Все женщины – химеры
Шрифт:
– Сдаюсь, – сказал я обреченно, – вы такая напористая… Насиловать по дороге будете?
– Размечтался, – отпарировала она с достоинством. – Романтик.
– Только по приезде? – догадался я. – Это скучно и предсказуемо. Ну да понятно, хоть так по-сатрапьи отыграетесь на демократе и либерале. Полицию нигде не любят, особенно вольные и свободномыслящие особи типа меня и Робин Гуда.
Они молча ждали, пока усядусь на заднее сиденье, Мариэтта на этот раз опустилась рядом, а Синенко занял место за рулем.
Я косился на Мариэтту, дивно хороша вот в таком ракурсе, да и сама чувствует, вон как томно выгнулась, а грудь выдвинулась вперед
Синенко быстро вывел машину из скопища броневиков на дорогу и погнал ее на высокой скорости.
– Хорошо вам, сатрапам, – сказал я с завистью, – скоростной режим не указ… Наверное, и кортеж президента обгоните?
Синенко буркнул, не поворачивая головы:
– Смотря какая у них скорость. А кто у нас президент?
– Забыла, – ответила Мариэтта. – Видела как-то в новостях. Выступал где-то… или детишек по голове гладил.
– То был премьер, – уточнил Синенко.
Я поинтересовался:
– А кто у нас премьер?
Синенко умолк в затруднении, а Мариэтта отрезала:
– Зато я знаю, кто борется за кресло президента на будущих выборах!.. Это важнее. А когда выберем… понятно, что забываем. Трудно помнить всех этих зицпредседателей. Ты лучше скажи, что они от тебя хотели?
– Кто? – спросил я. – Капитан спецназа?.. Вы же слышали…
– Террористы, – сказала она раздраженно.
– Ах, они, – протянул я, – про них уже и забыл… я вообще, когда смотрю на вас, Мариэтта, все на свете забываю. Вообще-то я уже сказал, зря вы не слушали, я был в ударе. А сейчас как бы на бис, уже не так зажаберно. Привели, как и забрали, уже с мешком на голове, вы эту часть видели вживую. Посадили на стул, связали… потом начали ругаться, ссориться, говорить всякие грубые слова…
– Какие? – поинтересовался Синенко.
– Извините, – ответил я с достоинством и оскорбленно поджал губы, – мое воспитание повторять не позволяет. Еще в детском садике целый список нам зачитывали, какие слова нужно забыть. Сперва выучить, а потом забыть.
Мариэтта напомнила в нетерпении:
– Ты это уже говорил. Привязали, начали ссориться… а дальше?
– Как у нас, – ответил я, – людей, обычно дальше: слово за слово… Это вы друг друга за волосы таскаете, а мы сразу в морду, а потом за пистолеты!
– А как ты освободился?
– Не знаю, – ответил я и посмотрел на нее абсолютно честными глазами. – Наверное, меня спас Бэтмен или Человек-паук. Разрезал все веревки, а когда я сам и своими руками снял мешок со своей собственной головы, его уже и след простыл. Окно распахнуто, но что для таких людей прыгнуть с пятого этажа! Наверное, радикал какой-нибудь. Точно радикал. Или паркур. Есть такая нация?.. Но я человек нормальный и законопослушный, спустился по лестнице, как и принято у демократов. Везде трупы, кровь, мозги на стенах и на ступеньках, выпущенные кишки… Нет, кишков вроде бы не было, это у меня воображение от счастья возликовало. Но все равно картина достойна кисти Рембрандта, а то и самого Верещагина. В общем, я прочучундрил к выходу, а там – какое счастье! – вы все такие красивые, мужественные, нарядные… Как говорится, и свобода нас примет радостно у входа… Я верю в нашу доблестную полицию. Или вы снова милиция?
– Нет, – ответил Синенко, – снова полиция. Кто путается, зовет нас милицаями.
– Лишь бы не полицаями, – сказал я. – Может быть, сразу отвезете домой? Надеюсь, там уже убрали. Хорошо, все застраховано. Наверное, придется вообще другой дом поставить…
– Могу порекомендовать строительную
фирму, – предложил Синенко.– Не надо, – отрезал я. – Весь дом нашпигуете следящими устройствами. Будут мне везде следить, мои полотеры замаются ваши следы вытирать. Нет уж, я свободный гражданин, потому разрешаю следить за всеми аксептами моей частной жизни только правительственным и общественным органам, а также свободным демократам и либералам… Стойте, куда вы меня везете?
– Куда и сами едем, – сообщила Мариэтта. – Не дергайся, тебе возвращаться сейчас в коттеджный поселок нельзя.
– Почему?
– Кто-то тобой интересуется слишком уж, – ответила она. – Не понимаю, что в тебе нашли… Такой неинтересный!
Я ответил со вздохом:
– Понимаю… Если бы это я их всех перебил, сразу бы стал интересным, правда?
Мариэтта спросила живо:
– Но перебил их ты?
– Все вы убийц обожаете, – сказал я с обидой. – Вон как глазки заблестели! А я и мухи не убью, такой добрый. Потому все один, все один…
– Ничего, – утешила она, – это упражнение полезно, как давно уже выяснили ученые. И без затрат сокращает лишнее население планеты. Мы не будем тебе мешать. И даже записывать не станем. Думаю, ты не оригинален.
Я сказал обиженно:
– Уже не считаете меня загадочным героем? Или таинственным… пусть даже преступником вроде Мориарти?.. Знаете ли, в вашем учреждении могут подстрелить с крыши любого дома. Да что там крыша, из любого окна! Вы слыхали о снайперах? А в поселке все как на ладони, близко не подобраться.
Синенко буркнул:
– Он прав. Туда и отвезем, но сперва в наш центр. Попытаемся разобраться, почему к тебе такой интерес.
– А если не разберетесь?
Он вздохнул:
– Все равно охранять придется. Хотя, думаю, выделят ребят, специально заточенных для таких работ. У нас так всегда, охраняют кого ни попадя.
– Я не кого, – ответил я обидчиво. – Да еще попадя. Я царь природы.
– Мы самодержавие в тысяча девятьсот семнадцатом отменили, – напомнил Синенко, не оборачиваясь.
– Тогда венец творенья!
– И религия у нас отделена, – сообщил он злорадно, подумал, уточнил: – От чего-то там. Мариэтта…
Она огрызнулась:
– Да ладно тебе. Мы полиция или не полиция?.. Меняемся.
Я не понял, что за обмен, но Синенко остановил машину, Мариэтта вылезла и села за руль, а он передвинулся на правое кресло.
Машину Мариэтта в самом деле ведет виртуозно, красиво обгоняя, даже как бы подрезая, хотя автомобили с автоматикой подрезать невозможно, компьютер реагирует моментально и тут же выполняет нужный маневр, притормаживая, ускоряясь или подавая в сторону, и так пролетели по магистрали и полдюжины улиц, пока впереди не выросло здание полиции и не помчалось навстречу с угрожающей скоростью.
Мариэтта лихо остановила у самого входа, Синенко проворчал:
– Если стану заикой, тебе придется выходить за меня замуж.
– У тебя ж две жены, – сказала она уличающе.
– Возьму третьей, – ответил он с достоинством. – И перейду в ислам, там и четыре можно.
Он вышел наружу и придержал дверцу для меня.
– А разве демократам нельзя, – спросил я, – брать жен столько, сколько хотят?
Он кивнул.
– Как только церкви сломили хребет, последние запреты пали. Но консервативное большинство, как обычно, бурчит и осуждает. Но по закону, если женщины сами настаивают, то не только можно, но и обязаны… что, конечно, хуже, как сам понимаешь.