Всего лишь папа

— Будто ты жила с таким…

— Нет. Мне хватило безразличия… — Эмма поджала губы и словно вся закрылась. — Он со мной просто развлекся, не любя. Признать это больно.

Я изучающе рассматривал Эмму. Выражение лица у нее было отрешенным, а в глазах действительно отразилась боль. Во мне встрепенулось чувство сострадания и принялось терзать меня. Я смотрел в бархатно-зеленые глаза и с трудом усмирял желание обнять свою ассистентку и утешить.

— Что ты смотришь на меня, как на летающего страуса? — спросила Эмма.

Я вздрогнул и осознал, что увяз в зеленом омуте.

— Вот это меня и тревожит, — пробурчал я, отворачиваясь. — Что если пущу все на самотек, а потом она будет страдать? Я себе этого не прощу.

Телефон запрыгал на моем столе. Звонила Иоланда. Она редко звонила мне в рабочее время, только по важным вопросам. Если просто что-то спросить, то она писала сообщение, тем самым давая мне возможность ответить в удобное для меня время. Беря телефон, я уже вспомнил, что с утра они с Дамиано ездили к врачу побеседовать относительно результатов анализов. Наверное, хочет сказать, что я был прав, и надо лучше упражняться.

— Да, Иоле?

— Папа… — раздался всхлип. — Папа, мне надо срочно с тобой поговорить.

— Мадонна, что случилось?! — У меня сердце оборвалось.

— Пожалуйста, папа! — Иоле уже откровенно рыдала. — Ты можешь приехать за мной в клинику?

— Куда?! С тобой все в порядке?!

— Папа, приезжай! — взмолилась моя дочь.

— Адрес, Иоле!

Она сквозь рыдания назвала мне улицу, и в следующее мгновение я уже несся сломя голову к своей машине.

Глава 29

Хорошо, что у нас в Орвието все близко. Я добрался до нужного места за считанные минуты. Едва я вышел из машины, как от забора, ограждающего клинику, отделилась фигура моей дочери. Еще через пару секунд мои руки сомкнулись на ее плечах. Они сотрясались от горьких рыданий. Иоланда не могла вымолвить ни слова, захлебываясь в слезах.

Пока я ехал, то ни о чем не думал, только о том, как поскорее добраться до моей дочери, с которой приключилось что-то плохое. Теперь, когда она, живая, находилась в моих объятиях, я облегченно вздохнул и принялся размышлять о том, что могло вызвать такую истерику? Похоже, моя дочь оказалась бесплодной…

Мое сердце сжалось. Я ведь знал, как она хотела ребенка! Я обнял ее еще крепче, ласково поглаживая по шелковистым волосам. Как утешить ее? Что я могу сделать, чтобы спасти ее от этого разочарования? Я бы все отдал за ее счастье, но вряд ли я способен изменить диагноз врачей… Впрочем, надо еще выяснить, что ей сказали. Может, необходимо просто пройти курс лечения, но моя впечатлительная дочь восприняла это, как истинный и неминуемый конец света.

Кстати, а почему Дамиано бросил ее в таком состоянии?! Я даже огляделся, ища его глазами. Мадонна, неужели он услышал диагноз и оставил свою жену?! Нет, бред какой-то. Ведь существуют ЭКО, усыновление и много чего еще, чтобы почувствовать себя полноценной семьей. Дамиано слишком любит мою девочку, он не мог оставить ее в тяжелый момент!

Вынырнув из своих сумбурных размышлений, я обнаружил, что Иоланда чуть успокоилась. Она все еще всхлипывала, но не столь громко и отчаянно.

— Иоле, amore, расскажи мне, что случилось.

Лучше бы я молчал! Моя дочь снова вся задрожала, и рыдания набрали новую силу. Это было похоже на шторм: накатывала волна за волной, не стихая. Я ничего не понимал, ни единого слова через этот поток слез и всхлипываний. Мне оставалось лишь согревать ее своими объятиями, предоставив рубашку взамен носового платка: в том месте, куда уткнулась Иоланда, рубашка уже промокла. Я кожей чувствовал насквозь мокрое пятно.

Не знаю, сколько времени мы так стояли. Прохожие проходили мимо, поглядывая на нас. Кто-то с любопытством, кто-то с сочувствием, а кто-то даже неодобрительно головой покачал! Это был очень пожилой синьор, который вознамерился преподать мне урок нравственности.

— Ай-яй-яй…. И не стыдно тебе женщину до слез доводить? Ты ж ведь старше ее, мудрее должен быть! — воскликнул он с осуждением. — Но вы, современная молодежь, только и знаете, что пользоваться женщинами, а потом выбрасывать их, как грязные бумажные платочки. Раньше платочки были матерчатые. На них вышивали свои инициалы, стирали эти платочки и бережно хранили. Теперь высморкался — и в помойку.

Его проповедь меня повеселила. Я снисходительно улыбнулся и изрек:

— Кстати, я до сих пор пользуюсь матерчатыми, правда крайне редко. У меня редко насморк бывает.

— Зачем же ты ее обижаешь?! — Он даже потряс в воздухе костлявым кулаком, в котором сжимал хлипкую трость.

— Синьор, это моя дочь, — пояснил я иронично.

Несколько мгновений он недоверчиво созерцал нас. Иоланда затихла в моих руках и прислушивалась к разговору.

— Голову ты мне морочишь! — сердито воскликнул старик. — Ты ее в десять лет родил что ли?!

— Нет. Я просто хорошо сохранился. Как мумия.

— У современной молодежи ни к кому нет уважения! — все сильнее сердился синьор. — Не стыдно насмехаться надо мной.

Иоланда подняла голову и проговорил охрипшим от рыданий голосом:

— Это правда мой отец. Я родилась, когда ему было двадцать.

Старик уставился на нас, не в силах вымолвить ни слова.

— Ну дела… Ну прости…

— Ничего, — заверил я.

— А почему так плачет? Обидел кто?

— Пока не выяснил. Но вы не волнуйтесь, все будет хорошо, я не дам в обиду свою дочь, — пообещал я.

— Уж сделай одолжение. Красавица она у тебя и очень хрупкая.

— Всего хорошего, — кивнул я доброжелательно и, крепче обняв свою дочь, увлек ее к машине. — Иоле, amore, что стряслось? — спросил я осторожно, захлопнув дверь. Я очень опасался вызвать новую бурю.

Иоланда смотрела в пространство перед своим носом взглядом человека, обреченного на смерть. Я не на шутку перепугался.

— Сегодня вы ходили за результатами анализов, — начал я подстегивать. Сил томиться в этом ожидании не осталось. — Как я понимаю, они оказались плохими. У тебя проблемы со здоровьем?

Иоланда будто онемела. Или окаменела. Она сидела неподвижно, и только едва уловимое колыхание ее груди доказывало, что моя дочь жива. В остальном она больше напоминала изваяние, у нее даже взгляд стал стеклянным.

Вдруг она отрицательно помотала головой и закусила губу, пытаясь сдержать новую волну рыданий.

— Иоле, я не понимаю! — потерял я терпение. — Что происходит?!

— Дамиано не может иметь детей.

Я остолбенело уставился на дочь. Передумав и предположив много чего, пока Иоланда рыдала, я даже не задумывался над тем, что проблема могла быть в Дамиано! Наверное, это потому что всегда на слуху бесплодие женщин, а про мужчин в этом контексте лично я ни разу не слышал. Интересно, почему?