ВШ 3

Так вот, о воде… С собой у меня имелись пара стеклянных полулитровых бутылочек минералки — нужно было поддерживать водно-солевой баланс. Это же мне советовали и Чеботарёв с Биркиным. Стояли бутылки на подоконнике, чуть позади и сбоку, пока я отрабатывал перед зеркальной стеной бой с тенью. Одна уже была початой, вторая целой. И в один отнюдь не прекрасный момент оказалось, что початая бутылочка куда-то исчезла.

Я недоумённо оглянулся в надежде увидеть, кто из разминающихся боксёров мог случайно или преднамеренно увести мою воду, но ни у кого своей бутылки не обнаружил. В этот момент я вспомнил, что в отражении зеркала вроде бы мелькала чья-то тень, какого-то человека в светлом спортивном костюме. Наверное, кто-то из тренеров внаглую позаимствовал водичку. Хм, странно… Ладно бы целую увели, я бы ещё понял, в початой воды оставалось всего ничего.

Посокрушавшись по поводу человеческой беспринципности, я взял новую бутылку, открутил удобно приспособленную для этого пробку и сделал большой глоток… Фу, что за горький привкус? Я повертел бутылку в руках, на вид она вроде бы ничем не отличалась от той, которую увели, а вкус, тем не менее, какой-то противный, аж слегка выворачивает. Может, мне просто показалось? Я сделал ещё глоток и снова поморщился. Да ну на фиг, отравишься ещё, может, она просроченная какая…. Поискал на этикетке дату — да вроде как всего месяц назад бутылка сошла с конвейера. Но всё равно пить из неё у меня не было больше никакого желания.

— Варченко, заканчивай, ты в следующей паре, — услышал я голос выскочившего, словно чёртик из табакерки, Саныча. — Ну-ка, дай проверю, как руки забинтовал… Сойдёт. Идём в раздевалку, перчатки помогу надеть.

Чисто на автомате я захватил с подоконника бутылку. Наверное, сказалась врождённая привычка не мусорить. В раздевалке вроде была мусорная корзина, туда и положу. Что и сделал после того, как мы переступили порог комнаты, на двери которой висела табличка «Russian team room». Вот так, кстати, и было написано, что эта комната именно русской команды. В первый день наше руководство было повозмущалось, но видно, недостаточно сильно, табличку так и не заменили.

Сегодня мне достался красный угол. Почему-то меня интуитивно всегда больше тянуло в синий, красный казался слишком уж агрессивным, да и каким-то спартаковским, тогда как синий цвет присутствует в эмблеме любимого московского «Динамо». Но в данном случае выбирать не приходилось.

На полуфиналах зал был заполнен до отказа, хотя суббота у греков, как я выяснил, считалась рабочим днём. Может, специально за своего пришли поболеть? Как-никак Ксенакис остался единственным представителем Греции и на этой стадии турнира. Ещё, кстати, и телевидение местное подтянулось, понятно, что главное внимание будет приковано к персоне моего противника.

Поднимаюсь на ринг — народ в зале кричит, свистит, топает ногами. Кажется, что даже вполне отчётливо слышу: «Русский, умри!» Ого, это кто там такой дерзкий, еще и знающий русский? Во всяком случае, выучивший как минимум эту фразу…

Но шарить глазами по трибунам некогда, рефери приглашает в центр ринга, мы жмём друг другу перчатки, и снова по углам. Удар гонга едва слышен на фоне шума трибун, но рефери из Чехословакии сводит ладони вместе почти до конца, и мы с Ксенакисом покидаем свои углы, начиная свой боевой танец к восторгу пяти тысяч зрителей.

Я первым выбросил джеб левой, который соперник легко принял на перчатки и тут же попытался ответить двойкой. Я просто уклонился и сделал шаг в сторону, однако трибуны так заревели, словно оба удара достигли цели. Нет, всё-таки желательно закончить бой досрочно, иначе, чего доброго, судьи под влиянием болельщиков и впрямь начнут приписывать греку несуществующие попадания.

Минуты две прошли в обоюдной разведке, и только в последней трети раунда я перешёл к активным действиям. Стал работать сериями, пытаясь нащупать слабое место в обороне противника. Тот, почувствовав, что раунд от него может уплыть, тоже стал проявлять активность, стараясь прижать меня к канатам или загнать в угол. Пару раз ему это удалось, но я в своей защите не оставил ему ни малейшей лазейки, а после его атак сам контратаковал и разрывал дистанцию.

— Всё было нормально, но если чувствуешь в себе силы — во втором раунде постарайся прибавить, — советовал в перерыве Саныч, обмахивая меня влажным полотенцем. — Сам видишь, как тут болельщики орут, а судьи, они ж живые люди, на них это тоже действует.

Вытащил из моего рта капу, брызнул в рот через трубочку водой из пластиковой ёмкости, я прополоскал рот и выплюнул жидкость в подставленное пластиковое ведёрко.

Во втором раунде грек снова работает в привычной уже для меня манере со средней дистанции, выбрасывая хоть и резкие, но не очень чувствительные удары. Так что его попадания если и достигали цели, то носили отнюдь не фатальный характер. А вот мои удары встряхивали Ксенакиса так, что даже неистовые греческие любители бокса в эти моменты снижали градус боления. А в середине раунда мне удалась комбинация, которую мы с Храбсковым отрабатывали на тренировках: двойка на дистанции, шаг вперёд с боковым слева, апперкот правой, и снова двойка, но уже на отходе с разрывом дистанции. Вот только боковой левой я провёл не в голову, а в печень, удачно в последнюю долю секунды заметив, что она у соперника приглашающе открыта. Апперкот правой хоть и пришёлся больше по перчаткам, но они у Ксенакиса самортизировали в его же подбородок с такой силой, что голова грека подпрыгнула, будто мячик.

Судя по тому, что соперник схватился, согнувшись пополам, схватился за правый бок, основной урон ему всё же нанёс именно удар в печень. Ну наконец-то, подумал я с облегчением, двигаясь по команде рефери в нейтральный угол. Соперник поплыл, может, до второго перерыва успею закончить дело досрочной победой.

В этот момент я и почувствовал, что со мной творится что-то неладное. В животе резануло так, словно по желудку изнутри провели острым осколком стекла, аж в глазах реально потемнело от боли. Твою мать, это ещё что за новости?

Я сделал глубокий вдох, вроде немного отпустило… Тем временем рефери закончил считать Ксенакису нокдаун и снова пригласил нас в центр ринга. И тут же мой желудок снова скрутила такой боль, что я едва не рухнул на колени. Чехословацкий рефери вновь остановил бой, который ещё не успел продолжиться, и с тревогой посмотрел мне в глаза.

— Are you all right?

Чего это он на английском-то? Ах да, это же международный язык общения… Не о том думаю, не о том.

— Yes, — выдавил я из себя.

Тот ещё раз с сомнением посмотрел мне в глаза, и всё же дал команду на продолжение боя. А у меня внутри будто две невидимые руки ухватили мой кишечник и начали его выкручивать, как прачки выжимает мокрую простыню. Соперник, глядя на мою бледную физиономию, похоже, начинал понимать, что со мной что-то не то. Может быть, решил, что я пропустил шальной удар и меня повело? Во всяком случае, это его явно воодушевило и, невзирая на только что случившийся нокдаун, он попёр вперёд словно бульдозер, нанося град очень даже серьёзных ударов. Или это мне в моём состоянии просто так казалось, на фоне того, что я сам едва держался на ногах.

Перед глазами мелькали то ли перчатки соперника, то ли какие-то мухи. В голове появилась мысль, что в таком состоянии я не то что не смогу выйти на третий раунд, я вообще в любое мгновение могу обделаться… Мать моя женщина, да что ж это такое?!!

Вопли болельщиков на трибунах сливались в один сплошной гул, словно бы надо мной парил огромный шмель. И сквозь этот гул каким-то чудом прорвался голос Саныча:

— Макс, встречай, встречай его!

Ну я и встретил выброшенной перед собой двойкой. Практически ничего не видя, чисто наудачу, на автомате, совсем не рассчитывая на то, что это принесёт хоть какой-то результат. Но, видно, в этот раз боксёрский бог, если он существует, оказался на моей стороне, так как мгновение спустя я услышал команду рефери: