Встречи на перекрестках
Шрифт:
При этом заявлением Бейкера заверения западных лидеров не исчерпывались.
Г. Коль. Мы считаем, что НАТО не должно расширять сферу своего действия. Надо найти здесь разумное урегулирование.
Я правильно понимаю интересы безопасности Советского Союза и отдаю себе отчет в том, что вы, г-н генеральный секретарь, и советское руководство должны будете доходчиво объяснить происходящее населению СССР. Одно дело, когда говорим мы, а другое дело, когда говорят простые люди. Они помнят о судьбе своих отцов и братьев. (Запись беседы М.С. Горбачева с федеральным канцлером Г. Колем 10.02.1990.)
Как заявил премьер-министр Великобритании, он «не предвидит условий, чтобы в настоящее время и в будущем восточноевропейские страны могли бы
Д. Хэрд заявил об отсутствии в НАТО планов присоединения стран Восточной и Центральной Европы к Североатлантическому договору в той или иной форме. (Информация министра иностранных дел СССР А.А. Бессмертных об итогах рабочего визита в СССР министра иностранных дел Великобритании Д. Хэрда 26.03.1991.)
Ф. Миттеран. Есть еще одно соображение. Каждое из упомянутых мною государств (речь шла о бывших членах Варшавского договора. – Е. П.) будет стремиться обеспечить свою безопасность путем заключения отдельных соглашений. С кем? Очевидно, что с НАТО. Но такая перспектива опять-таки не относится к СССР. Это также усилит ощущение изоляции и даже окружения у Советского Союза. Убежден, что такой путь не является правильным для Европы. (Запись беседы М.С. Горбачева с президентом Франции Ф. Миттераном 06.05.1991.)
Два момента хотел бы подчеркнуть.
Первый – заверения Ф. Миттерана давались уже в то время, когда Варшавский договор «дышал на ладан». И речь шла именно о стремлении стран Восточной Европы проситься в будущем в НАТО.
Второй – президент Франции прямо признавал, что речь не может идти о приеме СССР в НАТО, даже в перспективе.
К огромному сожалению, следует констатировать, что заверениям западных лидеров не была придана договорно-правовая форма. А ведь есть все основания считать, что в то время это могло бы быть сделано.
Но все-таки почему в последующем произошел такой кардинальный поворот в позиции стран, играющих ведущую роль в НАТО, и в первую очередь США? Почему они вопреки обещанному, причем подкрепленному, казалось бы, серьезной аргументацией против приема в НАТО стран Варшавского договора (ведь понимали же, судя по их словам, к чему это может привести), на 180 градусов развернулись в отношении своих прежних заверений? Ответ на эти вопросы не однозначен.
Действительно, руководители стран Центральной и Восточной Европы провозгласили свое настойчивое стремление вступить в НАТО. Судя по всему, это поддерживается если не большинством, то, во всяком случае, весьма значительной частью населения. Подтверждением являются и опросы общественного мнения, и результаты референдума в Венгрии. Что стояло за этим? Опасения, что ситуация в России создаст угрозу их безопасности? Не думаю, что это основная причина или даже реальная. Да и многие лидеры этих стран подчеркнуто заявляют, что их выбор не предопределен опасениями каких-то агрессивных действий со стороны России. Сегодня, уже через многолетний период развития Российского государства и в корне изменившейся международной обстановки, при любой реальной – именно реальной – конфигурации сил, стоящих у власти в России, разговоры о возможной военной угрозе с ее стороны странам Центральной и Восточной Европы, равно как и другим странам, выглядят как элементарная мистификация.
Нелишне напомнить, что еще при существовании Советского Союза, да и в тот острейший период, когда начался процесс распада социалистического лагеря, Москва в преддверии того, что ее союзники выйдут из Варшавского договора, не давила на них и не собиралась этого делать. Я был на заседании политбюро ЦК, на котором М.С. Горбачев рассказал, что забившийся в истерике Чаушеску (это было еще при существовании Варшавского договора) обратился с просьбой незамедлительно ввести войска в Румынию. Но на дворе был уже не 1968 год, ознаменовавшийся маршем танковых колонн на Прагу, а 1990-й, и дело ограничилось лишь информированием высшего советского руководства о призыве Чаушеску – ни у одного присутствовавшего
даже не возникло вопроса о возможности военного вмешательства в Румынии. А в нынешних условиях говорить о такой перспективе не приходится и подавно.Может быть, над кем-то довлеет груз воспоминаний? Согласен, с ними не так скоро и легко расстаются многие. Но такой груз прошлого – не решающий элемент в определении того, кто и как в нынешних условиях угрожает безопасности государства.
Что касается стран Центральной и Восточной Европы, то причина их стремления вступить в НАТО обусловлена, очевидно, другим. Они хотят быть идентифицированы как часть Европы – не Востока, а Запада, – войти в европейские структуры, главным образом в Европейский союз. Но прием в ЕС для них по многим причинам оказался труднодостижимым, во всяком случае на ближайшую перспективу. Есть основания считать, что в таких условиях присоединение к НАТО представлялось им кратчайшим и менее обременительным путем вхождения в европейские структуры.
Доля вины за все это лежит и на нас. После ликвидации Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи мы как-то не уделили должного внимания своим бывшим союзникам. Была и объективная причина: реформы в России на шкале приоритетов были куда выше, чем политика в отношении стран Восточной Европы. Но это не могло служить оправданием того, что, упраздняя СЭВ, мы «вместе с водой выплеснули и ребенка». Да, действительно, СЭВ был во многом несовершенен и вызывал нарекания со стороны его восточноевропейских участников. Однако были и сложившиеся в течение многих лет производственные связи с СССР, устойчивые рынки сбыта продукции восточноевропейских стран. Когда все это оборвалось, эти страны очутились как бы в пустоте.
Что и говорить, даже мощная в экономическом отношении Западная Германия не смогла одномоментно «переварить» достаточно развитую экономику ГДР. В 1991 году представители «Дойче банк» обратились ко мне как к члену Совета безопасности, отвечающему за внешнеэкономическую тематику, с предложением предоставить нам кредиты для восстановления производственной кооперации с предприятиями ГДР, так как в Бонне опасались, что безработица в восточной части объединившейся страны создаст большие социальные проблемы, а для интеграции в западногерманскую экономику этих предприятий нужен был немалый срок. К сожалению, нам в то время было не до восточногерманских, собственно, как и не до других восточноевропейских предприятий.
Элементарный и ничем не оправданный разрыв тысяч и тысяч связей, образовавшихся по линии СЭВ, больно ударил по экономическим интересам многих стран, в том числе и России. Но такова была действительность, и она способствовала тому, что восточноевропейские страны, сначала как бы находившиеся в оцепенении, приняли одностороннюю западноевропейскую ориентацию даже в условиях, когда в Западной Европе для их продукции не просматривалось никаких «ниш». В немалой степени этому, конечно, способствовал и политический фактор – изменение характера режимов в этих странах.
Не исключаю и того, что тяга некоторых стран ЦВЕ в НАТО диктовалась их опасениями давления со стороны наращивающей мускулы Германии, хотя эта причина не видится в качестве реальной, особенно в условиях складывающейся системы европейской безопасности. Отдельные руководители стран ЦВЕ хотели вступить в НАТО, исходя из своих внутриполитических интересов и пытаясь закрепить будущее за своими режимами.
Но ни одна страна и не помышляла бы о вступлении в НАТО, если б не понимала, что это ее стремление идет не поперек, а в унисон с политикой руководства Североатлантического союза. Давайте все-таки вернемся к записи беседы М.С. Горбачева с Дж. Бейкером. Вспомним, как тот сказал: «Если НАТО будет ликвидировано, то такого механизма присутствия США в Европе не будет». После окончания холодной войны НАТО сохранилось, но было ли этого достаточно для обеспечения в полном объеме присутствия США в Европе? Это – не праздный вопрос. Ситуация быстро менялась. Европа шла и идет по пути интеграции. Вырисовываются контуры одного из самых сильных центров многополюсного мира. Наиболее важные европейские страны тяготеют к большей самостоятельности в политике. Нередко это выражается в активизации их связей с Россией.