Всегда говори «всегда»
Шрифт:
Сергей поверить не мог: она приезжая? Провинциалка? Надо же!
– А я подумал, что у вас бабушка жила где-нибудь в Филях или Лосинке.
Ольга рассмеялась:
– Вовсе нет!
– А где же? Где ваша бабушка жила?! Как вы в Москве оказались? Замуж сюда вышли?
Она потупилась:
– Нет. Я… Впрочем, это долгая история и неинтересная.
Волшебство разговора просто так вдруг разрушилось. Сергей вспомнил, что время поджимает, дел полно, через час надо быть в министерстве, потом – совет директоров. Поднялся из-за стола, пожал ей руку:
– Спасибо,
– А вам? Вам я могу позвонить?
Господи, что она говорит! Что она несет, куда она лезет! Это же Барышев, у него отец – академик, у него… У него сильные, теплые руки, а когда смеется – у глаз собираются морщинки. И такой голос, что она просто пропадает.
Ольга покраснела – мучительно, до ушей. Воспитанный Барышев сделал вид, что ничего не понял. Что вопрос, может ли она звонить, был задан «просто так».
– Когда я в Москве, конечно, звоните.
Достал визитку, написал что-то быстро, протянул ей:
– Если будут проблемы – прошу.
На визитке был записан мобильный телефон великого и ужасного Барышева.
Ольга сидела на диване, поджав под себя ноги, и щелкала выключателем торшера. Щелк. Зажегся свет. Огонь в высокой башне… Была такая повесть, очень лирическая, она в детстве читала. Крапивина, что ли… Щелк. Свет погас. Темнота. Темно на душе… Нет, пусть лучше будет свет. Ольга снова щелкнула выключателем.
Скрипнула дверь, вошла Надежда. В выходные она иногда оставалась ночевать. Зевнула, прикрыв рот ладошкой:
– Ночь-полночь, а ты все сидишь. Давай уж чай пить, что ли!
Ольга чаю не хотела.
– Сама не хочу, – кивнула Надежда. – Но когда в грустях, что ж делать? Только чай пить и остается.
Принесла поднос, пристроилась рядом с Ольгой на диване.
– Ну, давай, рассказывай.
Ольга отхлебнула чаю, пожевала сухарик. Разврат по ночам сухари грызть, но Надежда права: когда в грустях – больше ничего не остается.
– Я, Надь, думала, что Барышев скомандует и все пойдет отлично.
– А что? Не идет?
– Не идет. Замы как выламывались, так и выламываются, я же им на хвост наступила! А сам хозяин…
– Что?..
– Надя… Это такое… Это совсем другой мир. Даже Димка… не такой.
Это она зря сказала, про Димку-то. Надежда тут же полезла на баррикады совести:
– Да что ты про него знаешь, про Димку-то? Ты че, думаешь, раз спала с ним, значит, знаешь, какой мужик?! Может, он не такой совсем! Может, он…
– Надь, да успокойся, я ж ничего плохого не говорю! Чего ты кипятишься?
– Да ничего я! Такой, сякой, эдакий, разэтакий! А он хороший мужик.
– Да он вообще лучший, кто бы спорил… Только у Барышева… У него вообще все иначе, все, понимаешь? У него отец – академик, дед – профессор, прадед при дворе лейб-медиком служил…
– Ну и что? – Надежда пожала плечами, захрустела сухариком. – Нам что за дело?
– Надь, он ведь ничего про меня не знает. В смысле того, что
со мной… было. А если узнает?Надежда аж чаем поперхнулась от возмущения:
– А что такое с тобой было? Ты что? Детский дом подожгла? Деньги украла? Христианских младенцев на колбасу резала?
– Я сидела в тюрьме. Меня судили, осудили, вынесли приговор. Таким, как Барышев, на это даже… в кино смотреть противно. Он не станет со мной работать, если узнает. Да что работать! Он меня… Он в мою сторону и не посмотрит… В его реальности такого не бывает, понимаешь? Говорю же – другой мир… Не знаю, как объяснить, но я это чувствую. Это интеллигенция, такая, понимаешь, самой высшей пробы. Аристократы духа. Профессора, академики…
– Да плевать на этих академиков!
Ольга покачала головой:
– Нет. Не плевать. Я Димке скажу, пусть он еще кого-то на этот проект сажает…
– Кого?! Меня, что ль?
– Кого угодно. Но только чтобы мне с Барышевым не работать. Вряд ли он захочет, чтобы его делами занимался человек с уголовным прошлым. Да он бы мне руки не подал, за один стол со мной не сел… Если бы знал.
Надежда округлила глаза:
– Он че? Фашист, твой Барышев? Руки не подал, ишь как!
Они помолчали немного. Сидели, грызли сухари, думали – каждая о своем. Ольга положила подруге голову на плечо:
– Надь… Я пропала. Теперь уж точно совсем.
…Конечно, Грозовский никому «Строймастер» не передал, Ольге велел не лезть к нему со всякими бредовыми идеями, а заниматься работой.
Ольга работой занималась, но нет-нет да и вытаскивала из сумки барышевскую визитку. Она изобрела сто один повод позвонить, но так и не позвонила, разумеется.
Барышев позвонил сам. Ну, не сам, конечно. Секретарша.
– Ольга Михайловна? Сергей Леонидович хотел бы с вами встретиться. Вы могли бы подъехать к нам в офис?
Могла бы она подъехать? Да она по снегу босиком побежала бы!
…Барышев пошел через кабинет ей навстречу, сделал приглашающий жест – присаживайтесь. Она села. Сердце колотилось, как ненормальное, и Ольга боялась, что он заметит, догадается.
– Здравствуйте, Ольга Михайловна. Я хотел бы знать, как продвигаются наши дела.
Говорит, а сам смотрит в пол. И вид уставший. Или это ей кажется?
– Пока буксуем немного, Сергей Леонидович.
Барышев недовольно поморщился:
– Мы и так потеряли слишком много времени…
– Мы наверстаем! – пообещала Ольга.
Он посмотрел наконец ей в глаза – странным, долгим взглядом, кивнул медленно:
– Да. Наверстаем.
О чем он? Ах да, конечно, это он про работу. Времени, мол, много потратили зря, наверстаем.
– Проблем нет? Или есть?
Проблемы? Она перестала спать, думает о нем постоянно, пропадает она. А больше, пожалуй, проблем нет.
– С полиграфией пока неясно, Сергей Леонидович. Мы хотели бы, чтобы полиграфию нам сделала «Линия График». Это наши давние партнеры, кроме того, настоящие профессионалы, и если вы не будете возражать…