Всё укроется снегом белым…
Шрифт:
– Витя, Витя! – закричала я в трубку. – Не волнуйся, что мой телефон не отвечает, я потеряла ключи. Нет, не надо, я буду ночевать у хозяйки. Запиши её телефон на всякий случай, а замок мне поменяют завтра.
Нина переглянулась со своим красавцем.
– Давайте к столу, ты же, наверно, голодная.
Красавец мою дверь вообще открыл скрепкой и сменил замок в две минуты.
– Нина говорила, что вы одна и очень вас хвалила.
– Уже не одна. Простите меня, спасибо вам большое!
И звонок Вите:
– Всё в порядке, я дома.
Утром
Я лежала и думала, что из намеченных дел можно отложить, а что и вовсе отменить. Оказывается, всё можно, почти безболезненно. Надо как-нибудь попробовать это делать без температуры, столько времени освободится!
Позвонил Витя:
– Мы увидимся сегодня?
– Ты знаешь, я разболелась. Поправлюсь, обязательно позвоню! Нет, не приезжай, у меня всё есть. И горчичники есть, я умею их ставить сама. Я всё умею сама! Очень просто, берёшь газету, кладёшь на полотенце… Нет, Витенька, не приходи, ты заболеешь!
Он, конечно, пришёл после работы с какими-то замёрзшими осенними цветами и стал варить борщ. Потом, несмотря на все мои протесты, всё же поставил мне горчичники и убежал.
А тут прилетела Валя из Владивостока, мы стали подругами ещё после первой моей поездки, переписывались. Температура упала, я выздоравливала, мне всегда было некогда болеть! Та же врач в Ростове удивлялась – три-четыре дня, и я на ногах.
Позвонил Витя с работы:
– Как ты себя чувствуешь? Можно, я приеду сегодня?
– Упала температура. Но не приезжай, ко мне подруга прилетела из Владивостока. Через два дня улетит, приедешь.
– Целых два дня!
Мы сидим с Валей в ночных рубашках на диване.
– Я слышала по радио твою передачу про БАМ. Не удивилась, от тебя всегда начальству одни неприятности! Думаешь, у нас забыли про Находку? Приехала тихая девочка, поэтесса! А потом по её докладной – секретариат, головы полетели.
– Но мне писали – и машины им дали новые, и музыкальные инструменты.
– Ещё бы! Инструменты флот подарил, машины собирали по всему краю, с миру по нитке!
– Ты считаешь, это я зря?
– Нет, конечно, всё правильно. А как пропустили такую передачу по БАМу?
– Редактор у меня была, Алла Ласкина, пусть земля ей будет пухом. И саму передачу пробила, и пятнадцать лишних минут, представляешь, что это значит на радио, вся сетка летит! А сейчас её нет, и мне зарубили четыре передачи об Атоммаше. Говорят, никто работать не поедет! Да там фанаты работают, для них завод, это вся жизнь!
– Жалко. А как твой подполковник?
– Он уже полковник. Сколько можно прощать и прощать! Сейчас, кажется, всё. Я влюбилась, Валя, совсем в другого человека. Никогда бы не подумала, что смогу в другого. Странно, знаю его сто лет, а влюбилась вдруг! И радость такая, я забыла, что бывает любовь – и радость!
– Где он?
– Здесь, в Москве, ждёт не дождётся, когда ты уедешь!
– Так
я уеду сейчас! Сколько времени? Три часа ночи, ого! Ну всё равно.– Не выдумывай, уедешь завтра, он же на работе! И знаешь, это странно, но я даже не спешу с ним увидеться. Просто знаю, что он есть, и уже радость…
Вите я позвонила на работу:
– Валя уехала.
– Правда? Здорово!
– Ляпнула ей в три часа ночи, что ты ждёшь не дождёшься, когда она уедет. Она хотела немедленно вызывать такси и ехать в аэропорт, еле удержала.
– Знаешь, я просто обжёгся о твою кожу, когда ставил горчичники, потому и убежал. Не поверишь, ни с одной женщиной в жизни не было ничего подобного.
– Испугался? Не придёшь?
– Ты что! Приду сразу после работы.
Он обнял меня прямо в прихожей, и опять я почувствовала, что именно этих объятий ждала всю свою жизнь.
Было одиннадцатое декабря. Мы праздновали сначала каждое одиннадцатое, потом каждое одиннадцатое декабря, я и сейчас его праздную.
Он ушёл только за зубной щёткой. И когда я просыпалась ночью и смотрела на него, у него было счастливое, счастливое, счастливое лицо…
Я и представить не могла, что моя жизнь переменится так резко. Какие там походы с друзьями в театр, какие поездки к ним за город!
День крутился, как обычно, но каждый кончался вечером, и вечером был Витя.
Я начинала его ждать уже с обеда, бросала все дела в городе и неслась домой. Бесцельно бродила из комнаты в кухню и обратно, переставляла какие-то предметы и поглядывала на дверь.
Конечно, обед был на плите, ни пылинки в комнате, плита вычищена до блеска. Надо же было мне чем-то занять себя, пока он ждал, как на иголках, конца работы, ехал в метро и автобусе, поднимался в лифте.
Наконец, минута в минуту, раздавался звонок. И вот он, вот он, в старом своём пальто, старых туфлях зимой, шапка в руках и светится весь.
Поздним вечером смотрю из кухни, как он бреется на ночь в ванной, чтобы я не укололась о его щетину, и литые мускулы ходят по его спине. Сколько, оказывается, радости в каждых сутках, и как это сердце вмещает!
Красивых слов не говорил, только – я так тебя люблю!
Мне их не хватало, я выросла на великой литературе, где женщинам говорили красивые слова из одной галантности.
А как-то сказал:
– У тебя, оказывается, очень мало одёжек, один парадный фрак на все случаи жизни. Я думал, ты прекрасно одета!
– Много одёжек женщине не надо, нужно уметь сочетать. И ведь я хожу в разные места, это ты каждый день на работе, а одёжек у тебя не больше, к сожалению. Ничего, не бойся, не пропадём.
Странно, я сразу почувствовала, что это навсегда. Мне и в голову не приходило, что однажды он может просто не прийти ко мне с работы.
И среди этого счастья – звонок Владимира Сергеевича, как из другой жизни, я совершенно забыла о его существовании!
– Светлана, простите, я больше не стану вам звонить. Мне неприятно каждый раз слышать в трубке чужой мужской голос. Всего вам доброго!