Вторая единственная
Шрифт:
— Э-э, ни хрена какая цыпа! Иди сюда, кошечка! — незнакомый мужик тянет ко мне руку.
Но прежде, чем конечность ублюдка успевает приблизиться ко мне на критическое расстояние, на его горле сжимаются мощные пальцы оборотня.
— Не продаётся, — тихо, но крайне зло выдаёт Раж.
Ноги мужика не касаются земли. Он сипит и пытается отбиться от волка.
— Понял, брат!.. — хрипит.
— Брата в сортире увидишь, когда посрёшь, — заявляет Раждэн и отпускает мужика.
Незнакомец даёт дёру, а меня трясёт от впечатлений. Жмусь к волку и безумно хочу исчезнуть из этого места. Срочно!
— П-пойдём быстрее… — у меня
— Не паникуй, всё будет хорошо. Я рядом, — тон у Ража уверенный.
Это меня успокаивает. Немного. Но всё равно жутко.
Добираемся до кассы. Волк занят разговором с кассиром, а я стараюсь не смотреть по сторонам. Но не получается. Мужчина-оборотень продаёт человечку, а я невольно примеряю этот сюжет на нас с Ражем, и сердце кровью обливается. Где-то ведь все эти продавцы берут свой товар… Воруют из других миров и везут в Петри, чтобы продать за большие деньги. Рабыня — это дорого, не каждому по карману. Однако недостатка в покупателях нет.
Раж отлипает от прилавка кассы. Он держит в руке билеты, но его лицо — грозовая туча. Что не так?
— Хреновые новости, лапа, — его ноздри раздуваются, желваки ходят. — Поезд, на котором мы должны были уехать через пятнадцать минут, отменили. Следующий только через пять часов.
— Пять часов?! — у меня сердце обрывается и летит вниз. — Я не выдержу!
— Спокойно! Снимем номер в гостинице. Деньги есть.
Гостиница лучше, чем улица, но хочется домой. И на работу я теперь точно опоздаю. Часа на два. Это ничто по сравнению с тем, что я могла бы зависнуть в Левенросе на неделю, но Змеина Вульфовна будет орать. Ох, ещё и Вова наверняка забил на доставку документов. Не видать мне премии как своих ушей. А штраф мне выпишут обязательно.
Наша прогулка по ночному Петри недолгая, но и её хватает, чтобы поклясться самой себе: я сюда больше ни ногой. Никогда в жизни!
— Этот отель, — Раж показывает пальцем на мигающую лампочками вывеску. — Насколько я знаю, здесь более-менее безопасно.
«Романтик» написано на вывеске. Как мило, блин. В таком месте — и романтик. Тьфу! У меня уже рвотный рефлекс срабатывает от всего этого. Ещё немного — и стошнит прямо на мостовую.
Номер нам сдаёт девушка-ангел. Я так понимаю, она — падший ангел. Крылья у неё есть, но сильно потрепанные. Наверное, отбирали их у дамы, отбирали, но до конца не отобрали. Чего здесь только не увидишь.
Раж демонстрирует мне ключ от номера и впервые за время, что мы в Петри, улыбается:
— Всё, идём отдыхать, лапа.
— Едва ли это будет похоже на отдых, — вздыхаю.
Тело после долгих поездок в поездах просит отдыха, но я просто не смогу расслабиться. Это невозможно.
Первым делом проверяю в номере все углы и пространства, где даже в теории можно спрятаться. Принюхиваюсь — не намазали ли здесь что-нибудь отравой. Стопроцентной уверенности быть не может, некоторые яды не пахнут. Но у отеля неплохая репутация. В Петри мало мест, где можно почувствовать себя в безопасности. Точнее, их нет. Но «Романтик» хотя бы не торгует невольницами, это уже ого-го.
Хожу по комнате, а лапа за мной, как привязанная. Хотя почему как? Она ко мне привязана… прикована наручниками. Фантазия входит в мёртвую эротическую петлю. В штанах дымит уже. Приедем домой, и я сразу к Тамаре рвану за вкусными таблетками от бешенного
либидо. Затрахать жену до смерти — не моя мечта.— Раж, у меня рука отнимается, — Даря растирает запястье с браслетом. — Сними наручники, пока мы здесь.
— У меня нет ключа, я могу их только сломать. А нам через пять часов придётся выйти на улицу.
— За что мне всё это?.. — хнычет лапа. — Давай хотя бы полежим. Всё тело ноет.
Кровать здесь что надо — большая, видно, что крепкая. На такой только трахаться. Твою мать! Снова все мысли ниже пояса.
Смотрю на траходром и прикидываю, как буду держать себя в руках… зубами, когда мы с лапочкой окажемся в горизонтальном положении. Тот ещё квест намечается.
— Давай полежим, — выдыхаю безрадостно.
— Как же я устала! Ты даже не представляешь, — ведёт меня к кровати.
Ложимся. Лапа молчит, я тоже. Сдерживаю похотливые порывы. Стояк такой, что, кажется, сейчас штаны лопнут. Вытаскиваю подушку из-под головы, кладу на пах. Даря поглядывает на это и задумчиво елозит пальчиком по моей ладони. А мне от её манипуляций только хуже. Как шокер к яйцам приставили и дали разряд. Потом второй, третий. До боли! И руку не убрать — в наручниках мы.
— Ты могла бы так не делать? — сверлю взглядом изящные пальчики жены.
— Неприятно?
Приятно, в том и дело!
— Щекотно, — цежу сквозь зубы.
— Ладно, — прекращает беспределить. — Расскажи что-нибудь о себе, — решает поболтать.
— Что рассказать?
Дышу, надышаться не могу. Как же кайфово она пахнет!
— Сколько тебе лет?
— Сорок пять.
— Так и думала, — хихикнув, Даря прикусывает губу и смотрит на меня кокетливо. — Но иногда мне, кажется, что тебе пятнадцать.
— Есть такое…
Девочка даже не представляет, как права. У меня спермотоксикозкак в пубертате. Нет, хуже. Даже во времена юности я не чувствовал себя настолько озабоченным.
— У тебя было много женщин?
— Достаточно. Я не считал.
— Примерно, — лапа не сдаётся.
— До Жанны, я был тем ещё ходоком по бабам, — вздыхаю, вспоминая прежнюю жизнь. — Потом остепенился.
— М-м, а ты был у неё первым мужчиной?
— Нет, не первым. Далеко не первым, — ухмыляюсь горько.
— Ты любил Жанну? — Даря продолжает вести допрос с пристрастием на личные темы.
А вот тут надо подумать. Так сходу и не скажешь.
— Раньше думал, что любил. Сейчас не уверен.
Молчание. Что такое, вопросы закончились?
— Этого я и боюсь… — лапочка поворачивается на бок, утыкается носом в подушку.
— Чего ты боишься? — не понимаю, о чём она говорит.
— Ты меняешь мнение, как перчатки. Сегодня — люблю, завтра — ненавижу. И наоборот.
Девочка снова вспоминает мой нервный срыв у неё в прихожей. Я дико раскаиваюсь. Но Даря мне не верит. Нужно время, чтобы она перестала считать меня пустобрёхом.
— Я вёл себя как настоящий псих, — смотрю в потолок, собираю мысли в кучу. — Выглядело так. Но я просто боялся причинить тебе боль, — наконец, нахожу правильные слова, чтобы объяснить тот отвратительный поступок. — Лучше сдохнуть, чем сделать тебе больно.
— Правда? — вопрос девочки звучит шёпотом.
— Правда, — поворачиваю голову.
Мы с лапой встречаемся взглядами. Лежу лыблюсь, как придурок. Вызывайте бригаду, мне надо в дурдом.
— Ты, наверное, подумал, что я… — осторожно касается ладошкой моей щеки.