Вторая мировая война. Ад на земле

Служба на Тихоокеанском театре военных действий отличалась от войны в Европе как небо от земли, прежде всего из-за географической изоляции. Пилот американской морской авиации Сэмюель Хайнс писал: «Здесь военная жизнь была всем, что у тебя есть: вокруг ни истории, ни памятников прошлого, ни городов, которые ты знал по книгам. Здесь не было ничего, что могло напомнить солдату о его прежней жизни, – ни цивилизации, ни баров, некуда пойти, и даже дезертировать было некуда»¹⁷. Солдаты, которым приходилось в течение многих месяцев жить под открытым небом в условиях тропического климата, теряли боеспособность из-за болезней и раздражения кожи, еще не успев столкнуться с противником. Морской пехотинец Фрейзер Уэст описал характерную проблему на Бугенвиле: «Это была не дизентерия… Это жуткая дождевая диарея, от плохой воды… очень быстро развивалась диарея… Конечно же, стресс тоже оказывал сильное воздействие. Раньше мы даже не знали значение слова “стресс”, но со временем мы хорошо поняли, что это такое»¹⁸.

Десантные операции в Тихоокеанском регионе стали рутиной, хотя очень опасной и требующей напряжения сил. Один американский солдат писал: «Даже при наилучших условиях этап выгрузки при десантной операции – это очень тяжелая и выматывающая работа. Когда же высокие волны обрушиваются на узкую полоску прибрежного подлеска джунглей, времени у вас только до заката, а сверху жарит ноябрьское солнце южных морей, такая задача становилась просто кошмарной пыткой. Рабочие группы из последних сил старались доставить боеприпасы, горючее, снаряжение, транспорт, паек и воду с кораблей на берег выше линии прилива. Командиры десантных групп лихорадочно искали для выгрузки сухой пятачок хоть несколько квадратных метров размером, а видели перед собой только огромное болото по всему берегу. Морские пчелы [23] и инженерные войска ломали головы и срывали спины, отчаянно пытаясь построить хоть какую-то дорогу до возвышенности, где можно поставить на стоянку транспорт, сложить горючее и боеприпасы. Но никакой возвышенности не было видно на тысячи метров вокруг – лишь несколько разбросанных заболоченных островков, окруженных воняющим, липким болотом. И час за часом катера ревели моторами и неслись к берегу, доверху набитые припасами»¹⁹.

23

Специальные инженерные подразделения ВМФ США. – Прим. ред.

Самой важной тихоокеанской операцией 1944 г. стало занятие Марианских островов – ключа к внутреннему кольцу обороны Японии. Когда морская пехота американцев начала высадку на Сайпан, Тиньян и Гуам, Объединенный флот Японии выдвинулся навстречу наступавшим, навстречу величайшей в той войне битве авианосцев. «Судьба империи зависит от этого сражения», – заявил адмирал Соэму Тоёда 13 июня, когда его суда под командованием адмирала Дзисабуро Одзава шли навстречу кораблям Спрюэнса.

Но благодаря Ultra американцам в очередной раз стали известны планы противника. Японцы планировали нанести массированный удар подводными лодками и силами авиации наземного базирования и ослабить флот США перед главным сражением. Вместо этого 17 из 25 подводных лодок Тоёды были потоплены, а его аэродромы на Гуаме и Тиньяне уничтожены американскими бомбардировками.

Обе стороны развернули огромные силы, но у американцев был перевес над японцами примерно 2 к 1 на море и в воздухе: 956 самолетов против 473 японских, 15 авианосцев против 9 – в пять раз больше, чем силы США у острова Мидуэй. Когда Одзава засек суда Спрюэнса, он решил, что перехватил инициативу, и 19 июня в 8:30 начал авиаатаку. Но самолеты были вскоре обнаружены американским радаром, и адмиралу Марку Митшеру ушло срочное сообщение: «Большие телеги, азимут 265 градусов, 125 миль, высота 24 000». Его начальник штаба капитан Арли Берк позже вспоминал: «Это было как раз то, чего мы ждали, поэтому мы подняли все свои истребители, все наши силы»²⁰.

Дальше произошло то, что позже назвали «Большая Марианская охота на индеек»: из 373 самолетов Одзавы только 130 вернулись обратно, японской авиации не удалось причинить значительный ущерб американскому флоту. Еще 50 японских самолетов были сбиты над Гуамом. «[Японцы] были просто уничтожены, – рассказывал Берк. – Это было понятно из их переговоров по радио». В оперативном зале авианосца специалисты по радиоперехвату слушали радиообмен противника. Когда наконец японский офицер воздушного командного пункта управления авиацией мрачно запросил у своего командира разрешение на посадку, американский офицер радиоперехвата сказал: «Давайте собьем его». Берк ответил с жалостливой снисходительностью: «Нет, не надо его сбивать. Сегодня он принес больше пользы Соединенным Штатам, чем любой из нас. Пусть возвращается домой». Американские подводные лодки торпедировали флагманское судно Одзавы, новый авианосец Taiho и старый Shokaku. Этот успех обошелся американцам лишь в 29 потерянных самолетов; остальные суда Тоёды повернули назад.

Всю ночь авианосцы Митшера (Оперативное соединение № 58) на полном ходу преследовали отступающих японцев, а на следующий день после полудня американские самолеты-разведчики засекли флотилию Одзавы. Митшер принял смелое, авантюрное решение нанести удар с максимального удаления, зная, что его 216 самолетам придется возвращаться в темноте. Так велики были ресурсы США и так высоки были ставки, что адмирал мог пожертвовать всей своей палубной авиацией. Полные боевого азарта пилоты обнаружили японцев, одним из первых завидел их пилот пикирующего бомбардировщика Дон Льюис.

«Авианосец под нами выглядел большим, огромным, почти нереальным. На секунду я почувствовал огромную радость. Я часто мечтал о чем-то подобном. Потом я испугался сам себе. Где я вообще нахожусь? Наверное, я сошел с ума… Вдоль обоих бортов авианосца подо мной мигало множество красных точек… Он медленно поворачивал на левый борт. Он остановился. Что еще можно было желать? Я потянул рычаг сброса бомбы, почувствовал, что бомба оторвалась, и повернул обратно. У меня слезились глаза, болели уши, высотомер показывал 1500 футов. Небо представляло собой массу черно-белых клубов дыма, и в их гуще летели самолеты, в них попадал зенитный огонь, они загорались и падали в воду под нами. Странно, что человек может быть очарован даже такими ужасными сценами»²¹.

В ходе этого вылета американская авиация потопила еще один авианосец, Hiyu, и повредила два других; у японцев осталось 35 самолетов, сами они смогли уничтожить лишь 20 американских самолетов. Группировка Митшера потеряла еще 80 самолетов, у которых по пути назад кончилось топливо или которые разбились при попытке сесть на палубу в темноте, но большинство экипажей спаслось. Заводы США могли быстро изготовить новый самолет вместо утраченного, в то время как промышленность Японии уже не успевала восполнить потери Одзавы. Спрюэнса критиковали за выход из боя в этот момент, за утрату якобы существовавшей возможности завершить уничтожение отступающих японцев. Но он причинил огромный и невосполнимый ущерб флоту Тоёды, и не было нужды рисковать в опасных водах собственными кораблями и, возможно, успехом всей Марианской операции. В битве в Филиппинском море Спрюэнс продемонстрировал мудрость и проницательность, которые редко удавалось показать его коллеге и сопернику – «Быку» Хэлси. Сражение подтвердило, что по боевому мастерству, а также по мощи военно-морских сил американцы теперь полностью превосходят противника. До самого конца войны мастерство пилотов Японии постоянно снижалось, а иногда им просто недоставало храбрости. Американские самолеты морского базирования, особенно истребители Hellcat, господствовали в небе даже после того, как в японские войска стал поступать новый самолет, имевший сопоставимые характеристики.

Но победа в море вблизи Марианских островов не могла предотвратить кровавые сражения на берегу. Первой целью морских пехотинцев стал Сайпан; его длина более 22 км и наличие возвышенностей позволили японцам развернуть эшелонированную оборону гарнизона численностью 32 000 человек. 15 июня, когда 77 000 американских морских пехотинцев вброд вышли на берег, их встретил пулеметный и артиллерийский огонь, от которого они потеряли 4000 убитыми за первые двое суток. Штабисты предполагали, что битва продлится три дня, но взятие острова заняло три недели: обороняющихся приходилось выкуривать из бункеров, продвигаясь в глубину обороны метр за метром. Для поддержки морской пехоты в бой была введена дивизия сухопутных сил; после безуспешной попытки занять густо заросшую лесом позицию противника, которую солдаты мрачно окрестили «Гребень пурпурных сердец», ее командир был отправлен в отставку. Но день за днем, пока сотни тысяч их соотечественников вели такое же яростное сражение в Нормандии, американские войска медленно пробивали себе путь вглубь острова.

Ночью с 6 на 7 июля 3000 японцев, чувствуя приближение конца войны, с криками «Банзай!» устремились в бессмысленное, самоубийственное наступление, в ходе которого после яростного ближнего боя их скосил кинжальный огонь американцев. «У нас почти не было оружия, – рассказал один из немногих оставшихся в живых, флотский казначей Нода Мицухару. – У некоторых были только лопаты, у других – палки»²². Один американский офицер сказал по этому поводу: «Это напомнило мне сцену из старых фильмов, в которой показано безумно несущееся стадо. Камера находится в углублении в земле, и вы видите, что стадо несется на нее, а потом животные перепрыгивают через нее и несутся дальше. А вот японцы все не кончались и не кончались. Я уже и не надеялся, что они вообще кончатся»²³.

Мицухару лежал перед американскими позициями с двумя пулями в животе и увидел группу своих товарищей, которые ползли к нему. Один поднял гранату и позвал: «Эй ты, моряк! Не пойдешь с нами?» Потом раненый услышал крик: «Да здравствует император!» – а затем прогремел взрыв. «Несколько солдат разорвало на куски, взрыв разметал во все стороны частицы их плоти… их головы были размозжены, валил густой дым». Сам Мицухару выжил, и его взяли в плен. 9 июля организованное сопротивление на острове было подавлено, но еще долгие недели маленькие отряды оставшихся в живых японцев продолжали нападать на американцев. Довольно много солдат и гражданских жителей (последние – частично по принуждению) совершили самоубийство, спрыгнув с утесов вблизи Марпи-Пойнт.