Все схвачено
Шрифт:
– О’кей, – сказал он, наливая себе морсу в стакан, – потом посчитаем.
Поели славно. Не три звезды по знаменитому ресторанному гиду, но и не казенная столовка, запахи которой помнились Легату доселе. В такой – институтской – столовке он в свое время гастрит словил, на третьем курсе это случилось, то есть, коли учесть реалии, года через два и схватит. А пока ему – по местному счету – всего семнадцать…
За обедом Диггер и Бур поначалу пытались расспрашивать Легата о том, что происходило за стенами полковничьего кабинета. Легат расспросы пресек мимически: закатив глаза, прижав указательный палец к губам, обведя им же верхние и нижние углы гостиной: мол, слухачи на связи, мол, когда я ем, я глух и нем.
Поняли
Потому что человек – существо занятное, отличающееся высокой степенью адаптации к предлагаемым обстоятельствам. Вспомните: фронты, лагеря, Великие Стройки, освоение непахотных земель и пр. Попадали туда люди из родных насиженных мест и – привыкали. А что делать-то? Воля к жизни у homo sapiens велика есть…
Пересади слона, к примеру, в тайгу. Сдохнет.
Легат был рад, что в этом кошмарном приключении у него оказались толковые и немногословные спутники, которые легко признали его лидером. В принципе он изначально лидировал, когда ни с того ни с сего вырвал их из привычных условий. В тоже, конечно, привычные, но если вам лично не надо, скажем, идти на работу, на дворе, скажем, выходной, а вас выдергивают – даже не на ЧП, а кому-то праздному что-то праздно потребовалось, – то вы вряд ли полетите туда на крыльях любви. Разве не так?.. А Диггер с Буром – из тех, кому говорят «Надо!», и они идут, не спрашивая: на кой хрен им это вздорное и вообще чужое «надо». Солдаты! Герои! Смертники!..
Хотя последнее – рановато и – лишнее…
– А если нас тоже вызовут на допрос? – молчаливый Бур абсолютно обыденно употребил неупотребляемое в их обиходе понятие.
– Вызовут, естественно. Мне, что ли, за всех отдуваться, – начал объяснение Лидер. Он хотел коротко, максимально иносказательно и непонятно для слухачей наставить подельников на правильную стезю: что, как и когда говорить, а что никогда и никак. И при этом максимально понятно для Диггера и Бура. – Я ничего не скрывал, мне скрывать нечего. Сказал, что про спецметро в Столице теоретически знают едва ли не все, а кое-кто и лично мимо проходил или там проползал… Кто знает точно?.. Ну, скорее всего Контора. Но там сведениями не делятся, там сведения добывают и сами используют. Специфика. Мне о метро сказал мой Прямой Начальник. Просто так. Он, кстати, знавал Гумбольдта. Я заинтересовался, попросил денек отгула, он разрешил, я связался с тобой, Диггер, ты – с Буром, и вот мы – здесь, блин. Приплыли. Я, пока говорил с полковником, искренне думал, что Контора – это наша Контора, что можно позвонить моему Командиру, и он подтвердит. Я не понимал, почему полкаш не въезжает: сними трубку первой связи, спроси – ответят. И только в самом конце, я говорил вам, увидел на его погонах не наши гербы…
– Почему не наши? – спросил Диггер. – Все равно наши. Ты что, не был пионером, комсомольцем?
– Был, был. Оговорка по Фрейду. Привык к орлуше… Короче, хотелось бы убедить полковника…
– В чем? – это уж Бур вставил.
– В том, что мы не врем.
– А на хрена ему этот ход? – настаивал Бур, которого прорвало на слова.
– Какой ход? – не понял Легат.
– В прямом смысле. Отсюда туда. Или наоборот.
– Не знаю, – честно сказал Легат. – Подходя тактически там или стратегически, может, и нужен. А может, и не нужен. Тем более, что они о нем что-то знают, иначе не караулили бы так…
Говорилось больше, чем хотел Легат. Но, здраво подумав, решил, что это спонтанное обсуждение может разъяснить вольным слушателям, а то и убедить их, что ход Легат с друзьями и вправду обнаружил неожиданно и без умысла, что никакие они не разведчики, не враги, не супостаты. Так, случайные туристы…
– Сдается мне, – сказал он медленно и раздумчиво: пусть слушают, пусть услышат, наконец, что они не врут. Они же, фигурально выражаясь, не знают о прослушке, они же думают, что одни… – Сдается мне, – повторил
через паузу, – что была какая-то бяка с этим ходом, кто-то через него прорвался сюда, был заловлен и с тех пор ход охраняют.– Это лодочник, что ли, охраняет? – усмехнулся Диггер.
– Он же приплыл. У него там какой-то звонок…
– Какой, в жопу, звонок, Легат? Ну, зазвенел, ну, зажглось что-то, ну, телефонировал он в Контору о тревоге… или, уверен, в Конторе свое оповещение есть, здесь фраера никогда не работали. Ну, догадываюсь, что звонок этот… или что в этой самой Конторе есть?.. оповещает службистов раз в… не знаю… раз в десять лет! Если мои сведения точны, то последним к этим воротам приходил Гумбольдт. А это было давно. Он заржаветь должен был, звонок этот!.. И Харон мне чего-то не по душе. Никакой он не лодочник, а, например, спецназовец на пенсии. А спецназовцев на пенсии не бывает…
Разговор шел в принципе допустимо, но Легат чуял некий перебор. И, видно, не зря чуял.
Дверь открылась, появился давешний серый «старшой», спросил:
– Пообедали? Претензии есть?
– Претензий нет, – браво сообщил Бур.
– Отлично. Товарищ Легат, вас просит товарищ Полковник.
– К его услугам, – сказал Легат и наказал товарищам: – Ждите. И до вас дело дойдет. Не так ли, товарищ капитан?
– Не могу знать, – ответил «старшой».
– А кофе здесь дают? – спросил наглый Бур.
– Дают, – подтвердил «старшой». – Я распоряжусь.
И пошли они по великому коридорному пути.
7
Полковник ждал Легата в полном параде. Говоря проще, в кителе при погонах с гербом.
– Пообедали? – поинтересовался.
– Спасибо, – ответил.
– Присаживайтесь…
Ох, это суеверное «присаживайтесь»! Здесь сказать «садитесь» значит заранее приговорить допрашиваемого. Великий, могучий, дву-, трех-, десятисмысленный русский язык!
– У меня к вам всего лишь пара вопросов, – сказал Полковник все так же вежливо и, кстати, на вполне достойном русском, что не норма для нынешнего (время Легата) и давешнего (время полковника и когда-то Легата тоже) офицерства.
– Внимательно слушаю, – подчеркнул Легат.
Ему было вольготно, теплые куртку и штаны он оставил в гостевой, сидел перед Полковником в водолазке и легких спортивных штанах, в коих ходил и в тренажерный зал – качать мышцу.
– Первый. Смогли бы вы привести более убедительные доказательства того, что вы действительно работаете в не коем органе власти на достаточно высокой должности? Второй…
– Простите, – хамски перебил его Легат. – Я так понимаю, что вы приняли за отправную точку дальнейшей беседы то, что мы с вами живем в разное время, разделенное четырьмя десятилетиями, верно?
– Вы правы, – подтвердил Полковник. – Именно принял за отправную точку.
– Представьте себя на моем месте. Как бы вы доказывали? Начертили схему структуры Службы Верховного? Перечислили фамилии, имена и отчества руководителей всех мало мальски заметных рангов? Описали бы структуру Правительства, тоже с именами? Но кто подтвердит, что вы… то есть я, представив вам эти данные, не сочинил их тут же на ходу? Или меня не накачали умной дезинформацией те, кто заслал нашу группу в Столицу? Как проверить-то? А вдруг я агент вражеской державы, коих у Страны в данное время было немало?
Странно, но Полковник засмеялся. Казенным таким смешком, сухим, как дощечка о дощечку стукнула.
– Я же не идиот, за которого вы, не исключаю, меня принимаете. Я плохо представляю себе вражеского агента, который выдает себя за пришельца из будущего. Поверьте, в истории разведки прецедентов не было. Я говорю сейчас с вами предельно откровенно, потому что… – Он на миг умолк, будто колебался: сказать – не сказать. Но закончил фразу: – Я не верю, а знаю, из какого времени вы появились здесь.