Все женщины — химеры

— Обойдешься, — сказала она. — Пора за дело. Ты не хочешь что-то добавить? А то если транскорпорации первыми доберутся до залежей таких алмазов, мне и подумать страшно…

— Нет никаких залежей, — отрезал я. — Я не геолог, но я эстет, тонко чувствующий, и мои чувства говорят, что нет залежей. Кто-то разграбил древнюю гробницу. Тамонхаимлю, Ашурбанипалью или Гильгамешью — мне все равно, но это единичный экземпляр!..

Она спросила ехидно:

— Тогда откуда он взялся? Алмазы не появляются поодиночке. Они в так называемых алмазных трубах.

— Метеорит занес, — отпарировал я.

— Почему не было сообщений?

— В древней древности, — пояснил я. — Что, съела?.. Знаю, тебе бы самой хотелось найти залежи таких алмазов, чтобы… отдать родному правительству!

— Науке, — отрезала она. — Бюджетной, а не той, что работает на олигархов!

— А какая разница?

— Олигархов не наука интересует, а то, что они от нее получат!

— Ладно-ладно, — сказал я, — но не случайно же самые лучшие научно-исследовательские центры по чему ни возьми — в руках корпораций? Значит, толстосумы о науке заботятся лучше чиновников и прочих казнокрадов.

Она поморщилась.

— Слово какое откопал… казнокрады… Последним его Салтыков-Щедрин употребил?

— Я же человек культурный, — отпарировал я. — У меня крупные запросы! Чем жопа шире… В общем, я лучше подожду, когда они все успокоятся. Как думаешь, я мудер?

— Дурак, — сказала она с отвращением.

— Да ладно, — сказал я, — у тебя задница пусть не самая широкая в мире, но какие формы!

— Дурак, — повторила она с нажимом. — Они не успокоятся, пока есть шанс высокой прибыли. Маркса не читал?

— А это хто?..

— Не знаю, — огрызнулась она, — слышала, что-то говорил насчет прибыли, за которую капиталист удавится. Так что не надейся. Успокоятся либо когда получат координаты залежей алмазов, либо из какой гробницы кто и когда выгреб. Но тебя в любом случае потом прибьют.

Я охнул:

— Ну спасибо! Ты такая ласковая…

— Я да, — согласилась она, — а вот жизнь нет. Она вся по Дарвину.

— Я креационист, — возразил я. — А дарвинизм — для грузчиков… Ладно, пойдем в постель. Почешешь меня еще разок, а там и спать пора. Это тебе хорошо, а у меня жизнь видишь какая? Хоть танцуй.

Из постели она выскочила, свежая и быстрая, как белка, ничуть не страшная без макияжа, теперь он наносится чуть ли не навечно, а снимают только в случае, чтобы нанести другой, еще страшнее, если на наш справедливый мужской взгляд.

— Доброе утро, — сказал я, — господин начальник.

— Гражданин начальник, — поправила она. — Привыкай.

— Сколько дадут? — поинтересовался я.

— В зависимости, — ответила она важно.

— От чего?

— Сколько убил, — объяснила она обстоятельно, — сколько зарезал, сколько удушил…

— Ух ты, — сказал я пораженно, — а я-то думал, за это правительственные награды вручают в актовом, прости за такое неприличное слово, зале!

— Это если не наших, — уточнила она. — А за наших — тюрьма строгого режима.

— А как отличить наших от не наших? — спросил я тоскливо. — Все в мире так быстро меняется…

— Нужно слушать руководство, — объяснила она. — Там виднее. А если попытаешься сам, то запутаешься. Мир теперь такой сложный, ты как-то вдруг угадал.

— Я думал, ты сама начальство.

Не слушая, она отправилась на кухню готовить обед, через час ей на дежурство, опаздывать рискованно, можно потерять работу. По строгому и деловому ее разговору по смартфону я понял, докладывает начальству о звонке главы транскорпорации, потом где она и по какому делу.

После доклада начальству позвонила еще раз, на этот раз почти щебетала, ага, это мужу, но щебетала как-то по-деловому тоже, впрочем, брачные узы давно уже не узы, а современный брак совсем не то, что даже у наших родителей, живущих по древним канонам прошлого десятилетия.

Пока мы кушали, ответила еще на пару звонков, но похвалила мой кухонный комбайн, в котором все рецепты мира, но я заметил холодок в ее голосе, да и сам понимаю, что если мужчина хорошо разбирается в еде, то это уже не мужчина, это втолковывал ей вчера зря, сама знает.

На выходе из дома чмокнула меня в щеку, но ловко вывернулась из моих рук.

— Нет-нет!.. Я на дежурство. Не отключай запись и следи, чтобы кто-то не отключил. Мы разберемся, что за мадридские тайны вокруг твоего парижского двора.

— Скорее бы, — ответил я.

— Разберемся, — повторила она. — Звони, если что.

— У меня уже сейчас если что, — сообщил я.

Она поморщилась.

— В следующий раз, если понадобится, могут прислать Синенко. Но, думаю, за тобой установят удаленное наблюдение.

Я смотрел, как она села в полицейское авто, а оно сразу ринулось в сторону ворот. Те поспешно отскочили в сторону, а закрывались потом медленно, держась за сердце и отходя от шока.

Глава 2

Все-таки этот гребаный аватар засел в моей голове накрепко. Полез в Инет, шарить долго не пришлось, корпораций на свете много, поиск выстроил по ранжиру, несколько сотен страниц, можно смотреть по капитализации, по размеру территории, количеству работников, патентов и прочего-прочего, так что я быстро скис, а интуиция, которой начал было доверять в том мире, где я благородный глерд, здесь что-то помалкивает.

Работу надо принять не только потому, что сама по себе уже дает высокий статус в обществе, а потому что это мой мир, куда сбегу после того, как помогу Рундельштотту вернуться в свою башню. Хотя само слово «принять» не совсем. Гораздо точнее звучит «надо хватать, пока дают».

Юлий Цезарь откровенно троллил, когда сказал, что лучше в деревне будет первым, чем вторым в Риме. Совсем безголовые верят и повторяют, но козе понятно, что город — это город. Там даже последние живут лучше, чем первые в деревне.

Понятно же, лучше быть даже презираемым безработным чмо и валяться на диване перед жвачником, чем важно феодалить в Средневековье.

Потому нужно выстраивать стратегию жизни здесь. И начинать прямо сейчас.

Я коснулся кончиком пальца аватарки, что осталась в памяти компьютера, и замер. Соединилось не сразу, чувствую, как целую секунду шла бешеная проверка, от кого и зачем, и если бы кто-то посторонний попытался выйти на связь, та же Мариэтта, то этот номер просто оказался бы пустышкой…