все сердца разбиваются

На сытый желудок море уже не казалось таким угрюмым и неприветливым. В сумерках бескрайний простор воды приобрел мистический, почти сказочный вид. Вдалеке, на набережной, зажглись фонари, но берега их желтый свет не достигал. Здесь, казалось, светилось само небо — тускло-белым, молочным свечением, на фоне которого черными штрихами метались птичьи силуэты. Расстелив пальто вместо покрывала, Шерлок и Джон сели на берегу, у самой воды.

— Ты раньше видел море? Когда был живым? — спросил Шерлок.

— Да. Да, один раз, я был здесь с сестрой и еще одной девушкой. Все говорили, она будет мне хорошей партией. Но я тогда чаще о карточных партиях думал, чем о брачных.

— Подробностей я не спрашивал, — грубо отрезал Шерлок. — Здесь у нас не вечер воспоминаний.

Джон усмехнулся, но ничего не сказал. Шерлок сдвинул брови, перекатывал на языке, прежде чем спросить.

Как глупо.

Он взял круглый камушек и швырнул его в море. Темнота проглотила его прежде, чем он ушел под воду. И Шерлок спросил:

— Когда ты жил… ты любил кого-то?

— Да.

— Я не имею в виду сыновнюю или братскую любовь…

— Конечно, я понял.

Шерлок кивнул, пытаясь разглядеть в сумерках, где кончается море и начинается берег.

— Кого?

— Сейчас уже не вспомнить. Это было так давно, Шерлок…

Он все еще усмехался. И лгал, конечно.

— Спасибо, — сухо сказал Шерлок, Джон кивнул. Затем вскочил на ноги.

— Подождешь?

Шерлок думал было, Джон снова решил искупаться, но тот побежал в сторону кафе. Шерлок сидел и слушал, как море подбирается все ближе с каждым приливом волн.

— Не обольщайся, ты его не получишь, — сказал Шерлок. Дернул плечом. — Впрочем, я тоже.

Джон вернулся, с шумом и пыхтением устраивался рядом, вынудив Шерлока покинуть Чертоги и открыть глаза. Джон зажег свечу, воткнув ее в песок возле их ног. И теперь охранял маленький огонек, закрыв ладонями от ветра.

Шерлок силился понять, что к чему.

— Сантименты? — обреченно уточнил он.

— Сантименты, — обнадежил Джон. — И прости, что я тогда затушил свечку.

— Это ничего для меня не значило.

— Я знаю.

— Ты выглядишь глупо.

— Я знаю, — Джон улыбнулся, убрал руки, и Шерлок дернулся вперед, чтобы защитить огонь от ветра. Джон засмеялся. — Она не погаснет, не переживай.

— И не думал даже.

— Конечно…

— Именно так.

— Помолчи лучше!

Когда свечка почти догорела, Шерлок вынул ее из песка. Капнул немного воска себе на ладонь, позволил ему застыть, а потом сцарапал с кожи и сунул в рот. Джон смотрел на него с любопытством.

— В детстве я любил так делать, — объяснил Шерлок зачем-то.

— Это ведь больно.

— Да.

Джон взял у него свечу, вылил воск себе на ладонь, гладкую, без единой линии. Шерлок накрыл его ладонь сверху, и воск застыл между их рук.

— Нам рано вставать завтра, — напомнил Джон спустя некоторое время.

— Если не хотим пропустить поезд, — уточнил Шерлок.

— Не хотим, у тебя ведь завтра важный день, — Джон посмотрел ему в глаза, и Шерлоку пришлось справиться со страхом. Он говорит про работу. Только про работу. Встретив взгляд Джона, Шерлок выглядел безмятежно.

Они повернулись к морю спиной и пошли в город. Но прежде, чем покинуть пляж, Джон увлек Шерлока на песчаный пригорок. Улыбаясь заговорщически, Джон вдруг повалился на спину и растянулся на песке, размахивая руками и ногами. Шерлок закатил глаза к небу, но аккуратно опустился рядом, повторяя его движения. Они поднялись и пошли к дому, оставив двух песчаных ангелов исчезать в сумерках.

*

В тесной ванной было не разойтись. Шерлок прислонился к раковине, стараясь избежать столкновений с локтем Джона — тот рьяно чистил зубы, встав на цыпочки, чтобы не так заметно было в зеркале их разницу в росте.

— Зачем тебе это? — не выдержал Шерлок, когда острый локоть в очередной раз заехал ему по ребрам. — У тебя изо рта ничем никогда не пахнет.

— Может, я хочу, чтобы пахло, — сердито покосился на него Джон. Он выглядел уморительно, перепачканный пастой, в нелепой пестрой пижаме и тапочках. Такой домашний. Такой настоящий.

Шерлоку все это казалось дикостью, безумием. Его смерть и любовник стоит рядом с ним, в тапочках, изображающих двух пушистых…

— Что это вообще? Мыши? Кролики?

— Мне кажется, это морские свинки.

Пару секунд они оба в недоуменном молчании разглядывали ноги Джона, а потом расхохотались.

Когда пришло время, погасили свет и легли в постель, под одно одеяло. Смотрели друг на друга в темноте, соприкасаясь ногами. И это тоже было дико, невозможно. Шерлок не мог привыкнуть к тому, что можно вот так — и по-другому тоже можно, что Джон хочет того же. Легче легкого протянуть руку и тронуть, поцеловать, прижаться; показать, что собираешься инициировать половой акт.

Невероятно.

Губы Джона были мягкими и влажными, оставляли следы, которые сначала горели, а потом становились уязвимыми для холода, для всей тысячи сквозняков в этом щелястом доме. Руки Джона были теплыми и крепкими, сжимали, гладили, искали что-то на его теле, направляли, сдавливали. Шерлок задыхался в чересчур крепких, мужских, грубых объятьях, замирал от внезапных хриплых стонов под ухом, загорался от трения — тело по телу, тело по простыне, в темноте, в безвоздушном пространстве.

Шерлок хотел всего, и не мог решить, с чего начать. Он сползал вниз по телу Джона, ощупывая ребра, целуя живот, мягкий, но мгновенно напрягающийся от слишком смелой ласки. Шерлок вылизывал, кусал, прижимался щекой и носом, вдыхал и временами забывал выдохнуть. Джон содрогался под ним, ища выход своему напряжению, впиваясь зубами в уголок подушки – не кричать, только не кричать, приличия прежде всего. Джон запрокидывал голову, выставляя короткую шею с твердым адамовым яблоком, которое Шерлок облизывал и хватал губами; так хотел надкусить — оставить отпечаток, оставить признание. Что-нибудь вроде: