Всеблагое электричество

Следующий глоток я сделал уже без всякого отвращения и не развалился даже, а растекся за столом. Затем до краев наполнил второй стакан, и сразу из дальнего угла погруженной в полумрак комнаты выдвинулась массивная фигура, с ног до головы закутанная в длинный просторный плащ. Лицо пришельца скрывала сгустившаяся под глубоким капюшоном тень, лишь двумя жгучими точками там горели светящиеся глаза.

Узловатые пальцы облапили стакан, и стекло жалобно скрипнуло под натиском изогнутых когтей. А потом чудовище влило в себя ром и звонко хлопнуло стеклянным донцем о столешницу.

— Драть, хорошо! — выдохнул мой вымышленный друг и сграбастал со стола бутылку. — Ну, малыш, за встречу!

Часть третья

Оракул. Сны и Сновидец

1

Люди меняются. Сначала взрослеют, потом стареют. Попутно толстеют, худеют, седеют и лысеют. Обычное дело.

Но нормальны подобные метаморфозы лишь для нормальных людей.

Вымышленные друзья не меняются, они на такое просто неспособны. Вымышленный друг существует исключительно в вашей голове, он плод излишне живого воображения, и не более того. Изменения происходят не с ним. Изменения происходят с вашим сознанием.

И если беловолосый коротышка-лепрекон превращается в жуткую химеру, чьи когти легко царапают стеклянный стакан, значит, у вас серьезные проблемы с головой. Проще говоря, вы чокнулись. Спятили. Двинулись. Пребываете не в своем уме.

Так подумал я, когда старый знакомец откинул с головы капюшон, но от комментариев воздержался. Вместо этого спросил:

— Где цилиндр потерял?

Альбинос знакомым жестом продемонстрировал мне средний палец с жутковатого вида когтем и одним махом осушил стакан рома.

— Дра-а-ать! — потряс он мощной головой, затем с прищуром глянул на меня и расплылся в ехидной улыбке. — А сам чего прическу поменял?

Я провел ладонью по неровно остриженной макушке, взял стакан, но пить не стал и посмотрел поверх него на собеседника. Тот перехватил мой взгляд и расплылся в страшноватой улыбке.

— И как я тебе?

— Уродом был, уродом и остался, — ответил я, изрядно, впрочем покривив при этом душой.

Пусть красавцем лепрекон не мог считаться и раньше, но в своем прежнем обличье страха ни у кого не вызывал. Сейчас же от одного взгляда на него дрожали поджилки и хотелось вжаться спиной в стену.

Горящие призрачным огнем глаза прятались под массивными надбровными дугами; зубы, казалось, не могли поместиться в широком лягушачьем рту. Узкие губы туго обтягивали их, оставляя торчать наружу длинные клыки. Островерхие уши плотно прилегали к голове, а приплюснутый нос совершенно точно не мог принадлежать человеку, да и короткий ежик белых волос, скорее, напоминал жесткую звериную шерсть.

И вместе с тем альбинос вовсе не казался отвратительным уродцем. Он словно вобрал в себя часть неземной красоты падшего, чье сердце сожрал, и внутреннее сияние сглаживало рубленые черты, смягчало их и превращало страшенную морду в заготовку, из которой искусный скульптор вполне мог изваять лицо Аполлона.

Я отхлебнул рома и покачал головой.

— Да нет, бред…

— На себя посмотри! — обиделся альбинос, выложил на стол сигару и уверенным движением когтя срезал кончик. На деревянной столешнице осталась глубокая царапина.

Зажав сигару меж толстых пальцев, Зверь закурил и выдохнул в мою сторону струю пахучего дыма. Сигара оказалась не из дешевых.

— Не хочешь спросить, что со мной не так? — прервал наконец затянувшееся молчание альбинос.

— Ветрянка? — пошутил я.

— Драть! — выругался Зверь и навис над столом. — Тебе в дурке начисто мозги промыли, малыш! Ты перестал верить. Ты перестал верить в меня, вот что со мной не так!

От табачного дыма заслезились глаза; я выдернул сигару из пальцев вымышленного собеседника и кинул ее в стакан с остатками рома. Та зашипела и погасла.

— В пять лет я начисто забыл о твоем существовании и не вспоминал о нем до совершеннолетия! Что же изменилось теперь?

— Сила! — рявкнул альбинос, соскочил со стола, и полы рваного плаща взметнулись, словно призрачные крылья. — Все изменила эта драная сила!

— Сила? — не понял я.

— Сила падшего!

— А зачем было есть его сердце?

— Зачем? — проскрежетал альбинос, и сияние его запавших глаза налилось мрачным багрянцем. — А ты знаешь другой способ уничтожить эту тварь раз и навсегда?

Я не знал.

— У меня просто не было выбора, — глухо произнес Зверь.

— А еще ты хотел жрать.

— Хотел, — признал альбинос и облизнул губы длинным розовым языком. — Драть! Знал бы ты, какое это искушение…

— Ближе к делу! — потребовал я. Из-за выпитого рома меня все сильнее мутило, и было совершенно непонятно, как долго получится оставаться в сознании.

Альбинос наставил на меня когтистый палец и потребовал:

— Прояви уважение! Я спас твою задницу!

— Ближе к делу! — повторил я, поднялся из-за стола и неровной походкой запойного пьяницы поковылял к рукомойнику. — Говори или проваливай!

Впрочем, мне уже все было ясно и так. Лепрекон проглотил слишком большой кусок силы, это его и подвело.

— Сила! — выкрикнул Зверь. — Она горит внутри! Она меняет меня! Превращает во что-то иное! А я не хочу меняться! Понимаешь? Драть! Не хочу!

— Спина сильно чешется? — спросил я, склоняясь над раковиной.

— Да, а что? — простодушно озадачился альбинос.

— Крылья растут.

— Дра-а-ать! — выдохнул Зверь, и в этом его возгласе послышался откровенный страх. Он все понял.

Меня вырвало; я включил воду и умылся.

— Не стоило тебе есть сердце падшего.

— А ты?! — рыкнул альбинос. — Как же ты сам? Ты ведь тоже ел! Рыжая стерва скормила его тебе целиком!

— Я человек, высшее творение, а ты лишь созданный моим воображением фантом. Я перестал думать о тебе, и ты должен был вернуться в небытие. Но не смог. Сила падшего подцепила тебя на крючок и удержала в реальности. Теперь она формирует твое обличье, не я.

— Так верни все назад! Я хочу стать прежним! — заголосил Зверь. — Я не хочу меняться!

— Никто не хочет. Но таков порядок вещей.

— Верни все назад! — потребовал альбинос. — Или добром это не кончится! Ты пожалеешь!

Я напился воды, завернул кран и выпрямился.

— Посмотри мне в глаза, — потребовал я, постучав указательным пальцем себя по виску. — Посмотри и скажи, что ты видишь. Точнее, чего не видишь!

Зверь шумно засопел, но промолчал.

— Талант! — подсказал я. — Меня лишили таланта! И с этим ничего поделать нельзя.