Всегда говори «всегда»
Шрифт:
– Ну, тогда немного зелени! Сережа, пойди, пожалуйста, кофе поставь!
Сережа ушел ставить кофе.
Академик смотрел, как Ольга ест, склонив голову набок, с таким выражением лица, будто слушал через фонендоскоп тоны сердца или пульс пациенту считал. Посмотрел, кивнул:
– Значит, это вы.
Ольга оторвалась от тарелки, подняла глаза:
– Я?
– Да вы не переживайте, Оля, – успокоил ее Барышев-старший. – Медики – люди до ужаса бесцеремонные. Стало быть, вы москвичка и с ним вместе работаете? С Леонидовичем?
Ольга
– Не совсем так. В Москву я переехала недавно, а работаю не с ним, а на него.
– Скажите пожалуйста! – Барышев-старший поцокал языком, покачал головой. – Все на него работают! Капиталист какой выискался!
И весело гаркнул в открытую дверь:
– Лучше б ты врачом был, слышишь, капиталист?!
Сергей появился в дверном проеме с полотенцем в руках:
– Между прочим, врач я был бы посредственный. А капиталист из меня получился – первый сорт. Хороший капиталист, пап!
И снова исчез на кухне. Отец посмотрел ему вслед с нежностью, но, перехватив Ольгин взгляд, заворчал:
– Ну да, ну да. Хороший… Я тут про одного хорошего по телевизору смотрел. Генеральная прокуратура его ищет. Соскучилась очень по нему.
Ольга тут же кинулась защищать капиталистов:
– Леонид Сергеевич, вы… неправильно говорите! Строить – это так же хорошо и нужно людям, как и… лечить!
– Ну, сравнила!
– Конечно! Это очень трудное дело – создавать что-то. Продавать гораздо проще!
– Так он раньше продавал, Сережка-то, когда все эти дела только начинались, а уж потом…
– Ну вот, вот, видите! Мог бы сих пор продавать, а он строит! У него на производствах люди работают, зарплату получают! У него репутация, знаете, какая?
– Ну, какая, какая?..
Барышева-старшего забавляло, с каким пылом эта девочка защищает Сергея. Молодец, Сережка, правильную барышню нашел…
– Все знают, что заводы Барышева никогда не стоят, что зарплату всегда платят, и детские сады у них, и все на свете! А лесопильные заводы, между прочим, это дело непростое, гораздо легче лес за границу продавать, чем тут его… реализовывать, а он…
– Да ты-то откуда знаешь, защитница?
– Как же мне не знать, я же столько документов пересмотрела, столько бумаг!.. Сергей Леонидович…
– Что Сергей Леонидович?
Барышев-младший стоял в дверях, улыбался. Старший изобразил отцовский гнев:
– Подслушивал?! Никто не говорил тебе, Сергей Леонидович, что подслушивать нехорошо?! Мало тебя в детстве лупили!
– Меня вообще не лупили, потому что уважали мою свободу и право личности на самоопределение!
Барышев-старший сдернул у сына с плеча полотенце, шлепнул пониже спины:
– Лучше бы лупили. А защитницу ты себе хорошую нашел! Что там кофий-то? Готов?
– Ну, давай, рассказывай! Что у тебя с Барывшевым? – потребовала Надежда.
Они медленно шли по бульвару. Дети с визгом унеслись вперед. Было воскресенье. Теплый, почти летний день. С утра они ездили в кино,
потом пошли покупать Машке туфли на весну и теперь двигались в сторону Тверской. Про Барышева и речи не было.– Надь! Отстань!
– И не подумаю! Выкладывай!
А что выкладывать-то? Ольга и сама не понимала, что у нее с Барышевым. После того, как они прилетели из Новосибирска, Сергей исчез на неделю. Потом позвонил. Ольга примчалась в «Строймастер», но оказалось, что это совершенно формальная встреча. Барышев посмотрел макеты, извинился и уехал в министерство. С тех пор прошло четыре дня, а от него – ни слуху ни духу.
– Я не знаю, Надь… Просто не знаю… Не понимаю ничего…
– Поесть тебе надо, вот что! – заявила подруга.
– Я не хочу.
– Ты никогда не хочешь, зато я все время хочу. Я вчера в таком потрясном месте была, чокнуться можно! В этом… в рыбаке… нет, в старике… господи, ну как же это слово-то!
– В «Старике и старухе»?
– Да нет, ну что ты, ей-богу! В старике… а дальше слово такое… из трех букв!
Господи, что еще за слово из трех букв?!
– В «Старике Цао», вот где! – вспомнила Надежда. – Между прочим, с Дмитрием Эдуардовичем.
С Димкой? В ресторане?
– Надежда-а! Я же тебя предупреждала! Он у нас… плейбой известный. Девушки налево и направо падают и сами собой в штабеля укладываются.
Но Надежду репутация Грозовского, кажется, ничуть не волновала.
– Да и пусть себе падают! Мне-то что? А поесть тебе надо, Оль. Вон, зеленая вся!
– Да не могу я есть! Надь, его три дня нет… и я… Нет, я с ума совсем сошла!
– Погоди. Кого нет-то? – Надежда наморщила лоб. – Сергея твоего?
– Да никакой он не мой! Он чужой. Он с красавицей был, когда мы познакомились! Надя, я такая дура! Я себе всякого намечтала… А теперь… Надя! Ну что ты молчишь-то! Ну скажи что-нибудь уже!
– Я просто обязана ее купить! – сообщила Надежда, не отрывая глаз от витрины. В витрине красовалась огромная, ростом с пятилетнего ребенка, корова – белая, в черных пятнышках… Подруга уставилась на корову как завороженная, ладонь к сердцу прижала.
Ольга дернула Надежду за руку:
– Нет. Только не это. Пошли. Сейчас же.
Но Надежда стояла как вкопанная, умильно взирая на корову. Сдвинуть ее с места можно было только тягачом.
– Надя! Я тебя умоляю! Ты их каждый день покупаешь, зверей этих! Хватит, остановись!
Надежда по-прежнему смотрела только на корову.
– Но она же такая… Оль, ну ты сама погляди…
– Не хочу я на твою корову смотреть! Ну, хочешь, пойдем есть, только корову не покупай!
Разумеется, корову Надежда все-таки купила. Потом они пошли обедать. За обедом Надежда поучала Ольгу:
– Ты не кисни. Ты лучше позвони Барышеву своему, пригласи его куда-нибудь.
Ну конечно. Вот так вот просто. Сейчас она позвонит Барышеву и давай его куда-нибудь приглашать.
– Сидишь, страдаешь, а он ни сном ни духом! – не унималась Надежда.