Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

Размахивая топором, мать яростно рубила машину. Она уже перебила все стекла и теперь с неожиданной силой всаживала топор в кузов «Жигуленка», пробивая его насквозь.

– Галина, прекрати! – в отчаянии закричал отец. – Машина при чем?

– А-а-а! – Мать на мгновение остановилась. – Пожалел машину? Жизнь мою искалечить можно, а ее нельзя? Моя машина: что хочу, то и делаю! Пока ты блядовал со своей сукой, я вкалывала на эту машину! – И она, размахивая топором, пошла на него.

У Насти в ушах возник знакомый нарастающий звон, переходящий в нестерпимый грохот. Последнее, что она услышала, был истошный вопль бабушки, после чего весь мир померк и она отключилась.

Глава 52. Разговор с батюшкой

Очнулась она нескоро. Открыв глаза, Настя обнаружила себя в незнакомой комнате с белыми стенами и потолком. Она лежала на кровати, рядом сидела Наталья и с тревогой смотрела на нее. Поймав Настин взгляд, Наташка радостно закричала:

– Мама, она очнулась! Глаза открыла! Как ты себя чувствуешь? Говорить можешь?

– Пить хочу. – Настя с трудом разжала слипшиеся губы. Язык во рту еле ворочался, и в горле пересохло, будто она не пила три дня. – Где я?

– В больнице, где же еще. Почти сутки без сознания. Лежи, ты под капельницей.

Дверь отворилась. В палату вошла Наташкина мама с тонометром в руках. Присев на кровать, она померила Насте давление.

– Уже лучше, – удовлетворенно кивнула Белла Викторовна, – и пульс почти в норме. Ну и напугала же ты нас. Лежала, как мертвая, ни кровиночки в лице. Пойду, бабушке твоей позвоню, что ты пришла в себя. А то она разрывается между дедом и тобой: у того тоже подозрение на инсульт. Левую часть туловища почти парализовало.

И Настя разом вспомнила все. – Что было потом? – севшим от страха голосом спросила она. – Где мама? А отец? Она его не убила?

– Нет, успел отскочить. Уехал на автобусе. А мама твоя уехала к сестре. В Назрань.

– К тете Лизе? Как же она туда доберется? Одна?

– На автобусе. Туда же автобус ходит. Села да поехала. Никого не стала слушать. Твоя тетя должна сегодня вечером бабушке позвонить, как она доехала.

– Я хочу встать.

– Сейчас, только иголку выну. – Белла Викторовна отсоединила капельницу и помогла ей подняться. Сначала Настя не могла даже стоять. Но потом стены понемногу перестали кружиться и, наконец, остановились. Она посидела на кровати, затем снова встала. На нетвердых ногах дошла до двери. Потом вернулась и снова села.

– Я домой хочу. – Настя просительно посмотрела на Наташкину маму. – Можно мне домой?

– Может, полежишь до завтра? Ты еще слишком слаба.

– Нет, мне уже лучше. Дома полежу.

– Ладно, пойду попрошу, чтобы тебя отвезли. Наташа с тобой поедет, побудет у тебя, пока в себя не придешь. Хоть поесть тебе приготовит.

– Да мне неудобно столько хлопот вам доставлять. Наташе ведь к экзаменам надо готовиться. Может, я сама?

– Нет, нет, и не думай. Одну не пущу. Езжайте вместе.

Только переступив порог родной квартиры, Настя почувствовала, как Наташкина мама была права. В пыльной квартире держался стойкий дух несчастья. Она с трудом заставила себя войти в комнату родителей. Пузырек из-под но-шпы так и валялся на полу, рядом стоял стакан с недопитой водой. Цветы на подоконнике увяли, и любимый материнский кактус серо-зеленой тряпочкой лежал в своем красивом горшочке. От вида всего этого Насте снова сделалось худо.

– Ты чего побледнела? – встрепенулась чуткая Наташка. – Опять нехорошо? Может, назад?

– Нет, ничего. Давай в магазин сходим, купим чего-нибудь. Хоть к чаю.

– Проголодалась? Какое счастье! Раз есть хочешь, жить будешь. Не надо в магазин: мама дала котлеты и салат, – все в сумке. Даже хлеб есть, и вафли к чаю. Сейчас подогрею.

Они направились на кухню. Но только Наталья поставила сковороду на огонь, как зазвонил телефон. Настя схватила трубку.

– Объявилась, наконец! – услышала она Лялькин голос, полный негодования. – Ты знаешь, что отец при смерти? У него инфаркт! Скажи своей идиотке-матери, если он умрет, я вам обеим головы поотрываю! Это ж надо додуматься – машину порубить! Ей надо его в гроб загнать? Чтоб мой ребенок без отца рос! Неужели нельзя вести себя по-человечески?

Отшвырнув трубку, словно гремучую змею, Настя упала на диван и уткнулась лицом в подушку. – Все, больше не могу, – глухо проговорила она. – Не могу больше.

И тяжело зарыдала.

Брошенная трубка продолжала вопить Лялькиным голосом. Наташа убавила огонь под сковородой и неспешно подняла ее.

– Слушай ты, блядь! – Глаза подруги сузились от гнева. – Ты разбила чужую семью и еще смеешь вякать? Да ты знаешь, что Галина Артуровна с горя умом тронулась? Что она руки на себя наложила? Что Настя сутки пролежала в больнице без сознания? Если ты, сука, еще посмеешь угрожать моей подруге, я из тебя мартышку сделаю! Уматывай лучше в свою вонючую деревню, и там рожай своего ублюдка. Погоди, тебе еще аукнется твоя подлость.

И не ожидая ответа, швырнула трубку на аппарат. Потом села на диван и прижалась к подруге:

– Настюха, ну не реви. Не реви, а? А то я тоже сейчас разревусь. Нет, ты скажи, за что нам такое? Мы так старались быть хорошими! Учились, как проклятые, вкалывали с утра до вечера. А жизнь нас мордой об стенку, об стенку! За что, а? Да я помню, помню! – закричала она в заверещавший сотовый – скажи, пусть на завтра перенесет. Придумай что-нибудь.

– Это биологичка, – пояснила она, – у меня урок через час. Сказала матери, чтоб перенесла.

– Иди, Наташа. – Настя вытерла глаза. – Иди, тебе надо готовиться к экзамену. Я сама как-нибудь.

– Не, сегодня тебя одну не оставлю, и не проси. Ночевать здесь буду. Давай, мой руки и ешь, уже котлеты подогрелись.

– Слушай, Настя, – обратилась к подруге Наталья, когда они допивали кофе. – Врачиха обеспокоена твоими частыми обмороками. Говорит, тебе надо сделать томограмму головного мозга, вдруг там сужение сосудов или еще что.

– Ну, сужение, ну и что? – Настя равнодушно пожала плечами. – Его что, можно расширить? Ты представляешь, сколько это стоит? Обследование на томографе – это же дикие деньги. Пусть уж. Да и не так уж часто я теряю сознание, только когда очень расстраиваюсь. Может, это такая защитная реакция. Наташа, у меня не выходит из головы, что отец при смерти. Может, уже умер? Боже, как мне больно! Я же его всю жизнь обожала. Как мне теперь жить, скажи?

– Сам виноват! Получил, что заслужил. И нечего страдать из-за него. Ты бы лучше позвонила бабушке, может, она уже знает, доехала Галина Артуровна, встретили ли ее. И что с дедушкой, – может, его в больницу положить?

– Доехала, доехала, – успокоила Зарочка внучку, – Лизонька ее встретила. Говорит: лежит и молчит. Ничего, может, смена обстановки на нее подействует. Ох, горе какое! Что теперь на ее кафедре говорить? Она ведь, наверно, работать не сможет. Отец не звонил?