Все ураганы в лицо

Хитроватый Василий Иванович, играющий иногда в этакого простачка, сделал вид, что страшно удивлен приездом командующего, и все допытывался: а как там, на правом фланге, Уфу, наверное, уже обошли, и нужно торопиться тут с форсированием, а то, чего доброго, опоздаешь…

Михаил Васильевич посмотрел на него и рассмеялся. Сказал:

— Ну кто может тягаться с Чапаевым в быстроте и натиске? Нет таких. Один Кутяков у вас чего стоит! Я думаю так: нечего нам тут прохлаждаться у речки. Составим ударную группу во главе с Кутяковым, введем в нее иваново-вознесенцев, разинцев и пугачевцев, дадим кавполк, всю авиацию и все броневики — и ударим по Уфе!

Чапаев расцвел в улыбке: такого приказа он и ждал все последние дни.

— Буду в Уфе через двадцать четыре часа!

Может быть, он несколько переоценивал возможности своей дивизии, но перед боем лучше переоценить, чем недооценить.

Переправа через Белую началась ночью. Неясно проступал из темноты противоположный крутой берег. Там чапаевцы занимали ничтожный пятачок, а дальше над ними дыбились кручи, где были окопы и проволочные заграждения противника. Бесшумно погрузился на пароходики Иваново-Вознесенский полк. За ним грузились пугачевцы.

Переправой руководили Фрунзе и Чапаев. Все обошлось без единого выстрела. С рассветом Михаил Васильевич приказал открыть артиллерийский огонь. После артподготовки ивановцы пошли в штыковую атаку на деревню Новые Турбаслы, пугачевцы — в обход с юга.

Михаил Васильевич не мог больше оставаться на место: пустил коня вплавь через реку. Выбравшись с Кутяковым на берег, они сразу оказались в гуще боя. Противнику удалось потеснить ивановцев, у которых вышли все патроны. Полк откатывался к реке.

Фрунзе спрыгнул с коня, взял у ординарца винтовку и бросился вперед.

— Ивановцы, за мной, в атаку!

Его узнали: «В цепи Арсений!» Он всегда был с ними, и всегда впереди. И сейчас он был с ними, вот тут. То, что случилось потом, явилось полной неожиданностью для противника: ивановцы, как по команде, остановились, повернули и с криками «Ура Арсению!» пошли в штыковую атаку. Это была не просто атака, это была исступленная драка штыком, прикладом, голыми руками. Противник не выдержал, выскочил на шоссе и побежал на Уфу.

На переправу Михаил Васильевич вернулся с двумя винтовками.

— Вот взял трофеи.

Иван Кутяков, однако, в восторг не пришел. За свои двадцать два года Кутяков повидал немало, его любили за удаль и за сметку, за то, что лихо играл со смертью, бросая свою бригаду в лоб на противника; он ценил личную храбрость в других; но сейчас Кутяков про себя осуждал поступок Михаила Васильевича. Командующий не должен поддаваться порыву, сломя голову бросаться наподобие рядового в атаку. Это прямо-таки никуда не годится! Командующий обязан быть смелым в своих оперативных и тактических замыслах. Здесь-то в смелости Фрунзе упрекнуть нельзя. Но зачем подставлять голову под пулю? Даже трудно передать в словах, что пережил Кутяков за те полчаса, пока командующий с винтовкой наперевес гонялся за беляками! Кутяков, конечно, не имеет права выговаривать командующему. Все, что он мог сделать, это послал своих лучших ординарцев с наказом: если ранен или убит, немедленно доставить на переправу.

У Ивана Кутякова была личная привязанность к Михаилу Васильевичу. У Фрунзе Кутяков перенял одну военную истину, которая всякий раз на практике давала поразительный эффект: при всех операциях, особенно против конных частей неприятеля, не дробить полков; при наступлении действовать сосредоточение, имея сильные резервы. Если разобраться, совет простой. Но почему подобная мысль никому до сих пор не приходила в голову? А Фрунзе понял, возвел правило в силу тактического закона. Совсем недавно Фрунзе наградил Ивана золотыми часами. Как ни радовался Кутяков такой бесценной награде, во сто крат обрадовало другое: мимо зоркого глаза командующего не проходит ничего. Разбила бригада Кутякова Ижевскую бригаду Колчака — сразу на место событий приехал Фрунзе, в торжественной обстановке вручил красноармейцам и командирам награды, ордена. Ивану сказал:

— Комбриг без часов — почти не командир. Вот вам от Реввоенсовета фронта!

И все это было хорошо и красиво, на виду у всех. Но зачем все же Фрунзе пошел в атаку?..

Патронов и гранат подбросили. Бой развивался успешно. Сейчас самым уязвимым местом, пожалуй, была переправа — тонкая ниточка, соединяющая оба берега. Кто на пароходах, кто на плотах и лодках, кто вплавь на лошади — перебирались красноармейцы на плацдарм, который беспрестанно расширялся. На том, нашем, берегу, руководить переправой Фрунзе оставил Чапаева. Фрунзе должен был находиться на плацдарме, чтобы непосредственно руководить бригадами и полками, прикрывать конницей и артиллерией слабые участки. Много возни было с броневиками: их чуть ли не на руках переносили на шоссе.

Благодаря распорядительности Василия Ивановича, форсирование шло успешно. Противник, спохватившись, бросил на Красный Яр авиацию. Самолеты шли низко, швыряли бомбы, обстреливали переправу из пулеметов. В них палили из винтовок.

Собственно, все действия Фрунзе объяснялись его нетерпением, желанием любой ценой создать перелом здесь, под Уфой, выбить из города противника в возможно короткие сроки. Потому-то, выделив четыре дивизии и взяв их под свое личное руководство, он решил сам вести операцию за овладение Уфой. И не только стремление к победе во что бы то ни стало подгоняло его. Он думал об Уральске, который, будучи отрезанным от баз снабжения, доживал последние дни. Месяц назад Фрунзе послал радиограмму защитникам Уральска:

«Помощь вам идет… В ближайшие недели уральской контрреволюции будет нанесен последний, сокрушающий удар».

На помощь осажденному городу он послал отряд Плясункова, кавалерийскую дивизию и стрелковую бригаду. Но это не решит судьбу Уральска. Да, после успешного завершения Уфимской операции чапаевскую дивизию надо перебросить на Уральский фронт… Чапай все может!

Что ни день, Каменев шлет телеграммы: когда займетесь Уральском? Приходится успокаивать: подождите, мол, пошлем туда чапаевскую дивизию. Каменев недоумевает: а что это даст? Почему такая исключительная вера в Чапаева? Авксентьевского с его Четвертой армией окружили, а что в таком случае может сделать Чапаев? И Фрунзе отвечает, разозлившись вконец, что его отвлекают от главного: «Чапай все может!» После этого Сергей Сергеевич умолкает.

Пользуясь званием члена ВЦИК, Фрунзе отправил телеграмму Владимиру Ильичу, в которой просил поддержать дух гарнизона осажденного Уральска:

«Полагал бы целесообразным посылку приветственной телеграммы лично Вами. Телеграмму можно прислать на штаб Южгруппы, который передаст по радио».

Фрунзе знает: получив приветствие Ильича, уральцы будут драться до последнего дыхания.

Командующий даже в то время, когда он руководит ходом операции, думает о многих вещах, казалось бы, не имеющих прямого отношения к делу. Например, об авиации. В авиачастях Южной группы почти нет горючего, потому и невозможно вести воздушную разведку. В Москве снабжением горючим ведает Склянский. Фрунзе засыпал Склянского телеграммами: требуется всего тысяча пудов авиасмеси или хотя бы сто пудов эфира. Сто пудов эфира… Звучит смешно. Но когда аэропланы не могут взлететь, а их приходится повсюду таскать за собой, вовсе не смешно. Авиаотрядами придется заняться особо, сделать их чисто боевыми единицами, освобожденными от всяких хозяйственных забот. То же самое предлагает начальник авиации Южной группы опытный летчик Никольский… Полгода фронтовой жизни — это целое новое мировоззрение. Лишь на войне человек освобождается от огромной массы иллюзий и предрассудков, сковывающих разум. На войне оппортунизм невозможен — за него пришлось бы слишком дорого расплачиваться. Факты здесь ясные, как день, властные, как море, убедительные до последней степени, отношения представлены в чистом виде, в их ничем не прикрытой классовой сущности…

…Воздушной волной Фрунзе вышибло из седла. Сноп зеленых брызг ударил в глаза, земля раскололась. Он потерял сознание, не видел, что его гнедого дончака разорвало авиабомбой на куски.

Пришел в себя уже в Красном Яру. Голову ломило, весь в бинтах.

— Где Чапаев?

Кто-то из ординарцев доложил:

— Товарищ Чапаев ранен с аэроплана пулей в голову.

— Жив?

— Жив. Пуля застряла в кости. Шесть раз вынимали, все не могут вынуть. Увезли в Авдонь.

— Передайте Кутякову: пусть вступает в командование дивизией. Встретимся завтра в Уфе. Через полчаса буду на своем командном пункте.