Вторая Гаммы

— Я думаю, на островах сохранилось или могло, по сведениям нашего нового приятеля, сохраниться нечто с тех времен, когда врджлакстлане знавали Старую и Новую Эдуру.

И сразу встал.

Позднее, ложась спать, Дан, долго размышлявший над этой фразой, не выдержал и попрекнул Марана его извечным пристрастием к таинственности.

— Я понимаю, ты не любишь ошибаться. Но ведь не ты один такой. Никто не любит. Однако другие не секретничают, надо или не надо.

— Да я не секретничаю, — сказал Маран. — Просто с некоторых пор я заметил, что к моим словам слишком прислушиваются. Это лишает меня права на ошибку. Потому я и стараюсь не говорить ничего, в чем не уверен хотя бы на девяносто процентов.

— И на сколько процентов ты уверен в том, что разгадал здешние загадки? — поинтересовался Дан.

Маран улыбнулся.

— Врет он все, — вмешался Поэт. — С некоторых пор! Не верь ему, Дан, он всегда был такой. Скрытный до невозможности. С детства.

— Ну уж и с детства, — сказал Маран.

— Да! Вот, кстати, припомнилась мне одна история. Было нам, Дан, тогда лет по восемь-девять. Пришел он к нам как-то обедать.

— Уже в те времена я обедал чаще у них, чем у себя дома, — пояснил Маран. — С тех пор, как умерла мать… — Он махнул рукой и умолк.

— Так вот. Принес он с собой книгу, читает, мы, Дан, тогда читали все подряд, от сказок до газет, мать моя стала звать нас к столу, он раз кивнул, два кивнул… А книжка попалась захватывающая, так случилось, что я прочел ее раньше, обычно бывало наоборот, заглянул, вижу, он на самом интересном месте… и тут он захлопывает книгу и идет за стол, отец мой любопытствует, дочитал ли, а он говорит, что нет, просто понял, чем кончится. Чем же, спрашиваю я, скажи, раз ты такой умный. Слышу в ответ: зачем? А чтобы я знал, правильно ли ты угадал. Он мне говорит: я, когда дочитаю, тебе сам скажу, прав я был или нет. Мало ли что ты скажешь, отвечаю я разочарованно. Как ты думаешь, что он мне на это говорит? Ты что, не веришь моему слову? Холодно так, как он умеет иногда.

Дан хихикнул.

— Вот. Я даже растерялся, ну ребенок, восемь лет, а тут вопросы чести и достоинства чуть ли не. Молчу. А он продолжает: что ж, не веришь, не надо. Тут уже мама вмешалась, спрашивает: Маран, неужели для тебя неважно, верят тебе или нет? Он на это философски так пожимает плечами… он уже тогда любил пожимать плечами… хотя в последнее время как будто перестал…

— Меня отучил Санта, — сказал Маран, — когда видишь себя как бы в зеркале…

— В общем, пожимает плечами и выдает такую примерно фразу: другие — дело десятое, главное, чтобы я сам знал, прав я или нет.

— И так и не сказал? — спросил Дан. — Насчет книги.

— Нет, конечно. Если он упрется, из него клещами слова не вытащишь. Второго такого фрукта, Дан, на свете нет, это я тебе авторитетно заявляю.

— Такого, как ты, тоже нет, — заметил Маран.

— Да, теоретически все люди уникальны. Правда, на практике в большинстве своем они похожи до тошноты, — вздохнул Поэт и отвернулся к стенке.

Дан подумал, что он огорчен, неудивительно, наверняка рассчитывал на вакантное место в флайере, однако оказался достаточно деликатен, чтобы не пытаться переубедить Марана или уговорить на правах старинного друга, надо признать, он вел себя безукоризненно, раз пошел в команду, то подчинялся без лишних слов… Дану даже стало неловко, что он обошел Поэта и прочих, и хотя его вины в подобном раскладе не было никакой он все равно чувствовал себя виноватым и с этим чувством не только заснул, но и проснулся.

Водолеянин появился, как и обещал, с восходом солнца. Он небрежно бросил свой самокат на песок возле орбитолета и стал осматривать уже подготовленный к предстоящему путешествию флайер, медленно обходя его кругом.

— А игрушка-то не из дерева, — сказал Патрик, подошедший к самокату.

— Из чего же? — спросил удивленный Дан.

— Из пластмассы. — Воспользовавшись тем, что туземец скрылся за флайером, Патрик присел на корточки и пощупал «игрушку». — Интересная фактура, — добавил он, — Материал прочный, но упругий. Смотри. — Он надавил пальцем, и на самокате осталась вмятинка. Дан с интересом следил за тем, как она медленно сглаживается.

— Вот тебе и первобытный народец, — констатировал Патрик. — Да, Маран в очередной раз оказался прав.

— А ты сомневался? — усмехнулся Дан.

— Не то чтобы очень…

— Дан, — позвал Маран. — В путь!

И Дан, оставив Патрика, побежал к флайеру.

Автопилот Маран включать не стал, повел флайер сам. Водолеянин уселся справа от него, так что Дану досталось место слева. Вначале он, откинувшись на спинку, осторожно косился в сторону аборигена, пытаясь определить, подсматривает ли тот, как Маран управляет машиной. Однако водолеянин бросил на пульт один лишь взгляд и отвернулся к окну, как будто его больше интересовал пейзаж внизу, конечно, ведь вид сверху был для него нов и необычен. Собственно, Дан и сам поглядывал в окно, а когда убедился, что абориген всецело поглощен созерцанием собственного мира, тоже прилип к стеклу.

Флайер шел низко и довольно медленно, острова внизу не проносились, а проплывали, можно было разглядеть и лес, и поляны, и пляжи, и даже туземцев, сидевших на своих «лавочках», это спозаранку-то, бродивших по дорожкам, а кое-где и купавшихся в море, правда, в основном, они держались берега, и не барахтались, а неподвижно стояли по горло в воде. Особенно Дана заинтересовали песчаные косы и перешейки, словно мостики, связывавшие между собой отдельные острова, весь архипелаг был, в сущности, одним целым. Ему вспомнилось замечание Артура, еще там, на Земле, когда они изучали карты Врджлакстлы. «Как нейроны, — сказал он, — нейроны ведь все соприкасаются, не телами, конечно, а отростками»… Правда, от одного архипелага до другого эти отростки не дотягивались… Когда последний клочок земли остался позади, Маран набрал скорость, флайер понесся, как ракета, Дан вспомнил, что машина гоночная, и только теперь осознал, что Маран выбрал из десятков моделей эту именно из-за ее скоростных качеств, наверняка еще на Земле надумал посетить дальние острова. Гонка, впрочем, длилась недолго, показался следующий архипелаг, и Маран снова сбросил скорость. Так они миновали одно за другим все лежавшие по пути скопления островов и оказались над абсолютно пустынным океаном. И только тогда флайер показал все, на что способен, Дан никогда на таком не летал и был совершенно ошеломлен возможностями машины, а заодно и благоприобретенными за минувшие три или четыре года навыками Марана в вождении летательных аппаратов. И однако шел уже пятый час полета, когда на горизонте показалось кроваво-красное пятнышко. Всего островов было шесть, пять обычных, поросших лесом, и один абсолютно голый. Голый и гладкий. Дану сразу вспомнилась Эдура, опаленный древней войной большой материк, местами оплавленный и без единого возвышения, даже жалкого холмика, на всем своем немалом протяжении. Тут, конечно, никаких следов войны не было, просто покрытая белоснежным, как и везде, песком идеально ровная поверхность, Дану пришло на ум и сравнение Марана, которое тот обронил в каком-то разговоре об эдурских реалиях, и он невольно повторил его вслух:

— Гладкий, как космодром.

— Может, это космодром и есть, — сказал Маран.

— Как?

— Ну не летали же они на Старую и Новую Эдуру мысленно.

— А вдруг кто-то сам к ним прилетел? И описал…

— С Земли?

— Мало ли. Может, кто-нибудь еще… — Он понимал, что его теория звучит неубедительно, и сменил тему. — А где тогда постройки космопорта? Центр управления и прочее.

— На соседних островах. Или под землей.

Дан подумал, что водолеянин, с той минуты, как последний архипелаг остался позади, словно дремавший в своем кресле и за все время полета не проронивший, а вернее, не передавший ни слова, наверно, знает ответ на его вопросы, и тот вдруг зашевелился, то ли поймал его мысль, то ли услышал реплику Марана, а может, просто решил, что пора вмешаться.

— Там где-то должен быть вход в подземелье, — сообщил он, тыча рукой вниз, в сторону острова, над которым висел флайер. — Вот только где…

— Если это действительно космопорт, — заметил Дан, — то никак не в центре. Где-то на периферии.

Маран кивнул.

— Я думаю, в натуре его легче разглядеть, чем на экране, — сказал он. — Смотри вниз и, если что увидишь, фиксируй. — Он передал Дану маленький пульт и повел флайер в сторону берега.

Крошечный воздушный кораблик медленно плыл над прибрежной полосой, а Дан внимательно обозревал песок внизу. Ничего. Завершив первый круг, Маран отвел машину метров на тридцать-сорок от черты прибоя и пошел на второй, потом третий. И именно на третьем круге Дан обнаружил углубление в песке.