Встретимся вчера

Сажусь, как обычно, напротив его стола, на котором выстроились в ряд фото в рамках. Я их уже запомнила все наизусть. Мистер Раяга с женой и двумя дочками в походе с палатками, большая семейная фотография, сделанная в одном из летних путешествий в Кению, и последняя фотография, которой мистер Раяга особенно гордится, – его футбольная команда с кубком за первое место, который они выиграли в прошлогоднем турнире мужской лиги.

– Итак, Эйми, – начинает он, устраиваясь в скрипучем кресле на колесиках. – Опять исчезла вчера, да?

– Кто рассказал вам на этот раз? – спрашиваю я.

– Напрямую никто. Но я прослышал.

Мои щеки снова вспыхивают. Ну да. Люди обсуждают – слухи расползаются.

– Поговорить хочешь?

– Не очень.

Кивает с пониманием:

– Ладно. Тогда голые факты, чтобы я мог занести в личное дело.

Вздыхаю:

– Вчера за обедом. На трибунах. Отсутствовала две минуты.

Снова кивает, записывая в тетрадь.

– С тобой кто-то был?

– Никита. Еще пара ребят поблизости, тоже обедали.

– Запах?

Задумываюсь. Вчерашнее воспоминание проносится у меня в голове. Меня немного мутит, и горло сжимается; дышать становиться труднее. Я вцепляюсь в края стула, костяшки пальцев белеют. Судорожно глотаю.

Мистер Раяга опускает тетрадь:

– Эйми, ты в порядке?

Киваю, хотя не уверена. Вчерашнее воспоминание еще такое яркое.

Мне было шесть, и от меня ушла мама. В то утро я впервые проснулась и не обнаружила ее в квартире. Та Эйми пошла на кухню на запах сигарет и корейского кукурузного напитка оксусу-ча. За столом сидел аппа и курил, уставившись в пустоту. Чайник на плите дребезжал, весь в клубах пара.

Мне было шесть, и от меня ушел папа. Ушел не так, как мама. По-другому. С того момента он начал исчезать. Медленно-медленно, но я увидела это в его глазах уже тогда. Вот она – точка отсчета. Вот когда наши отношения начали меняться.

– Аппа, – окликнула Та Эйми.

Он поднял глаза, и я увидела в них слезы.

– Эйми, – сказал он.

Слезы свободно текли по его лицу. Тогда я впервые увидела, как аппа плачет.

В воздухе не было ничего, кроме дыма и пара. Аппа говорил, что бросил курить, когда я родилась. Но в тот день перед ним уже была полная пепельница. После этого я больше никогда не видела его с сигаретой, отчего та сцена кажется туманным сном. Я вернулась до того, как увидела, кто выключил плиту, и не помню, кто это сделал. Единственное, что я помню из того дня, – как пила кукурузный чай, ощущая слабый привкус пепла на языке.

Мистер Раяга глядит на меня с беспокойством.

– Ты еще со мной, Эйми? Расскажешь мне про запах?

Я медленно выдыхаю через нос:

– Кукурузный чай и сигареты. Чай был у меня в термосе, а под трибунами курили какие-то ребята.

Мистер Раяга колеблется, потом записывает.

– Уверена, что не хочешь рассказать о моменте, в котором оказалась?

Меня все еще подташнивает. Никогда еще мне не было так тяжело говорить о своих исчезновениях, никогда они не задевали меня за живое так сильно. Две минуты – ерунда. Так сказал аппа. Он, может, в чем-то и прав. Такое короткое воспоминание, такое давнее. Почему же так трудно говорить? Но слова застревают в горле и не выходят. Я медленно делаю новый вдох:

– Не сейчас. Нет.

– Ну ладно.

Тишина.

Мистер Раяга кладет тетрадь на стол и складывает на ней руки.

– Я тут кое-что почитал про СЧИВ. Пишут, что исчезновения могут участиться на фоне стресса. Как думаешь, у тебя нет чего-то в этом роде?

Надо же, мистер Раяга взялся изучать СЧИВ. Я тронута.

Обычно это людям в голову не приходит. Если возникают вопросы, они просто задают их мне, и все. Я-то всегда готова ответить, но какой же он молодец, что не полагается во всем на мои ответы, ведь я сама еще так мало знаю.

Я слегка разжимаю кулаки:

– Я подозревала, что это может быть связано. Я сейчас жду ответа от вузов, куда подавала заявления о поступлении. Наверное, это и есть стресс.

– Университет Торонто, Университет Макгилла и Куинс, да?

– Точно.

– Все на востоке Канады.

– Ну да.

– Какой бы ты ни выбрала, это все другая часть страны, большое расстояние. Несомненно, об этом даже думать – стресс, – заключает он. – А папа что чувствует по поводу твоего будущего переезда из-за учебы?

– Мы такое не особо обсуждаем.

– Учебу?

– Чувства.

Гнев, который я обуздала утром, угрожает вырваться на свободу, горячий, колючий и внезапный.

– Да он даже о моем состоянии говорить не хочет, – выпаливаю я, скрещивая руки на груди. – Или о том, что мне нужна профессиональная помощь. Уперся рогом, и ни в какую. Все повторяет, что я это перерасту, как будто он большой специалист. Как будто я не хожу постоянно у него перед глазами, все время беспокоясь, что могу исчезнуть в любой момент. Вот это вот реально стресс, да.

Слова вырываются наружу, боль отчаяния стучит в мою грудь, как в барабан. Но, только я умолкаю, что-то вроде угрызений совести охватывает мою ярость и затаскивает ее обратно, туда, откуда она вырвалась. Я снова цепенею. Перед глазами – лишь лицо аппы над тарелкой хлопьев, а на нем – мольба о понимании. Даже сейчас, даже здесь я не хочу его подводить. Но как он не понимает, что я прошу его о том же самом? Не видит, что со мной творится?

– Может быть, нам пообщаться втроем с твоим папой? – спрашивает мистер Раяга. – Иногда стоит выслушать третью сторону. Лично я согласен, что поддержка специалиста тебе не повредит.

У меня ком в горле. Я снова растрогана. Стыдно, что я раньше считала мистера Раягу бесполезным. Если кто и способен убедить аппу насчет похода к специалисту, то это он – утешающий и сочувствующий школьный психолог мистер Раяга.

– Было бы здорово, – говорю я голосом, дрожащим от слез. Пытаясь их сдержать, выдавливаю «спасибо».

– Ладно, – кивает он. – Ладно. Тогда я, наверное, позвоню ему и предложу встретиться?

– Да, план – супер.

У меня в кармане вибрирует телефон. Коротко извиняюсь, достаю его, чтобы убрать звук. Бросаю взгляд на экран.

Никита:

Ну, ты где? Мы тут уже раскладываемся к аукциону!

Вот черт.

– Простите, мистер Раяга, можно я побегу? Обещала Никите помочь с подготовкой к выпускному аукциону.

Он машет на дверь:

– Давай. Буду держать тебя в курсе по поводу встречи. Славно поболтали!

Этим «славно поболтали» мистер Раяга заканчивает каждую беседу, даже если вышло так себе. Но сегодня я готова согласиться. Впервые за день чувствую себя на подъеме.