Всегда бывает первый раз (сборник)

Сей миленький ресторанчик относился к одной из таких возможностей. Паэлью Натка уже пробовала и обнаружила, что та ничем не отличается от узбекского плова. (В тот вечер она злилась на Андрея за то, что вместо семи вечера муж приехал в ресторан в девять – и это в годовщину свадьбы! – и просто не могла признаться, что расхваливаемое им блюдо действительно произвело на нее должное впечатление.) Знаменитым каталонским десертом, один в один повторяющим французское крем-брюле, Натку угощала Паола, но даже такая вкуснятина не была оценена по достоинству. Натка, как всегда, разглагольствовала о своих переживаниях, механически отправляя в рот ложку за ложкой. Паола потом спросила:

– Вкусно?

И Натка честно призналась:

– Не знаю.

А теперь она хотела узнать, хотела проникнуть в суть вещей и почувствовать местный колорит. Тапас – именно то, что нужно. Это очень по-испански. Это именно то, что помогает приобщиться к культуре, ощутить себя ее частью и понять, хочешь ли ты этой частью оставаться. Поглощать многочисленные тапас – значит быть хоть немножко испанцем. Кушать их в большой компании – значит уметь употреблять их именно так, как принято здесь. Ну а заниматься этим в субботний вечер – именно тогда, когда сидеть дома в Испании не просто странно, а даже неприлично, – значит, понять главное: если ты еще не слился полностью с этой страной, то, по крайней мере, пустил корни достаточно глубоко.

Натка, конечно, особой глубины своих корней не чувствовала, но отчетливо ощущала потребность закрепить себя в социуме и отчаянно тосковала от невозможности данную потребность удовлетворить. Сколько раз проходила она мимо этого ресторанчика, который днем представлял собой пульсирующий сгусток энергии, наполненный звуками, запахами и красками. Через открытую дверь и распахнутые окна Натка видела армию маленьких тарелочек и блюдечек, на которых лежали и совершенно обычные оливки, и маленькие сардинки, и фаршированные чем-то непонятным микроскопические мидии, и еще огромное количество всякой всячины, истинное название которой невозможно было определить издалека. Натка всегда замирала на мгновение у двери или окна, смотрела какое-то время на манящее изобилие и продолжала путь. В данном случае она не чувствовала своей зависимости от незнания языка. При желании Натка могла бы указать официанту на мисочку с понравившейся закуской. Но она заходить не решалась. Дело в том, что Натка видела не только барную стойку и столики, заставленные угощениями, но и лица людей, сидящих за этими столиками. Одиноких не было. Все оживленно общались в основном большими компаниями, дружно чокались бокалами и отправляли в рот очередную зубочистку с наколотой оливкой, ни на секунду не отрываясь от разговора. Каждый раз, наблюдая этот феерический праздник жизни, Натка чувствовала собственную ущербность. Она думала как-нибудь затащить в подобное место Паолу, чтобы получить прививку заразительного оптимизма, но как-то не складывалось. Натка где-то читала, что тапас – не просто еда, а особая культура, состоящая из трех заповедей, соблюдение которых важно для каждого уважающего себя испанца: вкусно поесть, хорошо выпить и душевно пообщаться. Сегодняшнему вечеру это было абсолютно необходимо. Выпить и поесть – не проблема, а вот общению нужна помощь, которую окажет и непринужденная обстановка, и всеобщая жизнерадостность, и люди, беспрерывно снующие по залу и беззлобно покрикивающие на запыхавшегося от обилия заказов официанта.

Натка была права. Андрей, поначалу расстроившийся и объявивший, что их с Валеркой решили уморить голодом, потому что порцией «на зубок» наесться нельзя, сразу зарядился атмосферой общего веселья и беззаботности, которая царила внутри заведения. Он заказал практически все меню и с восторгом наблюдал за тем, как официант снимает с подноса все новые и новые плошечки как с самыми простыми, так и с очень затейливыми закусками. Он потирал руки в предвкушении удовольствия, улыбался и, подражая посетителям ресторана, говорил что-то, чего Натка, сидящая напротив, не могла разобрать из-за всеобщего гула, которым был переполнен воздух. Валерка же выразил свой восторг одним словом:

– Круто!

И Натка, которая обычно одергивала сына за такие вот словечки-паразиты, промолчала. Зачем ругать человека за искреннюю похвалу, которую он отпустил, между прочим, в твой адрес?

Ниночка молчала, но молчание ее казалось вполне одобрительным, судя по тому, с каким выражением лица она рассматривала малюсенькие порции закусок, поправиться от которых было возможно только в том случае, если съесть их в десятикратном количестве и запить всем разнообразием имеющихся в местном погребе напитков.

– Что будете пить? – спросил официант, и Натка, предпочитающая белое вино, которое здесь дивно сочеталось бы и с рыбками, и с маслинами, и с морепродуктами, почему-то выпалила:

– Ла Сангрия.

Официант одобрительно поднял вверх большой палец и удалился, предварительно записав в свой блокнот газировку для Валеры и бокал сидра для Нины, а Андрей переспросил:

– Сангрия? С каких пор?

Он имел полное право удивляться и даже негодовать. Если паэлью Натка обозвала пловом, то сангрия в тот вечер получила от нее наименование «компот с дурным к тому же названием».

– По-моему, – сказала она с кислым выражением лица, – пить нечто с названием кровь [25] неприятно. Будто ты и впрямь это делаешь.

– Многие «пьют чью-то кровь» и не испытывают угрызений совести, – резко ответил тогда Андрей, и Натка, поняв его намек, отреагировала так же остро:

– По крайней мере, они не добавляют в этот коктейль фрукты. Не пытаются подсластить.

Кувшин в тот вечер так и остался нетронутым, и теперь Натка хотела это исправить. Она призналась:

25

Название Сангрия происходит от испанского sangre – кровь.

– Наверное, я тогда не распробовала.

Андрей принял непроизнесенные извинения и, как только графин с «компотом» оказался на столе, щедро наполнил бокал жены. Натка сделала большой глоток и улыбнулась:

– Вкусно.

– Ага, очень, – поддержал Валерка, отправляя в рот очередного кальмарчика. – Я хочу еще номер тьи, шемь и вошемнадцать, – объявил он с полным ртом о своих гастрономических желаниях (блюда в меню из-за его разнообразия шли под номерами, чтобы официантам было легче ничего не перепутать).

И Натка опять промолчала, хотя раньше не преминула бы заметить, что «с набитым ртом разговаривать неприлично». А когда официант оказался около их столика, она окликнула его и попросила:

– Numero tres, siete y dieciocho, por favor [26] .

– Ма-а-ать! – ахнула Ниночка.

– Круто! – снова восхитился Валерка.

И только муж молчал, вопросительно приподняв брови. Череда Наткиных признаний продолжилась:

– Беру уроки испанского.

– Успешно, – одобрил муж, отправляя в рот кильку и поднимая бокал.

26

Номер три, семь и восемнадцать, пожалуйста (исп.).

Они дружно чокнулись под сдержанное Ниночкино «Молодец» и восхищенное Валеркино «Гип-гип ура!».

Натка театрально кивнула, как народная артистка, собирающая на сцене заслуженные аплодисменты поклонников, и спросила, стараясь перекричать галдящих испанцев (задача практически невыполнимая, но ей удалось):

– Правда, знаток испанского привел вас в отличное место?

– Клевое! – Валерка.

– Интересное, – Ниночка.

– Видимо, знаток испанского претендует на то, чтобы стать знатоком Испании. – Это, конечно, Андрей. «О чем он? О том, что Натка проявляет интерес к испанским традициям, или о том, что ей известны какие-то ресторанчики в округе, о которых он – пленник машины и работы – не имеет ни малейшего представления? Ладно, выберем первый вариант».

– Пока осваиваю только Тоссу, но, как знать, возможно, войду во вкус и развернусь, – она произнесла это невозмутимо, глядя мужу прямо в глаза и стараясь убедить его в том, что волноваться не о чем.

Андрей и не волновался. Отправил в рот очередной кусочек чего-то маленького и сказал:

– Ну давай, знаток, докладывай, как переводится это самое тапас.

– Крышка, – с готовностью ответила Натка. – Уж это слово она посмотрела в словаре еще до начала своих занятий.

– Молодец! – кивнул Андрей. – А теперь валяй рассказывай, почему.