Все мы злодеи

— Если мы собираемся быть союзниками, даже временными, нам нужно использовать наше время с пользой, — сказала Изобель. — Это значит, что мы не можем сделать перерыв, чтобы отдохнуть. И так как Грив не желает делиться своей необработанной магией…

Гэвин напрягся и нахмурился, уставившись в пол. — Остальным из нас нужно пополнить наши запасы.

— У меня нет никакой необработанной магии, ясно? — Пробормотал Гэвин.

Ухмылка Алистера была зловещей. — Я так и знал.

— Итак, решено — мы с Бриони пойдем.

Изобель не нравилась идея быть наедине с Бриони, но ничего не поделаешь. — Гэвин может защищать Замок, а Алистер может отдохнуть. Надеюсь, мы не встретим Элионор и Финли по пути, но если всё-таки встретим…

— Я не хочу идти на поиски еще одной битвы, — пробормотала Бриони. — Не сегодня.

— Разве Элионор и Финли не предали тебя? — спросил Гэвин. — На твоем месте я бы хотел убить их

— Просто дело в том…

Голос Бриони стал напряженным, и она сглотнула.

Изобель уставилась на Бриони — на грязь, разбрызганную по ее ладоням, на дрожь в руке, на запекшуюся кровь Карбри.

Бриони раскалывалась, поняла Изобель. В это было трудно поверить после стольких лет, которые ее бывшая подруга провела, мечтая о турнире, но, очевидно, ужасная реальность не была к ней добра.

Изобель солгала бы, если бы утверждала, что это не принесло ей прилива удовлетворения.

— Просто дело в том, — продолжала Бриони, звуча все более измотанно, — что я не хочу драться с ними, потому что думаю, что есть шанс, что все мы, включая Финли и Элионор, сможем выйти из этого турнира живыми.

Изобель нахмурилась. Душевное состояние Бриони было хуже, чем она думала.

— О чем ты говоришь? — спросила она. Краем глаза она заметила, как Алистер и Гэвин обменялись настороженными взглядами. Они, должно быть, сочли слова Бриони такими же абсурдными, как и она сама.

— Этот турнир — проклятие, — продолжила Бриони. — А проклятия могут быть разрушены.

— Турнир — это не обычное проклятие, Бри.

Мягкость в ее тоне удивила даже ее саму. — Оно древнее. Могущественное.

— Просто подумай об этом. Если мы…

— Ты не первая, кто об этом подумал. Но каждый чемпион, который вбил себе в голову, что турнир может быть сорван, потерпел неудачу. И умер.

— Но это потому, что они все неправильно поняли. Есть…

— А у тебя все правильно, потому что…?

— Просто послушай меня, — фыркнула Бриони, ее голос повысился, усиленный высокими потолками и гулким камнем. Изобель изо всех сил старалась сдержать свой шок. Бриони искренне верила в то, что говорила. — Разве вы никогда не смотрели на карту Илверната и не думали, что это странно, что там семь ориентиров, расположенных по кругу? Это потому, что они не образуют круга. Они создают септограмму, и Столб Чемпионов находится в центре.

Изобель никогда не думала о городе таким образом, но она предположила, что в этом есть смысл. Тем не менее, она не видела, как рисование звезды на карте что-то изменило.

Похоже, приняв всеобщее молчание за поощрение, Бриони продолжила: — Когда наши предки наложили это проклятие, они сделали Ориентиры доской. А Реликвии были ингредиентами. Это означает, что если мы расположим доску так, как она была изначально, мы сможем полностью уничтожить проклятие.

— Ты имеешь в виду, поместить Реликвию в каждый Ориентир?

Спросил Гэвин, звуча так же скептически, как и чувствовала Изобель. — Это проклятие длилось восемьсот лет. Это определенно делалось раньше. Хотя бы случайно.

— Это не может быть просто какая-то Реликвия в какой-либо Достопримечательности, — сказала Бриони. — Я разговаривала с заклинателем, у которого была та же теория — что в истории турнира у каждой семьи есть своя история. Об Ориентире и Реликвии, которую предпочитают их чемпионы. Закономерность.

Изобель вспомнила, что ее отец рассказывал ей о том, что Макасланы когда-то имели особую связь со смертью, и именно поэтому их чемпионы обычно предпочитали Склеп и Плащ.

Не то чтобы это что-то доказывало. У каждого древнего рода были свои истории.

Бриони одарила остальных торжествующей улыбкой. — Разве вы не видите? Я нашла способ спасти всех нас.

Но Изобель беспокоила не только логика. Было что-то в выражении лица Бриони, что-то гордое, нетерпеливое и знакомое. Нежелательные, непрошеные воспоминания вспыхнули в ее глазах, как вспышка фотоаппарата.

— Что за черт? — выдохнула Изобель, останавливаясь перед своим шкафчиком.

Страницы, вырванные из главы Макасланов в Традициях Трагедии, были заклеены скотчем по всей двери. Вертикально поперек них большими красными буквами из баллончика было написано слово «ПИЯВКА», а из щелей шкафчика сочился прогорклый запах, как будто кто-то засунул внутрь проклятие из тухлого яйца.

Рядом с ней Бриони бросилась вперед и разорвала все бумаги. Она смяла их в кулаке. — Прошло уже несколько недель. Можно подумать, что к этому времени все уже должны были прийти в себя.

Это был далеко не первый акт вандализма, с которым столкнулась Изобель с тех пор, как эта книга была выпущена в прошлом месяце. Но это был первый раз, когда кто-то сделал это в школе.

Изобель посмотрела в конец коридора на шкафчик Бриони — нетронутый.

— Дело не в книге, — пробормотала Изобель, съеживаясь под взглядами других студентов, которые проходили мимо. — Дело в моей семье.

Недостаточно было того, что Макасланы сколотили состояние прискорбными средствами. Теперь они также могли добавить убийство к своему списку грехов.

— Это чушь собачья. Ты совсем не похожа на них. Ты даже почти не разговариваешь со своим отцом.

Затем Бриони произнесла заклинание на спичках, уронив кучу бумаг и позволив им сгореть на линолеумном полу.

Изобель отпрянула назад, не желая обжечься. — Что ты делаешь? Из-за тебя у нас будут неприятности.

Это Изобель стоило быть возмущенной, а не ей. И тон Бриони, когда она говорила об отце Изобель, беспокоил ее. То, что она не всегда жила со своим отцом, не означало, что он все еще не был ее отцом.