Все совпадения неслучайны (Черная роза)
Шрифт:
– У нее была депрессия… В таком состоянии…
– Меня не интересует ее состояние! – заявил старик, выпуская Борису Ивановичу в лицо очередную порцию удушливого дыма. – Меня интересует ее местонахождение!
– Но позвольте…откуда я знаю?
Доктор чуть не плакал от страха и унижения.
Глубоко посаженные глазки рыжего посетителя сверкнули такой неподдельной ненавистью и открытой угрозой, что у Бориса Ивановича началась нервная дрожь.
– Я… я не з-знаю…– заныл он, безвольно откидываясь на спинку стула и закатывая глаза. – Хотя…она обращалась к экстрасенсу!
– Экстрасенсу? –
– Да-да! – обрадовался доктор. – Это Игнат! Знаменитый ясновидящий и целитель! Я вам скажу его адрес! Он может подсказать, где Валерия.
– Пф-ф-ф… – выпустил рыжий посетитель клуб дыма прямо в нос Бориса Ивановича.
Этого доктор не мог выдержать. Его организм, не привыкший к ядовитым испарениям, устал от напряженной борьбы и отключился.
Очередной пациент, робко стучавший в дверь, наконец, не выдержал и приоткрыл ее.
– Доктору плохо! – шепотом сообщил он стоявшим в очереди больным. – Он уснул.
Борис Иванович, конечно же, не спал. Он не позволял себе таких вольностей на рабочем месте. Доктор был в глубоком обмороке…
Как его привели в себя, сделали укол и отвезли домой, Борис Иванович помнил смутно. Дома, едва живой от слабости, он пытался восстановить в памяти происшедшее, но…без особого успеха.
– Это все переутомление, – решил он. – Я слишком много работаю. Который год без нормального отпуска! Я не думаю о себе…
Счастливые и довольные жизнью люди раздражали Бориса Ивановича. Он тщательно скрывал это не только от окружающих, но и от самого себя. Духовная чистота, которой он достиг, подразумевала любовь к ближним. Это противоречие разрушало его изнутри, лишало покоя и уверенности в себе.
Счастливые люди заставляли его задавать себе один и тот же вопрос. Почему он не чувствует удовольствия от жизни? Ведь он еще не стар, здоров, любит свою работу, имеет успех у женщин… В чем причина? Он ходил в церковь, исповедовался, причащался, постоянно читал духовную литературу, но… Это «но» доктор объяснял невозможностью испытывать радость, когда вокруг столько несчастных, больных и заблудших! Только эгоист может веселиться на пепелище! Только глупец торжествует, когда вокруг стоит стон и плач!..
С этими мыслями он и уснул, твердо решив, что возьмет отпуск и поедет к матери, отдохнуть хотя бы душой! Борис Иванович привык трудиться, не покладая рук, и не сможет позволить себе пробездельничать целый месяц!
В музее стояла привычная тишина. Посетителей было мало, и Вика могла отдохнуть. Ей нравился зал, в котором располагалась экспозиция дворянского быта. Мебель, картины, кое-какая посуда, – все из бывшего имения Баскаковых. Теперь девушка смотрела на знакомые экспонаты совершенно другими глазами.
Портрет Александры произвел переворот в ее душе. Какая прелестная женщина! И какая несчастная. Страшно подумать, что эта жгучая, обворожительная дама, разодетая в шелка и бархат, рассталась с жизнью в самом расцвете юности и красоты. Ужасная и загадочная судьба!
Вика вспомнила, как странно вел себя Николай в коломенском доме. В общем, молодой человек произвел на нее приятное впечатление… Внимательный, вежливый, не жадный. И поговорить есть о чем. Пожалуй, она не против встречаться с ним. А старик, который показывал
им портрет, Вике не понравился. Особенно взгляд, – так и пронизывает насквозь! Фу! Сам рыжий, кудлатый, с бакенбардами… Кто сейчас носит бакенбарды?Девушка вздохнула. Все-таки, раньше жизнь была интереснее! Какое платье было на Александре, какая прическа, какие жемчуга! А серьги… У Вики захватило дух, когда она их увидела. И это на портрете! Какие же они тогда наяву, «живьем»?
Александра завладела вниманием девушки. Красавица с необычной, трагической судьбой, героиня любовной драмы, которая унесла свою тайну в могилу… Разве сравнишь со скучной повседневной жизнью Вики? Дом, музей, библиотека…иногда магазины, мамины нравоучения, одинокие вечера у телевизора, школьные подружки, развлекающиеся местными сплетнями… Беспросветное, тягучее, монотонное существование.
Ах, как Вика мечтала, что вырвется когда-нибудь из этого душного, надоевшего ей мира! Потому ее и увлек Валентин, что он не здешний. Он обещал ей свидание, – не в кафе, дискотеке или парке, а на развалинах старинной усадьбы, ночью, в полнолуние…там, где бродят души погибших возлюбленных…
Николай тоже ничего. Пригласил ее в Москву, и обещал вернуть бумаги из музейного архива. Вика была неглупой девушкой, и когда Валентин перестал ей звонить, сумела безжалостно проанализировать их отношения. Он не собирался за Викой ухаживать, – он просто-напросто ее использовал. Выпросил дневники Полины и скрылся. Интересно, что в них такого было? Надо будет почитать…
– Виктория, – прервала ее размышления дежурная. – Я ухожу. Ты закроешь?
– Да, конечно.
– Не забудь проверить все окна и включить сигнализацию.
– Посетители все ушли? – спросила Вика.
Она любила оставаться в музее одна, в полутемноте, окруженная старыми вещами, запахом лака, дерева и пыли. Мама с детства брала ее с собой на работу, и все тут, от наконечника каменного топора до штыка времен первой мировой войны, было ей родным и знакомым.
– Мы с тобой одни остались, – ответила дежурная. Она уже оделась и торопилась уйти. – У моего Пашки день рождения, – ребята придут. Надо хоть картошки сварить, салатик какой-то сделать… Я побегу!
Вика проводила ее, заперла дверь и вернулась в «дворянский зал». Свет почти везде был потушен, но она могла ходить по музею с закрытыми глазами. Проходя по залу старинного оружия, девушка услышала слабый шорох. Наверное, мыши! Надо будет завтра сказать маме.
Почему она осталась? Ей захотелось побыть одной, подумать… Да и бумаги кое-какие привести в порядок. Но работа не ладилась. Неясное беспокойство мешало сосредоточиться. Вике показалось, что за ней кто-то наблюдает из-за пыльных портьер.
– Что за ерунда! – рассердилась она на себя. – Не хватало только превратиться в такую же трусиху, как Макаровна!
Макаровна убирала в музее, но только в присутствии кого-то из сотрудников. Она работала так давно, что сама стала чем-то вроде экспоната. К ней привыкли и не обращали внимания на ее причуды. Макаровна любила повторять, что в музее обязательно произойдет что-то ужасное…и ни за что не хотела оставаться одна. Поэтому уборку она делала утром, до открытия, когда приходил кто-то из работников музея.