Всегда бывает первый раз (сборник)

– Ладно, я позвоню. Только это все равно бесполезно.

– Почему? Ты же великолепно знаешь арабский!

– Солнышко, но на какой язык надо переводить? На испанский ведь.

– Черт! – Нина сникла (плечи повисли, глаза потухли). – Ладно, пойду посмотрю, что там папа делает.

– Спит, наверное, еще. Будешь ему рассказывать?

– Надо. А что? Ты считаешь, не надо?

– Надо, конечно. Только я не уверена, что сейчас подходящее время…

– Почему?

– Да нет, это я так. Ты иди. Попробуй.

Нина ушла. Натка заварила себе чай и села к столу, взяла в руки объявление и перечитала его несколько раз. Оно было написано по-испански. Действительно предлагался свободный график, надомная работа и неплохая зарплата. В голове мелькнула шальная мысль: «А если это письменные переводы? В конце концов, мой испанский прогрессирует. Я могла бы как-нибудь справиться. Во всяком случае, попробовать. Позвоню обязательно». Натка сделала несколько обжигающих глотков и почувствовала, как по всему телу разлилось приятное тепло, как бывает только тогда, когда человек ощущает себя счастливым, спокойным и защищенным со всех сторон от любых превратностей судьбы.

«Ну надо же, – с удивлением думала она, – у меня ребенка отчислили из колледжа, муж не ночевал дома и напился, сама я вроде как собиралась разводиться, а размышляю между тем о том, как перевести арабские тексты на испанский язык. Надо признать, что эти размышления нравятся мне гораздо больше, чем думы о своей несчастной судьбе. Нечего сказать, засиделась ты, мать, без дела. Забила себе голову всякой ерундой: и муж не такой, и дочь не такая, и страна плохая, и язык ужасный. Стыдно. Сорок лет тетке, а она себе применения найти не может. Скулит и скулит. Даже дочь сообразила, что мать от скуки на всех и вся волком смотрит. Паола ведь намекала на то, что надо в себе разобраться. Но нет. Зачем? Я ведь хорошая. А все вокруг плохие и жестокие, и им меня нисколечко не жаль. В общем, эгоистка ты, Натка, каких мало. Иди давай, работай и выкинь всякую чушь из головы».

Натка подлила себе чая, достала клубничное варенье и стала есть прямо из банки, испытывая то удовольствие, которое обычно испытывает ребенок, совершая что-нибудь запретное тайком от взрослых. «Не возвращается, – подумала Натка о дочери, – значит, беседуют».

Разговор в кабинете Андрея и правда был в самом разгаре.

– Это пустая затея! – горячилась Ниночка. – Как она станет переводить на испанский?

– Была бы пустой, никто бы мне эту бумажку не дал.

– А кто тебе ее подсунул?

– Неважно. Главное, чтобы мама позвонила. Она обещала.

– Вот и хорошо. Значит, все получится. Не волнуйся.

Ниночка надула губки и присела на диван, на котором все еще лежал отец.

– Мне пришлось врать, – с укором произнесла она.

– Понимаю, – тут же развеселился Андрей. – Это идет вразрез с твоими моральными принципами? Сбавь обороты!

– Ну, не в полный, конечно, но все-таки…

– Что ты хочешь?

– Краски, ткани, и кульман мне тоже нужен. Буду делать коллекцию.

Андрей смотрел на дочь с умилением и гордостью. И как это они с Наткой проглядели момент, когда сникерсы, деньги и помада превратились в холсты и краски? Интересно, Натка заметила, что Ниночка из принцессы превратилась во взрослую и довольно разумную барышню? Еще и принципиальную к тому же: не побоялась, не стала отмалчиваться. А значит, моральные принципы для нее важнее теплого, насиженного места. Возможно, это пока за спиной родители и нет необходимости думать ни о чьем благополучии, кроме как о своем собственном. Хотя и о нем Нина не сильно беспокоилась, раз вступила в открытую конфронтацию с преподавателем.

– А если бы не подвернулась история с моим отчислением, как бы ты вручил маме объявление? – дочь прервала размышления Андрея.

– Не знаю, – честно ответил он. – Что-нибудь придумал бы. Но ты мне очень помогла. И главное, так все складно вышло.

– Врать нехорошо.

– Не переживай. Это тоже за идею.

– За какую?

– Да за такую же. Вот ты борешься за всеобщее равенство народов, а мама за равенство полов внутри нашей отдельной семьи.

– Она? Разве?

– Конечно. Просто она сама этого не понимает.

– А ты? Тоже борешься?

Андрей улыбнулся, потом отрицательно мотнул головой:

– Нет. Я только маме помогаю немножко в ее борьбе.

– И она, конечно, ни о чем не догадывается? – прищурилась дочь.

– Определенно нет! – хохотнул отец.

– И как же ты ей помогаешь? Визитка и все такое?

Андрей щелкнул дочь по носу:

– Много будешь знать… Пойдем лучше на кухню. От тебя вкусно пахнет соусом, я тоже хочу.

– Пойдем. Может, и тебе погреют, если объявишь, что в колледже меня восстановят.

– Нинуш, я же тебе сразу сказал. Как только ты мне позвонила вчера. В понедельник поговорю с деканом, мы с ним пару недель назад чудесно пообщались в одной компании. Уверен, он мне не откажет. Вот если бы ты плохо училась или прогуливала, ни за что просить бы не стал, а за правое дело не грех и побороться.

– Спасибо, – Нина повисла на шее у уже вставшего с дивана отца. Он не удержал равновесия и рухнул на пол со всей высоты своего роста.

На кухне Натка вздрогнула от раздавшегося грохота, пролила на себя чай, вскрикнула, вскочила, больно стукнулась плечом о стену и оцарапалась, но, даже не взглянув на ссадину, рванулась в кабинет Андрея. Глазам ее открылась следующая картина: папа и дочка валялись на полу и хохотали, как малые дети.

– А я испугалась, подумала, случилось что-то плохое, – Натка даже растерялась от разыгравшегося перед ней неуемного веселья.

– Нет, все отлично, – выдохнула Ниночка, усаживаясь на полу. – Папа восстановит меня в колледже.

– Да? Ну, если это то, что тебе надо… – произнесла Натка с сомнением в голосе.

– Конечно, – уверенно кивнула Нина. – Это же самый крутой колледж дизайна в Испании.

– Что-то профессорский состав там подкачал, – продолжала Натка свой скепсис.

– Мам, – Нина сникла, – ну не начинай, а! Паршивые овцы везде могут найтись. А я зато буду теперь звездой курса.

При этих словах все еще лежащий на полу Андрей раскинул в стороны руки и ноги, недвусмысленно изобразив звезду, и Натка прыснула, сказав вслух не без удовольствия:

– Юморист!

– Кстати, мам, – Нина встала и отряхнула джинсы, – наш юморист голодный и хочет такого же соуса, которым ты кормила меня.

На языке вертелись слова: «Пожалуйста, еда в холодильнике». Но Натка не успела их произнести. В дверь просунулась вихрастая голова Валерки и спросила:

– Что за шум, а драки нет? О! Нинка! Привет! А ты че, одна? Без волосатого?