Вторая мировая война. Ад на земле

Рону Крафтеру, оператору электронного радиопротиводействия на Halifax, посекло лицо осколками снаряда во время атаки на пусковые позиции ФАУ-1 в июне 1944 г. «Раны были поверхностные, но я совсем потерял голову. И с тех пор я никак не могу смириться с тем, что в самый важный момент моей жизни от меня не было пользы. Я пытаюсь уговорить себя, что для моих девятнадцати лет это была вполне простительная слабость»²². Конечно, так оно и было. Значительная часть летного состава, прошедшего дорогостоящее обучение, из-за таких переживаний оказалась не в состоянии выполнить свое количество вылетов. Для многих временем наибольшего упадка духа стала зима 1943 г., когда Королевские ВВС вели «битву за Берлин». «Сделать тридцать вылетов при четырехпроцентном уровне потерь – это было на грани человеческой выносливости… Понятно, что моральное состояние оставляло желать лучшего»²³, – признавал Ральф Кохрейн.

Со многими из тех, кто оступился, обошлись весьма сурово: начальство боялось, что снисходительность будет способствовать учащению подобных случаев. Рег Рейнз летал радистом на Hampden; в 1941 г. он, единственный из всего экипажа, остался в живых, когда их самолет, пострадавший во время рейда на Берлин, разбился на побережье Норфолка. «Я хорошо помню, как мы сели; потом наступила полная тишина. Оба мотора накрылись, и все ребята тоже». Следующим его воспоминанием была уже психиатрическая лечебница в Мэтлоке, графство Дербишир; оттуда его вернули на базу бомбардировочной авиации с автоматическим понижением в звании. «К летной службе я был непригоден, и никто не знал, что со мной делать. Они видели перед собой стрелка-радиста, который бесцельно болтается по базе, и вряд ли понимали, что я нездоров психически».

Одним прекрасным утром он обратился к врачу с острой головной болью и был отправлен в другой госпиталь, около Ньюкасла. «У меня отобрали обмундирование и выдали синюю робу не моего размера, белую рубашку и красный галстук. Все больные там, кроме сержанта, вернувшегося из Тобрука, были рядовые, непригодные к службе, которых призвали по ошибке. Никто из них в глаза не видел оружия, и они весь день болтали о том, когда получат “белый билет” [освобождение от службы], и почти все действительно его получили»²⁴. Рейнз был уволен из военно-воздушных сил в 1943 г., у него до конца жизни были серьезные психические проблемы, но начислили ему только 30 % пенсии по инвалидности.

Некоторые военнослужащие Королевских ВВС получили клеймо «морально неустойчивых» и использовались в качестве чернорабочих; некоторые попали в «восстановительные центры ВВС» – дисциплинарные батальоны, из которых самой дурной славой пользовался один, неподалеку от Шеффилда. Кен Оуэн говорит: «Можно было шутить о том, когда тебя собьют или о полете в неизвестном направлении, но только не о Шеффилде»²⁵. Оуэн оказался среди тех немногих, кто не только отлетал свой «тридцатник», но и начал следующий срок с новым экипажем Lancaster. «На втором сроке мы были гораздо циничнее и недоверчивее. [Мы спрашивали себя: ] “Что за хвостовой стрелок из этого Макферсона? Как бы этот мелкий ублюдок там не закемарил”. Мы стали гораздо эффективнее, мы действительно старались остаться в живых; мы больше говорили об опасностях в районе цели; мы знали, что немецкие ночные истребители научились работать не в пример лучше прежнего». Однажды ночью Оуэн и его экипаж возвращались после налета на немецкий ракетостроительный центр в Пенемюнде; два мотора из четырех были повреждены, а корпус самолета весь изрешечен осколками зенитных снарядов. В районе Норфолка они оставили самолет; им посчастливилось благополучно приземлиться, и они встретились в полицейском участке Ханстентона. «Мне чертовски все это надоело».

Для американских экипажей, которые летали днем, особенно мучительными были ужасы войны, невидимые британскими ночными летчиками. Пилот B-17 описывает один из вылетов: «Когда самолет взорвался, мы увидели, как куски [тел его экипажа] разлетаются по всему небу. По нам ударило несколько кусков. Один из самолетов врезался в человека, который выбрался из самолета впереди. Кто-то из экипажа выпрыгнул из переднего люка и ударился о хвостовое оперение… Без парашюта. Его тело кувыркалось, как большая мягкая подушка, которую швырнули в воздух… Немецкий пилот выпрыгнул из самолета, поджал ноги к животу и свернулся калачиком, головой вниз. Из его карманов полетели бумаги. Он сделал тройной кульбит, пока летел через наш боевой порядок. Он тоже был без парашюта»²⁶. Летные экипажи военного времени действительно были элитой, но за свои привилегии они платили ужасную цену, рискуя больше, чем кто-либо другой, за исключением разве что стрелков-пехотинцев и подводников.

2. Цели

До 1943 г. крупнейшим достижением стратегической авиации союзников было то, что они вынуждали Германию снимать с Восточного фронта и отправлять на защиту рейха все большее количество истребителей и 88-миллиметровых пушек двойного (зенитно-противотанкового) назначения. Один лишь Берлин защищала сотня батарей ПВО, в каждой из которых насчитывалась от 16 до 24 зенитных орудий, а при каждом орудии состоял расчет из восьми человек. Многие зенитчики были подростками, непригодными для фронта, но все равно общее количество огневой мощи и техники было весьма внушительным. Ричард Оувери убедительно доказывает, что немецкий военный потенциал значительно страдал из-за необходимости выделять ресурсы для защиты собственной страны. Важный вклад бомбардировочной авиации западных союзников состоял и в том, что они вынудили люфтваффе в 1943–1945 гг. перебросить почти все истребители в Германию, благодаря чему антигитлеровская коалиция получила подавляющее превосходство в воздухе как на Западном, так и на Восточном фронтах. Очевидно также, что если Альберт Шпеер ухитрялся наращивать производство даже во время массированных воздушных налетов 1944 г., то он бы произвел гораздо больше оружия – с весьма серьезными последствиями для союзных армий, – если бы германская промышленность работала без помех.

С 1940 по 1942 г. от бомбежек союзников погибло 11 228 немцев. С января 1943 г. по май 1945 г. погибло еще 350 000 одних только немцев, не считая бессчетные десятки тысяч военнопленных и подневольных работников. Сравним эти жертвы с 60 595 британцами, погибшими с 1939 по 1945 г. при всех немецких воздушных атаках, включая ракеты ФАУ. За 1943 г. бомбардировочная авиация Великобритании крайне усилилась, а ВВС США начали развертывать огромные силы. Их командир, генерал Генри («Хэп») Арнольд, превосходно осуществил расширение, проведенное, по словам восхищенного британского коллеги, «при поддержке высококвалифицированного и совершенно неразборчивого в средствах персонала»²⁷. Численность личного состава ВВС США военного времени возросла с 20 000 до 2 000 000, авиабаз – с 17 до 345, самолетов – с 2470 до 80 000, не считая 7500 машин, которыми обзавелся военно-морской флот. Все бльшая доля американских бомбардировщиков была нацелена на Германию и совершала вылеты с британских авиабаз.

Выдающейся операцией по прицельному бомбометанию стала атака Королевских ВВС на дамбы Рура – ода изобретательности, мастерству и храбрости, несмотря на то, что причиненный экономический ущерб оказался не таким уж большим. Еще в 1937 г. Министерство ВВС Великобритании определило, что для германского сталелитейного производства важнейшую роль играют водные ресурсы, и уже в 1940 г. начальник штаба ВВС сэр Чарльз Портал настаивал на бомбардировке водохранилищ. Препятствие заключалась в недостатке средств для достижения этой цели. Ученый и авиаконструктор Барнс Уоллис, который независимо от военных работал над этой проблемой, предложил использовать для разрушения дамб сконструированные им «прыгающие» глубинные бомбы. В феврале 1943 г. его проект, несмотря на сомнения сэра Артура Харриса, получил официальную поддержку. Уоллиса просили создать бомбы к маю, когда наполнятся водохранилища Рура. Один старший офицер штаба с явной наивностью писал: «Можно надеяться, что операция против дамб не будет сопряжена с особой опасностью», поскольку цели защищены слабо или вовсе не защищены. Вначале проводились испытания с бомбой сферической формы, но в апреле Уоллис остановился на цилиндрическом варианте, который перед сбросом раскручивался шкивом с электроприводом, и бомба должна была как бы «доползти» до стены дамбы и взорваться на глубине 10 м ниже поверхности воды. Как ни удивительно, за какой-то месяц были подготовлены четырехтонные бомбы и специально переоборудованы под них самолеты Lancaster.

Ради этой задачи была сформирована 617-я эскадрилья, которая весь апрель и начало мая тренировалась для проведения операции. Вопреки распространенной легенде, не все члены экипажей были добровольцами и не все обладали огромным опытом. У некоторых насчитывалось меньше десяти вылетов на Германию, а несколько бортмехаников вообще не имели боевого опыта. Тем значительнее заслуга в подготовке отделения двадцатичетырехлетнего командира эскадрильи Гая Гибсона, беззаветно преданного авиации и яростного поборника дисциплины. Налет состоялся 16 мая, в воскресенье. Вылетело 19 экипажей. Важнейшими целями были избраны плотины на Мёне и Эдере; третья цель – земляная насыпь водохранилища на Зорпе, весьма важного для немецкой экономики, – была менее уязвима для глубинных бомб Уоллиса. Плотину на Мёне удалось разбомбить с четвертой попытки, плотину на Эдере проломил только третий, последний из нацеленных на нее самолетов²⁸.

Большинство самолетов, которые должны были атаковать Зорпе, были сбиты по пути; два самолета вернулись, не долетев до цели; две сброшенные бомбы не смогли разрушить дамбу (как и бомба, сброшенная на Бевере, который по ошибке приняли за Эннепе). Процент потерь оказался устрашающим: из девятнадцати экипажей погибло восемь, в том числе шесть пали жертвой зенитного огня во время вынужденного полета на малой высоте, необходимого для точного бомбометания.

Разрушение плотин на Мёне и Эдере стало сенсацией. Операция имела огромное воздействие, в том числе и на германское руководство, и весьма высоко подняла престиж бомбардировочной авиации. Гибсона наградили Крестом Виктории. Всеобщий восторг от «дамболомов» в определенной мере был вызван тем, что с точки зрения общественной морали разрушать промышленные объекты гораздо лучше, чем сжигать города вместе с их жителями. Впрочем, при затоплении долины Мёне погибли 545 немецких граждан и 749 иностранцев – украинские женщины, угнанные на принудительные работы, и бельгийцы-военнопленные. Сталелитейщикам Рура удалось разрешить проблемы с водоснабжением: Харрис не организовал повторный налет с обычным бомбометанием, что могло бы помешать восстановлению дамб. С другой стороны, впоследствии немцам пришлось выделить значительные силы для защиты водохранилищ. Пусть экономический эффект от «рейда дамболомов» был не так уж велик, зато пропагандистский эффект огромен; все участники операции снискали заслуженные лавры.

В 1943 г. экономика Германии стала давать сбои из-за комплекса проблем с нехваткой угля, стали и рабочей силы; это усугублялось значительными разрушениями Рура британской и американской авиацией. То был первый год, когда авианалеты нанесли нацистской военной машине серьезный урон. Июльский огненный вал над Гамбургом, вызванный самыми мощными в истории авианалетами, убил 40 000 человек и разрушил четверть миллиона домов. «Нам говорили, что британские самолеты не станут бомбить Гамбург, потому что хотят потом сами использовать город и порт, – писала Матильда Вольф-Монкебург, одна из уцелевших жительниц города. – Мы тешили себя пустыми надеждами»²⁹. Нечеловеческими усилиями и благодаря выдающимся способностям генерала Эрхарда Мильха люфтваффе сумело удвоить прошлогодний выпуск самолетов, к лету 1943 г. доведя производство истребителей до 2200 в месяц. Новые модели, He 177 и Me 210, оказались неудачными, приведя к пустой трате жизненно важных ресурсов. Последние модели Me 109 (до конца войны остававшегося наряду с Focke-Wulf 190 основным дневным истребителем рейха) не могли противостоять истребителям союзников. Самоубийство начальника штаба ВВС Ганса Ешоннека в августе 1943 г. стало своеобразным признанием поражения возглавляемой им службы.