся по улице! — ору я Андранику и неспешно отхожу, покачивая брата, оставляя своего спутника в приятной компании Вилхелма и козы.

— И-и-и! — сердится Дамиан и бьёт меня по щекам. Затем ухватывает прядь волос и тянет её в рот.

— И почему здесь нет Сильвии, — вздыхаю я. — Ведь ты и её брат тоже, несправедливо, что я один отдуваюсь. Да и волосы у неё наверняка вкуснее. Когда я там в последний раз отмокал в горячей ванне?

Занявшись подсчётами, я не сразу замечаю две фигуры, появившиеся на дороге впереди. Но когда приглядываюсь, понимаю, что это Невен и старик Эбнер.

Рыжий здоровяк с тревогой озирается по сторонам, то и дело втягивая голову в плечи, зато старик улыбается от уха до уха, не проявляя ни капли беспокойства, и машет мне рукой.

— Давай-ка мальца ентого мне, старику, — говорит он вместо приветствия. — Я-то за жисть свою вынянчил не одного. Ох, опять в спину вступило!.. Да, почитай, половина деревушки нашей была мне заместо внучков. У-ух, малец, рожа-то какая злая, неужто порешить кого задумал? А ведь я и матерь твою ещё во-от такой козявкой помню. А где ж она, мать-то?