Все танки Первой Мировой. Том IIСамая полная энциклопедия
Шрифт:
Однако вплоть до перемирия германцы еще не раз демонстрировали «местные» примеры довольно действенной ПТО. Эффективность борьбы артиллерии с танками резко снижалась, когда танковые атаки производились под прикрытием естественного или искусственного тумана и в сопровождении стрелков и пулеметчиков, приводивших к молчанию выдвинутые вперед противотанковые орудия.
Явно сказывался недостаток инженерных заграждений. Примеры тому дали Камбрэ, Суассон, прорыв у Амьена 8 августа. Большинство заграждений требовало на их организацию немало времени и материалов. Так, германские саперы, кроме рвов, готовили надолбы в виде рельсов, вкопанных под наклоном 45° в сторону противника на расстоянии 1,5–2 м друг от друга. Иногда несколько рельсов скрепляли болтами, протягивали между ними проволоку. Использовали завалы из бревен, повозки с камнями, стенки из пней, залитые бетоном. Улицы селений в ряде мест перегораживали бетонными пирамидами, располагая их в шахматном порядке и усиливая рельсами. Но они нередко оказывались слишком редки для легких танков. Зато широкие британские тяжелые танки эффективно задерживались баррикадами на улицах и завалами в лесных
В качестве противотанковых мин использовали фугасные артиллерийские снаряды, мины тяжелых минометов, снаряжая их нажимным взрывателем мгновенного действия. Снаряды зарывались вертикально или с наклоном в сторону противника, накрывались нажимной планкой, укрытой дерном. Поскольку считалось необходимым совершенно разрушить танк — а значит, обеспечить мощное фугасное действие, — предпочитали 24-см и 30-см снаряды.
Но минные заграждения часто оказывались слишком редки, и мощность фугасов оказывалась бесполезной. Так, лейтенант Кнапс, командир роты 97-го пехотного полка, рассказывал о бое 8 августа 1918 г. южнее Соммы: «Мой предшественник при передаче участка сказал мне, что они в последнее время слышали шум танковых моторов. Поэтому я тотчас же приказал саперам поставить 2 противотанковые мины на полевой дороге в 50 м впереди пулеметного взвода, а также на полевой дороге южнее хутора Гайи… Рано утром 8 августа… начался страшный ураганный огонь… Мимо пулеметного взвода прошел большой танк, который подошел с полевой дороги, не задев, к нашему несчастью, противотанковых мин». Это пытались как-то компенсировать, соединяя мины наложенными сверху поперечными брусками и дощечками так, чтобы танк обязательно нажал на брусок, а через него — на взрыватели одной-двух мин. С помощью артиллерийских снарядов минировали и проволочные заграждения («затаптывание» которых было одной из задач танков), используя взрыватель с выдергиваемой чекой. Применяли и мощные фугасы, вмещавшие до 50 кг бризантных ВВ. Опыт вскоре показал, что такие заряды излишни, поскольку для обездвиживания танка достаточно перебить гусеницу и разрушить пару катков, что достигалось зарядом около 1 кг. К тому же большие ямы под фугасы требовали больше времени и демаскировали минное поле — на аэрофотоснимках такие поля проявлялись в виде рядов точек. Мины из снарядов или изготавливавшиеся из подрывных зарядов непосредственно в войсках были малонадежны. Была срочно разработана и запущена в производство противотанковая мина с корпусом из просмоленного деревянного ящика размером 330x230x150 мм, снаряженная 3,6 кг пироксилина, со взрывателем нажимного действия или с чекой. Датчиком цели мог служить нажимной брусок. При использовании натяжного взрывателя от него протягивали проволоку к столбу (колу) проволочного забора так, чтобы при наезде танка на столб мина взрывалась под днищем танка. Были созданы и переносные быстро маскируемые противотанковые мины в виде плоских деревянных коробок размером примерно 250x205x50 мм, снаряжавшиеся стандартными шашками ВВ и снабжавшиеся рукояткой для переноски с пружинным креплением, так что рукоятка служила еще и нажимным датчиком цели. Усилие срабатывания было не более 45–50 кг, так что мина могла сработать и от наступания ногой. Эти мины окрашивали камуфляжной окраской, что должно было затруднить их обнаружение при быстрой открытой установке на грунт. 25–26 октября 1918 г. близ Виллер-ле-Сен шесть танков «Рено» подорвались на тщательно замаскированном свежем германском минном поле, а 30 октября в том же районе один «Рено» был выведен из строя переносной миной, уложенной в высокой траве. О значении минных полей свидетельствуют хотя бы британские опыты конца войны по созданию танка-тральщика.
Британские танкисты осматривают взятое в германских окопах однозарядное 13,3-мм противотанковое ружье «Маузер» (Tankgewehr 1918).
Стоит отметить появление уже в 1918 г. специальных противотанковых средств — противотанковой пушки, мины, ПТР, крупнокалиберного пулемета.
Система ПТО была неплохо продумана теоретически, однако объединение различных ее мероприятий и средств происходило скорее на бумаге, чем на практике. К тому же германским мероприятиям была присуща некоторая пассивность — они реагировали на события, но не пытались их предвидеть. Выработанная схема ПТО была пригодна для заблаговременно занятой обороны. В наступлении она не работала. Об этом свидетельствуют эпизоды весеннего германского наступления 1918 г. — скажем, беспомощность наступающих германских частей против контратаки семи британских Mk А «Уиппет» восточнее Каши 24 апреля 1918 г. (их действия против двух батальонов германской пехоты даже англичане описывали как «побоище») или французских «Рено» FT у леса Рец (близ Виллер-Котере) в мае-июне.
Стоит отметить, что весеннее германское наступление 1918 г. показало и неготовность союзников к борьбе с германскими танками. Видимо, успокоенные своим «первенством» в применении танков, англичане и французы почти не занимались проблемами ПТО. В 1918 г. крайне немногочисленные германские танки часто успевали продвинуться весьма глубоко, прежде чем на них реагировала артиллерия союзников. Пехота же союзников оказывалась совершенно беспомощна, хотя британской пехоте в 1918 г. и предлагалось использовать против танков, например, ружейные гранаты. Во Франции к концу войны в рамках формирования траншейной артиллерии сформировали противотанковую артиллерию (D.C.T.) в составе нескольких отдельных батарей, но сразу по окончании войны ее ликвидировали. Британские инженеры
после появления германских танков весной 1918 г. разработали противотанковую мину, снаряженную зарядом в 6,35 кг, так же как и в германских минах, набранным из стандартных пироксилиновых шашек, с нажимной крышкой, связанной с рычагом, инициировавшим детонатор.Борьбу с бронесилами рейхсверу приходилось вести и на русско-германском фронте. Он был более растянут, менее плотно «населен» войсками и огневыми средствами, оставляя больше места для действий бронеавтомобилей, чем на Западе. Это способствовало тому, что на протяжении всей мировой войны русская армия применяла бронеавтомобили намного активнее своих союзников и противников. Причем применяла прежде всего как боевое средство. Хотя «боевые выезды» бронеавтомобилей имели лишь местное тактическое значение, они заставляли противника применять меры обороны — стрельба бронебойными пулями, обстрел из полевых орудий, завалы и баррикады на дорогах.
О роли различных средств в системе ПТО можно судить по распределению потерь французских танков в период с 18 июля по 11 ноября 1918 г., т. е. в последние четыре месяца войны, когда и танки применялись в большом количестве и часто, и различные средства ПТО в рейхсвере были в наличии:
1) от артиллерийского огня — 301 танк «Шнейдер» и «Сен-Шамон», 356 «Рено» FT;
2) от противотанковых мин — 3 танка «Шнейдер», 13 «Рено» FT;
3) от оружия пехоты — 3 «Шнейдер», один «Рено» FT;
4) по неизвестным причинам — один «Шнейдер», 70 «Рено» FT.
До 98 % боевых потерь танки союзников в ходе Первой мировой войны понесли от огня артиллерии (речь идет именно о боевых потерях, без учета потерь из-за технических неисправностей). Инженерные же боеприпасы, противотанковые средства ближнего боя находились еще в периоде младенчества.
Французский подполковник Перре приводил такие сравнительные данные о потерях британских и французских танковых сил:
К опыту противотанковой обороны 1916–1918 гг. в Германии подошли очень внимательно. Далеко не все были согласны с утверждением Людендорфа, что «наилучшим оружием против танков были нервы, дисциплина и бесстрашие». Достаточно вспомнить хотя бы 37-мм противотанковую пушку ТаК 28, созданную фирмой «Рейнметалл» в 1928 г. На то время она оказалась наиболее современным и перспективным образцом и стала основой не только германской пушки РаК 35/36, но и советской 37-мм противотанковой пушки обр. 1931 г. и 45-мм обр. 1932 г., и японской 37-мм Тип 97, и американской 37-мм М3.
Русские проекты противотанковой обороны
В известном немом кинофильме «Обломок Империи» русский солдат Первой мировой войны получает «Георгия» за подбитый германский танк. Это воплощение «кошмара войны» («роль» танка в фильме исполнил «Рено») — фантазия. На Русском фронте Первой мировой танки, как известно, не появились ни с одной стороны. Германия, даже начав разработку своих танков, не планировала пока использовать их на Востоке. Однако вопрос противотанковой обороны был поставлен в русской армии сразу после первых сообщений о действиях британских танков. Ни у кого тогда не возникало сомнений в способности Германии приступить к скорой постройке подобных машин — возможности Германии тут даже переоценили. Был уже и опыт столкновений с германскими бронемашинами — немногочисленные полубронированные германские автомобили в Восточной Пруссии в 1914 г. и тяжелые бронеавтомобили на Русском и Румынском фронтах в 1916-м действовали весьма успешно.
Несмотря на весьма ограниченное использование бронеавтомобилей противником, основные приемы борьбы с такими машинами были выработаны уже в первые два года войны. Меры противодействия делились на пассивные и активные. К первым относилось заграждение путей движения или только подготовка к заграждению или разрушению пути (если они нужны были еще для своих войск) с прикрытием заграждений огнем. К активным мерам, кроме огня полевой артиллерии, относили и «неожиданные, с самого близкого расстояния нападения пехотных засад с целью захвата их или опрокидывания». Для «опрокидывания» бронеавтомобилей пехотные части предлагалось снабжать слегами (толстыми жердями — не столь уж курьезное предложение для начальной стадии разработки проблемы), для разрушения — подрывными зарядами. Пехота могла применять также бронебойные винтовочные пули и ручные гранаты. Что касается собственных бронесил, то «Инструкция для боевого применения бронированных автомобилей», утвержденная приказом Верховного главнокомандующего еще 11 февраля 1915 г., указывала: «При встрече с бронеавтомобилями противника следует возможно скорее выдвинуть вперед, ближе к ним, свой бронеавтомобиль, вооруженный пушкой, для уничтожения бронеавтомобилей неприятеля. Отсутствие пушечных бронеавтомобилей не должно служить основанием к отходу в этом случае наших пулеметных бронеавтомобилей; наоборот, последние должны стремиться всеми мерами если не совершенно уничтожить своего противника, то заставить его отказаться от безнаказанного поражения наших войск». Такая тактика была бы пригодна и в борьбе с танками.
76-мм орудие для бронеавтомобиля проявило себя и как противотанковое средство.
Данные разведки о германских работах над танками заставили русское командование принять меры к защите войск и против них. Уже 1 декабря 1916 г. Инженерный комитет Главного военно-технического управления признал, что «лучшими средствами для борьбы с подобными автомобилями (танки относили к „тяжелым бронеавтомобилям“. — С.Ф.) могут служить главным образом артиллерийский огонь и фугасы». В качестве возможных средств борьбы указывались удлиненные заряды унтер-офицера Семенова, созданные для подрыва заграждений, большие рвы треугольного профиля и управляемые наземные мины.