Вторая война шиноби: Страна Рек
Шрифт:
Запах гари усиливался, и совсем скоро они вышли на обгорелую поляну.
— Я туда ни за что не пойду, — произнесла Цунаде, показав на конец поляны, где под огромным деревом лежали три трупа.
— Интересно, наши? — спросил Джирайя и пошел уже вперед, но Орочимару остановил его за плечо.
— Смотри под ноги, — напомнил он, — не все ловушки могли сработать.
Джирайя кивнул и медленно пошел вперед, внимательно оглядываясь по сторонам. Орочимару довелось уже однажды увидеть, как работали повстанцы — у них была
— Наши! — крикнул Джирайя, сев перед обгорелым деревом на корточки.
Орочимару, также аккуратно рассматривая землю, подошел к напарнику и увидел, что у корней лежали три изуродованных, покрытых черной копотью, трупа. Видимо, леска была натянута между ветвей — им оторвало головы. И только по остаткам зеленого жилета можно было понять, что они — шиноби Конохи.
— Интересно, это те трое, которых мы заменили в отряде? — спросил Джирайя.
— Все возможно, — пожал плечами Орочимару.
— Как ты думаешь, мы успеем их похоронить?
— Не выдумывай, — ответил Орочимару.
— Ну да, — протянул Джирайя, оглядывая трупы. — Может быть, тогда почтим их память?
— Ты как будто первый день шиноби, — с раздражением выдохнул Орочимару и поднял взгляд на обгорелое дерево. Ствол и ветви были сильно обуглены, но на самом верху несколько зеленых листьев все еще крепко держались и колыхались на ветру. Орочимару задумался: сколько они еще так продержатся, прежде чем засохнут и облетят?
— Нет, я так не могу, — после недолгого молчания ответил Джирайя и принялся обыскивать вещи погибших шиноби.
Орочимару не стал спорить, давно перестал удивляться ходу его мыслей и посмотрел в сторону, откуда они пришли. Цунаде стояла, сложив руки на груди и опустив взгляд. Он поморщился, представляя, о чем она вспоминает.
— Ну вот, — произнес Джирайя, держа в ладонях по вещице из каждой сумки. — Складное зеркало, — он аккуратно оставил его между больших корней, — должно быть, один из них очень беспокоился за свой внешний вид. Надеюсь, он не хотел жить вечно… Дальше у нас игральные кубики, тут все ясно, еще наверняка и пить любил, — он положил их туда же и показал маленькую дорожную чернильницу, — а третий точно сочинял стихи, — он хлопнул по своей сумке, — заберу с собой, потом обязательно почитаю.
Джирайя сложил чернильницу к остальным вещам, прикрыл глаза и хлопнул в ладони. Орочимару, конечно, считал эту затею пустой тратой времени, но последовал примеру Джирайи — даже здесь, в непролазных джунглях, к духам стоило относиться с уважением.
— Теперь мы можем идти? — спросил он.
Джирайя кивнул, и они вернулись к Цунаде. Дальше их путь проходил в тяжелом молчании, пока солнце не стало клониться к западу, а вдалеке не послышался оглушающий шум воды.
— Кажется, на месте, — произнес Джирайя.
Они снизили уровень чакры, осторожно пробрались дальше через терновник и остановились на отвесе скалы. Перед ними открылся вид на ущелье со множеством высоких водопадов. Они падали в узкую долину, где стоял древний, почти разрушенный храм, оплетенный лианами. Между руинами ходили повстанцы: низенькие, желтолицые, в кожаной одежде, с черными волосами и банданами красного
цвета. Орочимару постарался почувствовать их чакру.— Надо же, и вправду не шиноби, — удивился он, до конца не веря, что обычные люди осмелились на восстание.
Повстанцы же прекрасно знали, что страна Рек запросит помощи у Конохи. Сейчас, конечно, инициатива была на их стороне, но скоро все выделенные силы стянутся в этих районах и начнут освобождать захваченные города, контролировать дороги и рано или поздно доберутся до главаря восстания, и на этом будет все кончено.
— Надо бы сообщить, что мы дошли, — прервал его размышления Джирайя.
— Надо, — согласился Орочимару и, не спуская взгляда с Цунаде, которая ходила неподалеку, нервно заламывая пальцы, надкусил большой палец, провел кровью по ладони и сложил руками нужные печати для призыва.
Послышался хлопок, за ним появился белый пар, и на земле закрутилась черная змейка. Орочимару достал из нагрудного кармана заранее подготовленный небольшой свиток с зашифрованным посланием, прикрепил его к змейке, повторил печати, и она исчезла.
— И мы ничего не сделаем? — вдруг спросила Цунаде. — Неужели мы и вправду будем просто сидеть и смотреть на них? Пока они готовят взрывные печати для убийства наших близких?
— Приказ был весьма понятен, — ответил Орочимару, — следить и записывать.
— А ты что скажешь? — Цунаде бросила взгляд на Джирайю, сложив руки на груди.
Орочимару понял, что проиграл в этом споре — еще с ранних лет Джирайя всегда вставал на ее сторону, но тот вдруг закачал головой.
— Орочимару прав, — произнес он. — Мы уже не дети, нам стоит быть осмотрительней и не нарушать приказы.
Цунаде высоко подняла брови, громко выдохнула носом, но, не проронив ни слова, отошла от них и села в стороне. На сердце у Орочимару отлегло, он вернул довольный взгляд на Джирайю и одобрительно кивнул. Кажется, опасения не подтвердились, и его напарник действительно повзрослел.
Сперва Орочимару следил за базой: смотрел и записывал в большой свиток, как повстанцы грузили на телеги большие ящики и глиняные сосуды. Затем очередь дошла до Джирайи, и когда потемнело, пришло время Цунаде. Но она всячески оттягивала этот момент, держалась подальше и жаловалась, что сильно устала.
— Ничего, я тебя подменю, — улыбнулся Джирайя и продолжил наблюдение.
Орочимару поджал губы, отыскал в набедренной сумке сухой паек и, дожевав пресную рисовую лепешку, прилег на землю, положив руку под голову. Цунаде заснула недалеко, и он, убедившись, что она и вправду спит, задремал. Но когда посреди ночи открыл глаз, ее уже не было поблизости. Один лишь Джирайя сидел в свете полной луны и читал найденную тетрадь со стихами.
— Где она? — спросил Орочимару, поднявшись на ноги. — Только не говори, что за водой отошла.
— За ней и отошла, — ответил Джирайя. — А разве что-то не так?
На базе повстанцев стояла тишина, а значит, Цунаде еще не успела до нее добраться. То, что она захотела отомстить за своего брата, Орочимару не сомневался. А этого он никак не мог допустить, вылететь из Специального отряда в первый же день — это было бы слишком даже для их команды.