Вскрытие показало...
Шрифт:
– Да-да, конечно, едем.
Марино остался курить, облокотившись на стол, а я пошла в подсобку умыться и переодеться. В полном трансе я полезла за лабораторным халатом и не сразу сообразила, что он мне сегодня не понадобится. Мои бумажник, портфель и жакет были наверху, у меня в кабинете.
Я кое-как собрала мысли и вещи и последовала за Марино. Когда я открыла дверь автомобиля, свет внутри не загорелся. Прежде чем сесть, мне пришлось смахнуть с сиденья крошки и скомканную бумажную салфетку. Я пристегнула ремень безопасности.
Марино молча взгромоздился на сиденье. Тщетно мигала рация – сержант, по-видимому, решил не обращать внимания на вызовы. Полицейские что-то бубнили – слов было не разобрать,
– Три-сорок-пять, десять-пять, один-шестьдесят-девять на третьей линии.
– Один-шестьдесят-девять, конец связи.
– Свободен?
– Десять-десять. Десять-семнадцать, кислородная камера. С объектом.
– Вызовите меня после четырех.
– Десять-четыре.
– Четыре-пятьдесят-один.
– Четыре-пятьдесят-один икс.
– Десять-двадцать-восемь на Адам-Ида-Линкольн один-семь-ноль...
Тревожные позывные били по нервам, как басы электрического органа. Марино вел машину молча. Мы проехали центр города. Витрины магазинов были уже закрыты на ночь металлическими жалюзи. Красные и зеленые неоновые вывески крикливо зазывали в ломбард, в мастерскую по ремонту обуви и в кафе быстрого обслуживания. "Шератон" и "Мариотт", залитые огнями, выплывали из темноты подобно лайнерам. Автомобилей на улице почти не было. Пешеходов тоже – разве что проститутки кучковались под фонарями. Они провожали наш автомобиль взглядами, и белки их глаз сверкали в темноте.
Я не сразу поняла, куда мы едем. На Винчестер-плейс Марино сбавил скорость, а поравнявшись с домом № 498 – принадлежавшим Эбби Тернбулл, – буквально пополз. Дом казался черным кораблем, флажок над парадной дверью обмяк расплывчатой тенью. Перед входом машины не было – значит, Эбби ночует в другом месте. Интересно, в каком.
Марино медленно свернул на узкую аллею между домом Эбби и соседним зданием. Машина подскакивала в раздолбанных колеях, фары выхватывали из мрака темные кирпичные стены, консервные банки, напяленные на столбы, разбитые бутылки и прочий мусор. Проехав несколько метров, Марино заглушил мотор и выключил фары. Рискуя нажить клаустрофобию, мы сидели в машине и смотрели на задний дворик дома Эбби, где по ограде вился плющ, а на газоне красовалась табличка "Осторожно, злая собака", хотя никакой собаки не было.
Марино включил прожектор. Луч освещал ржавую пожарную лестницу на стене. Все окна были закрыты, в темноте тускло поблескивали стекла. Кресло поскрипывало под тяжестью доблестного сержанта, пытавшегося выхватить из мрака каждый закоулок пустого двора.
– Ну же, – произнес он, – скажите что-нибудь. Мне не терпится узнать, что вам приходит в голову – то же, что и мне, или нет.
Я сказала очевидную вещь.
– Табличка "Осторожно, злая собака". Если бы убийца сомневался, есть собака или нет, он бы поостерегся лезть в окно. Ни у одной из женщин не было собаки. Иначе они, возможно, не погибли бы.
– В точку!
– Кроме того, – продолжала я, – подозреваю следующее: вы пришли к выводу, что преступник знал: табличка стоит исключительно для мебели, у Эбби – или у Хенны – не было собаки. А вот откуда у него эти сведения?
– Вот именно, откуда? – эхом отозвался Марино. – Разве что он специально выяснял.
Я промолчала.
Марино сжал в кулаке зажигалку.
– Похоже, он уже бывал в этом доме.
– Не думаю.
– Хватит играть в молчанку, доктор Скарпетта, – мягко произнес Марино.
Трясущимися руками я достала сигареты.
– Все это так и стоит у меня перед глазами. Да и у вас, наверное, тоже. Представляю типа, который уже раньше был в доме Тернбулл. Он понятия не имел, что у Эбби живет сестра, зато убедился, что журналистка не держит никаких собак. Да еще сама мисс Тернбулл,
будь она неладна, знает нечто такое, что парню ой как хочется сохранить в тайне.Марино помолчал. Я чувствовала на себе его взгляд, но не желала ни смотреть на него, ни отвечать ему.
– Понимаете, он с нее уже кое-что поимел. И возможно, далеко не все, что ему хотелось. Он не удовлетворен, ему нужно больше. Несостыковка в сценарии, так сказать. К тому же он боится, что она на него заявит. Она ведь журналистка, та еще пройдоха, черт ее возьми. Ей платят за то, что она раскрывает грязные тайны. И не сегодня-завтра она расколется. – Марино снова посмотрел на меня, но я была как кремень. – И что ж ему прикажете делать? Он решает замочить журналистку и оформить все так, будто и она стала жертвой маньяка. Одна маленькая проблема – он не знает, что в доме мисс Тернбулл живет ее сестра. Не знает также, где находится спальня Эбби, потому что в прошлый раз ему хватило и гостиной. Вот парень и попадает не в ту спальню. А почему? Потому что свет горел только в комнате Хенны, так как Эбби была в Нью-Йорке. Отступать поздно. Он зашел слишком далеко и должен довести дело до конца. Он убивает ее...
– Больц не мог этого сделать, – произнесла я, сдерживая дрожь в голосе. – Больц никогда бы на такое не пошел. Он не убийца – кто угодно, только не убийца.
Повисло молчание.
Наконец Марино медленно поднял на меня глаза и стряхнул пепел с сигареты.
– О-очень интересно. А ведь я не называл фамилий. Но раз уж вам на ум пришел Больц, не соизволите ли развить свою мысль?
Я прикусила язык. Слезы подступали к глазам, копились в горле. Не заплачу, не дождется! Чертов коп не увидит моих слез, такого удовольствия я ему не доставлю!
– Послушайте, доктор Скарпетта, – произнес Марино уже гораздо мягче, – я не хотел ловить вас на слове. То есть я хотел сказать, ваша личная жизнь – это ваше личное дело, я не собираюсь в нее лезть. Вы взрослые свободные люди. Но мне кое-что известно – я видел Больцеву машину у вашего дома...
– У моего дома? – Вот уж не ожидала. – А что вы де...
– Что я делал! Да я только и делаю, что объезжаю дозором этот чертов город. И так уж случилось, что вы в нем живете. Я знаю вашу служебную машину. Знаю ваш адрес, будь он неладен, и знаю Больцеву белую "аудюху". И все те разы, что я наблюдал эту самую "аудюху" у ваших ворот, Больц явно заезжал не про убийства речь вести.
– Может, и так. Может, к работе наши встречи и не имели отношения. Но это не ваше дело.
– А вот тут вы не правы. – Марино выбросил окурок в окно и зажег новую сигарету. – Это мое дело, с тех самых пор, как Больц такое вытворил с мисс Тернбулл. Кто его следующая жертва, как вы думаете, доктор Скарпетта?
– Картина убийства Хенны точно такая же, как и во всех предыдущих случаях, – холодно произнесла я. – Совершенно очевидно, что ее убил тот же самый человек.
– А пробы на тампонах тоже совпадают?
– Бетти займется ими завтра с утра. Я пока не могу точно сказать...
– Что ж, я облегчу вам задачу. У Больца нет антигенов в слюне и сперме. Не сомневаюсь, что и вам это известно, причем уже несколько месяцев.
– В Ричмонде у нескольких тысяч мужчин нет антигенов. Может, и у вас тоже, кто знает?
– Чем черт не шутит, – перебил Марино. – Действительно, кто знает? Но ведь в этом-то все и дело. Вы не знаете наверняка насчет меня. Зато знаете насчет Больца. В прошлом году вы проводили вскрытие его жены – разве вы не нашли на ней сперму, и разве вы не проверили ее? Ведь известно, что женщина покончила с собой почти сразу после того, как позанималась сексом с мужем. И разве гребаный анализ не показал, что у Больца нет антигенов в сперме? Это даже я помню, а вам сам Бог велел. Я был на месте преступления, скажете, нет?