Вторая мировая война. Ад на земле

«С 6:30 до 8:00 опять ураганный огонь. Потом томми атакуют большим количеством пехоты и танков. Мы сражаемся как можем, но понимаем, что наше положение безнадежно. Уцелевшие пытаются отойти, и тут мы видим, что уже окружены… Я как можно быстрее под непрекращающимся обстрелом пополз назад. Другие мои товарищи тоже пытались, но у них не получилось. До сих пор не понимаю, как уцелел, когда снаряды разрывались буквально в двух-трех метрах спереди, сзади и по бокам. Уши закладывало от визга осколков. Я отполз метров на двести от наших позиций. Это было нелегко, почти все время на животе и только изредка на четвереньках – и так километра три-четыре. Я прятался в высокой пшенице, и наступавшие томми пробегали в пяти-шести шагах, не замечая меня. Я почти совсем выдохся; локти и колени ужасно болели, в горле пересохло, но я полз вперед. Тут растительность поредела, и мне пришлось пересечь открытое место. Мне уже осталось с десяток метров до следующего пшеничного поля, как вдруг появились трое томми и взяли меня в плен. Мне тут же дали воды и сигарету. В месте сбора пленных я увидел своего унтершарфюрера и других товарищей из моей роты»⁶².

Десантник люфтваффе Мартин Поппель с 22 июля лежал в госпитале, оправляясь от ран, полученных в Нормандии, и все больше переживал за судьбу своего народа. «За что эти несчастные придурки на фронте и измученные гражданские в тылу заслужили такое тяжкое наказание? У нас есть много тревожащих вопросов о будущем и о перспективах в этой затянувшейся войне. Даже у самых преданных из нас появились сомнения»⁶³. Еще один солдат пишет своей жене 12 августа: «Моя дорогая Ирми. Тут все не очень хорошо, чтобы не сказать больше, но ты знаешь мое бодрое отношение к жизни… Человек – раб привычки. Канонада пушек и взрывы бомб, которые вначале так жутко трепали мне нервы, через два-три дня перестали вселять страх… Последние три дня установилась чудесная летняя погода – солнечная, теплая и безоблачная, – так не соответствующая всему тому, что нас окружает. Ну, ладно, в конце концов, все обернется к лучшему. Ты просто верь в мою удачу так же крепко, как верю я, и жизнь станет радостнее; целую тебя тысячу раз, моя дорогая Ирми, тебя и детей. Твой Ферд»⁶⁴.

Его товарищ писал семье 10 августа: «Мои дорогие жена и дорогие дети… рокот орудий стал еще ближе. Когда я это слышу, мысли мои летят к вам, мои дорогие, и я задаюсь вопросом, увижу ли вас когда-нибудь вновь. Я могу погибнуть в любой миг. Что готовит мне судьба?.. Прошлой ночью я видел вас во сне. О, как это было прекрасно! Можешь ли ты представить, моя дорогая, каково мне было пробудиться от этой идиллии среди грохота орудий? Я ношу ваши образы в сердце. У меня такое тяжкое чувство. Как бы я хотел полететь домой, к вам, мои родные! Что-то готовит мне судьба? Если бы мне позволили провести несколько восхитительных дней в Фаллингбостеле, с тобой, моя дорогая преданная супруга!» Оба письма были найдены американским солдатом на трупах немецких солдат.

Тем летом людей в Америке и Британии мало что занимало, кроме наступления их армий в Нормандии. А вот Гитлеру в Берлине приходилось думать и о второй, еще более страшной угрозе. Меньше чем через три недели после высадки союзников в Нормандии советские войска на Восточном фронте начали операцию «Багратион» – крупнейшее наступление всей войны и последнее советское наступление на своей территории. Гитлер запретил стратегические отступления, и поэтому той весной его войскам пришлось защищать более чем двухтысячекилометровый фронт, располагая крайне ограниченными резервами. Две трети всей немецкой армии и так сражалось с русскими, но, чтобы противостоять наступлению 2,4 млн человек и более 5000 танков – в два раза больше, чем огневая мощь советских наступлений 1943 г., – этого было мало.

1 мая 1944 г. Сталин в обращении к своему народу сказал: «Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, нужно преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в его собственной берлоге»⁶⁵. И теперь экипажи танков писали на своих машинах не «На Берлин!», а «На логово врага!». 22 июня три советских фронта под командованием Жукова атаковали семисоттысячную группу армий «Центр». Одновременно в немецких тылах развернулась партизанская «рельсовая война», почти перерезавшая коммуникации фельдмаршалу Эрнсту Бушу. На фронте 600 км длиной русские сосредоточили для артподготовки артиллерийскую мощь в 250 орудий на километр. Во многом благодаря битве западных союзников с люфтваффе в небе над Германией Красная армия имела подавляющее преимущество в воздухе.

Когда пехота и танки Жукова в клубах дыма и пыли ринулись на прорыв позиций врага, немецкие телефоны молчали, связь с командованием была прервана. Подразделения Буша, тщетно пытавшиеся выполнить приказ Гитлера об упорной, жесткой обороне, были уничтожены на месте. Гарнизоны Витебска, Орши, Могилева и Бобруйска, объявленных «крепостями», должны были держаться до последнего человека. Последствия оказались катастрофическими. Русские непреодолимой волной пронеслись мимо «крепостей» и устремились на запад. 28 июня на место поспешно смещенного Буша был назначен Модель, но спасти положение было невозможно. 4 июля пал Минск; к северу от него русские рвались к Балтике и вскоре окружили Ригу.

Красная армия никогда не отличалась особенным тактическим искусством (за исключением разве что ночных вылазок против противника): в этом отношении русские уступали западным союзникам. Британский аналитик пишет: «В советском мышлении концепция экономии сил играет малую роль. Если для англичанина разбивать орех кувалдой – ошибочное решение и признак незрелости ума… то русский считает, что кувалда именно для того и предназначена»⁶⁶. В русском наступлении особенно важную роль играли массированная артподготовка и самоубийственные танковые и пехотные атаки, во главе которых обычно шли штрафбаты. Эти дисциплинарные подразделения состояли из политических или военных преступников, которые могли заслужить помилование, но с гораздо большей вероятностью – погибнуть. В дисциплинарных батальонах воевало 442 700 человек, и мало кто из них уцелел. Даже на этом этапе войны русские потери оставались выше немецких. Любому солдату трудно объяснить гражданским, что с ним происходило на войне, но русскому солдату это особенно трудно. Даже в победные годы, с 1943 по 1945 г., потери победоносной Красной армии составляли около 25 % в каждом сражении – таких потерь англо-американцы, за редкими исключениями, не знали. Из 403 272 русских солдат, прошедших обучение на танкиста в течение войны, погибло 310 000.

Поэт Давид Самойлов отмечал: «Это была последняя война, в которой большинство солдат были крестьяне»⁶⁷. Частично из-за этого солдаты Сталина были суевернее других солдат. Так, например, считалось дурной приметой ругаться, заряжая орудие; многие носили образки и нательные кресты. Очень немногие официально признавали себя приверженцами гонимого христианства, но крестились перед атакой многие. Большую роль во фронтовой жизни играла песня. Солдаты пели во время маршей и сидя вечером вокруг костров – в основном сентиментальные баллады, лишенные цинизма, характерного для песен британских солдат. Фронтовики быстро погибали или получали ранение; по приблизительным подсчетам, русские солдаты проводили вместе в среднем три месяца. Но они утверждали, что за неделю узнавали друг о друге больше, чем за годы гражданской жизни. Красная армия не давала своим солдатам ни сексуального воспитания, ни презервативов. Заболевших венерическими болезнями иногда наказывали тем, что лишали медицинской помощи. Иногда вместе с боевыми частями шли дети, потерявшие дом и семью; только армия могла дать им хоть какую-то надежду на выживание.

Судя по советскому донесению от 25 августа 1944 г., немецкие войска продолжали успешно обороняться: «Использование противником самоходных артиллерийских орудий и танков для прикрытия отступления затрудняет нам вступление в контакт с их пехотой. В этих условиях наша пехота часто действует нерешительно… В ходе последних боев значительно изменился состав воинских частей, и в первую очередь – стрелковых полков. Основным контингентом является новое пополнение. Количество военнослужащих – рядовых, находящихся на фронте… с 1941 г. – исчисляется единицами… По отзывам некоторых офицеров и рядовых, ветеранов войны, пополненцы не обладают еще боевой закалкой»⁶⁸. Советские операции отличались вопиющей неумелостью, нередко вызванной пьянством. Жестокость офицеров по отношению к солдатам можно объяснить тем, что даже в 1944–1945 гг. русские солдаты продолжали дезертировать к немцам. О подданных Сталина, так же как и о японцах, можно сказать, что их варварское отношение к другим нациям просто-напросто отражает отношение к ним их властителей. Зато высшее командование русских с блестящей уверенностью управляло крупными силами и прекрасно координировало действия всех родов войск, оснащенных полученными от американцев средствами связи.

В 1944–1945 гг. Красная армия наступала быстрее армий Эйзенхауэра отчасти из-за того, что советские солдаты жили «на подножном корме» и их уровень снабжения был гораздо скромнее; они оставались пасынками этой войны. Длинный список обеспечения войск англо-американцев, на зависть их русским союзникам, включал бритвенные лезвия, дезинфекционные камеры, карандаши, чернила, ножи, фонари, свечи и даже игры. Единственным стимулятором морального духа красноармейцев была водка, и некоторые солдаты объединяли порции и поочередно потребляли большие дозы, напиваясь до бесчувствия. До конца войны многие солдаты на фронте недоедали, страдали от зубной боли, вшивости, геморроя, кровоточивости десен, а иногда и от туберкулеза.

Важнейшим преимуществом русских в этой войне была готовность нести практически неограниченные жертвы; кроме этого, все знали, какие жесточайшие наказания ждут тех, кто дрогнет или потерпит поражение. Русские подразделения не могли, подобно западным союзникам, залечь и ждать, когда артиллерийская и авиационная поддержка поможет им преодолеть немецкое сопротивление. Они были обязаны наступать, невзирая на сопротивление противника или минные поля: всегда найдутся новые солдаты взамен погибших. 5 июля начался первый этап операции «Багратион», завершившийся разгромом Пятой немецкой армии. С советской стороны Первая танковая армия и Четвертая армия потеряли примерно по 130 000 из 165 000 человек, с которыми вступили в это сражение. В русский тыл брели огромные колонны пленных немцев, грязных и оборванных, – остатки некогда непобедимого вермахта. Затем Первый Белорусский фронт повернул к западу, на Варшаву, а две другие группы армий нацелились на Восточную Пруссию и Литву. 13 июля Первый Украинский фронт начал наступление в направлении Вислы. К концу месяца Вильнюс и Брест-Литовск перешли в руки русских.