Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929

Когда Норма уезжает, в доме машиниста вновь воцаряется мир; это маленький домик, затерявшийся среди рельсов. Но злой рок преследует Сизифа. Вырвавшаяся струя горячего пара почти ослепляет его. Скрипач Эли находит в семейном дневнике секрет рождения Нормы. Она не была его сестрой, а он ее любил и мог бы на ней жениться. Он обрушивается с упреками на Сизифа.

Состарившегося машиниста железнодорожная компания посылает работать на фуникулере горы Монблан. Сын отправляется с ним. «Но колесо судьбы не отстает от своей жертвы — оно должно настигнуть его и раздавить». Инженер вместе с женой Нормой приезжают провести отпуск в Шамони. Там она находит своего отца и Эли. Инженер в приступе ревности увлекает молодого человека в горы, на узкую площадку над глубоким ледником. Там происходит драка. Эли падает вниз, но, зацепившись за корень, висит над пропастью.

В хижине своего отца Норма предчувствует несчастье. Сенбернар воет, как перед чьей-то смертью. Появляется Эрсан, он еле ползет по снегу. Эрсан рассказывает о происшедшей драме и умирает. Норма бежит на место драмы. В ту минуту, когда она и Сизиф готовы были его спасти, обессилевший Эли падает в пропасть.

Старый, слепой машинист уходит в хижину на высокой горе вместе с собакой, его единственным спутником. Свою дочь он прогоняет. В годовщину трагедии он хочет поставить крест на месте гибели сына. Там застает его Норма. Она поселяется в хижине слепого, чтобы ухаживать за ним, а он преследует ее своей грубостью. Наступает праздник — день Святого Жана. Хороводы горных жителей кругами кружатся повсюду в Альпах, и, пока Норма танцует, Сизиф умирает».

Начальная идея этого сценария (мы не могли привести здесь все его эпизоды) зародилась у Абеля Ганса 30 июля 1919 года в парке «Ко палас», после того как он прочитал «Рельсы» Пьера Ампа [63] . В декабре 1919 года он начал съемки фильма «Роза рельсов» (названного впоследствии «Колесо»), длившиеся шестнадцать месяцев, до февраля 1921 года. Всего он заснял 277 863 метра негативной пленки. Исполнитель главной роли в «Колесе» Северен-Марс во время съемок был уже болен, однако еще успел поставить «Великолепное сердце», где был сценаристом и исполнителем, и вскоре, 17 июля 1921 года, задолго до демонстрации «Колеса», умер. Абель Ганс закончил первый монтаж 9 апреля 1921 года, в день смерти своей второй жены, Иды Данис.

63

In: Journal d’Abel Gance, cit'e par Sophie Daria. — In: Abel Gance hier et demain. Paris — Geneve, ed. «La Palatine», 1959.

Для съемки этого значительного фильма Абель Ганс, веривший во все невероятные затеи, сумел своротить целые горы, в том числе и горы денег. Производство фильма шло на предприятии «Фильмы Абеля Ганса», но финансировал его (благодаря личному вмешательству Шарля Пате) «Пате консортиум». Фильм стоил колоссальную по тому времени сумму — 3 миллиона, — и, если исходить из средней стоимости французского фильма в 1920–1925 годы, это значит — один или два миллиарда (старыми деньгами) в 1967 году.

Ганс сумел также привлечь крупные таланты. Поэт Блез Сандрар был его добровольным ассистентом. Фернан Леже нарисовал афиши для «Колеса». Артюр Онеггер написал партитуру. В интервью, помещенном в «Синэ-магазин» (10 июля 1925 года), он говорит:

«Речь шла не об оригинальном произведении, а об отрывках, неизвестных публике и отобранных вместе с Полем Фоссом, дирижером оркестра «Гомон-палас», к которым я добавил несколько фрагментов собственной композиции».

Один из этих «Фрагментов» — «Пасифик-231», — обработанный композитором, стал одним из его самых известных произведений.

Главная идея «Колеса» была выражена автором следующим образом: «Колесо» — это «движение семи форм, которые кружатся одна в другой», как сказал Жакоб Бём. Круг, колесо поддерживают жизнь, но вечно повторяют ее… Название символично и реально. По моему мнению, оно реально, так как лейтмотив фильма — это колесо паровоза; оно — один из основных персонажей, и оно же приводит нас к роковому финалу, ибо не в состоянии сойти с рельса. Более точный символ — это колесо Судьбы, обрушившейся на Эдипа» [64] .

64

In: Icart R.Abel Gance. Paris. L'Institut Pedagogique National, 1960.

Значит, Сизиф был для автора мифологическим человеком, толкавшим камень, но также и Эдипом, влюбленным в Антигону и ослепленным судьбой, как и своей страстью.

О подробностях постановки фильма Жан Арруа дал отзыв в «Синэа-Синэ пур тус» (15 декабря 1923 года, с. 7):

«Первая часть «Колеса» снималась в Ницце, декорации были поставлены между железнодорожными путями у вокзала Сен-Рош. Поезда проходили каждые пять минут в метре от декораций. Приходилось также снимать сцены во время хода поездов и днем и ночью, на платформе, поднятой на два метра со стороны паровоза. Электрогенераторы были размещены поблизости в фургоне. Эта работа продолжалась шесть месяцев, с декабря 1919 года по июнь 1920 года. Затем сцены на железной дороге продолжались в Шамони, чтобы использовать зубчатую железную дорогу на Монблан. Последняя декорация была построена возле ущелья Веза. Вид портили станция фуникулера и столбы электропередачи. Ганс заставил снести станцию и передвинуть столбы. Работы продолжались здесь все лето и были прерваны из-за плохой погоды. «Колесо» было закончено только в феврале 1921 года. <…> Некоторые сцены снимались больше двадцати раз. Фильм в том виде, в каком он был представлен в 1922 году, насчитывал 10 500 метров пленки и включал 4 тысячи планов» [65] .

65

Жан (в то время Хуан) Арруа говорит о 150 000 метрах негатива. Мы отметили другую цифру — 277 863 метра, следовательно, почти на 125 000 метров больше.

Фильм вышел в свет в начале 1923 года. Эта «современная трагедия в шести частях с прологом» показывалась в четыре сеанса, в течение четырех недель, как было в то время принято для «серийных фильмов». Первоначально демонстрация всего фильма длилась приблизительно восемь часов.

Высокому качеству этого громадного фильма сильно содействовали методы постановки. Работая среди железнодорожных путей, постановщик и исполнители постоянно общались с железнодорожниками, видели, как они живут и работают. И стали понимать их поведение. Когда же железнодорожники не понимали какие-нибудь романтические бредни, Северен-Марс и Тероф сами становились железнодорожниками, правдивыми и убедительными. Таков прекрасный эпизод в кабачке для рабочих, где Сизиф напивается и затевает перебранку с товарищами.

После премьеры в декабре 1922 года профсоюз железнодорожников заволновался: первый раз в истории французского кино появился фильм, показывающий их жизнь, и Сизиф должен представлять их в глазах публики. Этот машинист, водивший экспрессы, — не будет ли он показан как пьяница? Ведь трезвость людей, отвечающих за жизнь пассажиров, у нас общеизвестна. Секретарь Союза железнодорожников Пьер Семар попросил Абеля Ганса показать ему фильм и выслушать его мнение и мнение его товарищей. Постановщик согласился. Но до того, как был устроен специальный просмотр, Пьер Семар был посажен в тюрьму вместе с несколькими руководителями коммунистической партии. Пуанкаре обвинил их в «заговоре против безопасности государства», ибо с 7 по 9 января 1923 года несколько французских коммунистов и профсоюзных деятелей принимали участие в конференции, посвященной совместной борьбе против оккупации Рура. Один из редакторов «Синематографи франсэз» радовался этому аресту в заметке «Цензор под запретом цензуры».

Тем не менее Абель Ганс показал «Колесо» руководителям Союза железнодорожников, в который входило 70 тысяч членов. Выслушав их, он охотно изменил несколько деталей, которые они сочли неправдоподобными. Тогда пресса выступила против Ганса и железнодорожников, называя их «367 цензоров». Протестовали также Риччотто Канудо и Андре Антуан, написавший в «Комедиа» (17 февраля 1923 года):

«Несколько доброхотов усмотрели, что корпорация железнодорожников была показана слишком легковесно, и сообщили об этом профессиональному союзу. Разумеется, эти славные люди заволновались, и их делегаты попросили постановщика показать им фильм. Посмотрев его, они высказали свои соображения и указали, что именно, по их мнению, может повредить доброй репутации их сотоварищей. Их ходатайство было удовлетворено. Затем последовала перекройка фильма, насколько значительная — мне не известно.

Весьма возможно, что пылкий Ганс, увлеченный работой, кое-чего не заметил и немного перешел границы.

Но разве вы не видите тут опасного прецедента? Разве рабочие когда-либо считали, что Золя оклеветал их, описывая в «Западне» жизнь парижских предместий? [66] Таким образом, кино будет подлежать новой цензуре разных корпораций. Завтра чиновники, духовенство, портные или консьержки тоже могут вмешаться и заявить претензии? Куда мы идем?»

Основатель «Театр-либр» как будто не знал, что тайная «корпоративная цензура» промышленников и прокатчиков распоряжалась французским кино со дня его рождения. И если его возмущали даже мелкие случайные изменения, как мог он забыть, что под давлением «корпорации» генералов было изменено первоначальное значение фильма «Я обвиняю»?

66

Они действительно протестовали в очень резкой («крайне левой») статье, написанной пером Лафарга, который обвинил Золя в том, что он защищает буржуазию и ее панический страх перед Коммуной, изображая рабочих «пьяницами», хотя Лантье был не рабочим, а ремесленником.