Все женщины — химеры
Шрифт:
— Да-да, — ответил он быстро, — исчезаю!
Мы смотрели, как он развернулся и унесся со всей возможной скоростью.
Шофер сказал за моей спиной:
— Видать, ценную штуку вез?.. Оружие?
Я пожал плечами.
— Сейчас все стараются приспособить как оружие.
— Так и есть, — ответил он невесело, — думал, совсем ушел от того времени… а оно и тут достало.
— Так и живем, — сказал я.
— Не скучаем, — согласился он. — Но ты уверен…
— Да, — ответил я. — Я простой, ничем не приметный курьер.
— Ну да, — сказал он, —
— Потому просто прятался, — сказал я — подробностей даже не видел. Только слышал выстрелы! Так что наши показания вообще не смогут сверить.
Он кивнул и уже более внимательно и профессионально оглядел трупы: кто в какой позе, кто получил пулю раньше, кто позже и почему этот лежит с раскинутыми руками, а этот скрючился и подтянул колени.
Я первый услышал далекий шум авто, даже не услышал, а как-то ощутил, это все еще работает мой перевозбужденный организм, что временно обострил все чувства до такой степени, что вот-вот смогу видеть через деревья.
Глава 8
Полицейский автомобиль, совсем не бронированный, выметнулся с огромной скоростью, едва успел затормозить, почти уткнувшись носом в такси.
Мариэтта и Синенко выскочили с разных сторон машины уже с пистолетами в руках, напряженные и готовые к стрельбе.
Я крикнул:
— Тихо-тихо!.. Все в порядке.
Мариэтта увидела трупы, пробежала чуть уже по инерции и быстро сунула пистолет в кобуру.
— Да, — ответила она резко, — в твоем порядке!
— Я ничего, — сообщил я.
Синенко встретился со мной взглядом и почему-то покачал головой, а Мариэтта спросила едко:
— Что, эти снова друг друга перебили, а ты, как всегда, ни при чем?
Шофер посмотрел на меня с живейшим интересом. Я помотал головой.
— Нет, что ты!.. Они не перебивали друг друга…
— Наконец-то!
Я указал на шофера.
— Вот он всех перебил. Скучно ему после войны в Кувейте, вот и…
Она разозленно повернулась к шоферу, тот скромно кашлянул, поклонился.
— Капитан Коваленко из двести сорок второй воздушно-десантной. Сейчас в отставке. Мельчает народ, мельчает. Да и не справиться простым бандитам с командиром отделения синих беретов, это я о себе…
Синенко взял его за плечо.
— Расскажи мне, дружище. Я тоже был в Кувейте, как раз в день, когда дамбу взорвали… Нас потом с милю несло!
Мариэтта смотрела злыми глазами, я сказал миролюбиво:
— Ты же сказала, тебе еще три часа дежурить! Или четыре? Я все время помнил и, как видишь, уложился. Я свободен, как птица в небе. Поехали?
Она огрызнулась:
— Не хами. Все очень серьезно. Стой здесь. За нами мчатся эксперты. Посмотрят, что здесь не так… и увидят, где ты врешь.
— Да, — согласился я, — увидят.
Она посмотрела зло.
— На этот раз точно попадешься!
— Я уже попался, — согласился я. — Тебе. Ты такая цепкая… Так вцепилась, так вцепилась!
Она фыркнула:
— Мечтай, мечтай.
— Хорошо, — сказал я печально, — но тогда кофе подаешь ты. Прямо в постель.
А я буду лежать, как султан…Из-за поворота выметнулся небольшой компактный автобус, остановился резко, как вкопанный. Двери распахнулись, первыми выпрыгнули двое в бронежилетах, следом высыпали эксперты, узнаваемые издали по характерным костюмам.
— Вот теперь ты и попадешься, — сказала Мариэтта со злорадством.
Оперативник, подумал я с облегчением, не понимает, что потому и несу пургу, а еще быстро двигаюсь и жестикулирую, что это помогает скрывать, как меня потряхивает. Внутри все трясется, как у овцы хвост, но я как будто и не демократ: скрываю страх, хотя именно страхи и неврозы говорят о высокой душевной организации, но я упорно делаю вид, что мне все нипочем, как положено глерду и хозяину феода.
Эксперты со своей аппаратурой рассыпались вокруг трупов, некоторые забежали и далеко в стороны, таксист тут же посмотрел на меня с намеком, я беспечно улыбнулся, дескать, у меня хрен что найдешь, хитрый жук, не в таких переделках бывал.
Беседующий с ним полицейский отступил, давая место сразу двум экспертам, а Мариэтта все поглядывала на меня с понятным злорадством, дескать, вот теперь попадешься точно, теперь не выкрутишься, прижучат, обязательно прижучат.
— Жаль, — сказал я, — а было так романтично…
Она оглянулась в недоумении.
— Что?
— Ужин, — напомнил я, — кофе в постель… Ладно, проехали. Это я последний романтик на свете…
Она фыркнула:
— Ты? Романтик?
— Я тайный романтик, — сообщил я. — Стесняюсь своей несовременной романтичности в насквозь деловом мире. «Слова их порою грубы, но лучшие в мире песни они в рюкзаках хранят…» Не знаю, что такое рюкзак, но песен во мне много. Хочешь, запою?
Она отшатнулась.
— Я тебя сразу же арестую!
— Ну вот, — сказал я печально, — и ты, сатрап…
К нам подбежал один из аналитиков, судя по жетону, выпалил на ходу:
— Двое уже установлены, это Бобырь и Гармаш, в прошлом сержанты военной разведки, сейчас в отставке. Еще двоих стараются опознать, но их лица… гм… слишком уж разрушены прицельными выстрелами… Один похож на Емельяненко, его разыскивают в пятнадцати странах, но пластическая операция изменила ему не только мясо, но и чуть сдвинула кости черепа…
Я ощутил, как за спиной тихохонько ахнул шофер. Теперь ему точно дадут медаль, а то и орден. А то еще выше — примут снова на службу.
Мариэтта оглянулась на меня:
— А ты где был?
— Как всегда, — ответил я гордо, — прятался! Человек — самое ценное существо в природе. Со мной исчезнет вся вселенная, будто ее и не было, а разве я, как мыслящее существо и отвечающее за весь мир, могу такое допустить?..
Она сказала с тоской шоферу:
— Вы, надеюсь, не такой?
Он вздохнул:
— Увы, нет. Я существо, как видно, не ценное. Иначе бы меня не списали.
Она повернулась ко мне:
— Может быть, ты все же объяснишь, как всякий раз оказываешься в центре перестрелок, но всегда ни при чем?