Вторая жена доктора Айболита

Айболит

Он прилетел в Израиль под вечер. С замиранием сердца подошел к воротам дома Амира. В саду за столом сидел Рафик и жадно ел. Раиса сидела рядом, подливала, подкладывала и сочувственно кивала. Рафик глотал, не жуя, и ругал местную еду.

– Вообще-то тюрьма – это не санаторий, – ехидно заметил Амир, зачерпнув горсть орехов с большого блюда в центре стола.

– Вообще-то я уже понял, – огрызнулся Рафик.

– Ну дайте мальчику поесть, – укоризненно покачала головой Раиса. – Вон как оголодал. – Чи ху! Ешь давай!

– Шалом, – улыбнулся Айболит и поискал глазами Машу.

В саду ее не было.

– Ты как раз к ужину. Садись, тарелку сейчас дам, – Раиса вскочила на ноги.

– Я уже, – Маша вышла из дома, держа в руках пустую тарелку.

Она поставила ее на стол, но при этом неотрывно смотрела на Айболита. Бледное лицо, заплаканные глаза, дрожащие руки. Он понял, что в его отсутствие здесь что-то произошло. Воображение немедленно нарисовало черным углём мрачную картину: Амир, Маша, его удовольствие, ее слезы. А ты, Айболит, в это время… он заскрипел зубами от досады и злости на самого себя.

– Хлеба еще принеси, – буркнул Рафик, смерив Машу злобным взглядом.

– С возвращением, доктор, – улыбнулась она, не глядя на Рафика.

– Я говорю: метнись в кухню и принеси хлеба! Ты что оглохла? – Рафик стукнул кулаком по столу.

– Хватит! – крикнул Амир, поднимаясь. – Я смотрю: тебя ничему не научили в полиции. Значит, плохо учили. Слушай меня внимательно, Рафаэль, – он оперся на стол, нависая над Рафиком. – В моем доме только я могу приказывать своей будущей жене.

– Она моя сестра вообще-то, – Рафик вскочил на ноги. – И пока ты еще не ее муж, я за нее отвечаю вместо отца, который в Москве.

– Ай, всё! Завёлся, петух! – Раиса тоже вскочила и стукнула Рафика ладонью по лбу. – Лэгэйтуре сэхт сох! Закрой рот! Иначе я немедленно звоню Нисиму! Бешеный стал какой! Ээээ! – она рубанула ладонью воздух. – Совсем дикий! Вообще уже управы на тебя нет! А ну в дом пошел! – она схватила Рафика за рубашку и потянула.

– Перестань, тетя! – возмутился он.

– Не перестану! – вскинулась Раиса. – Сейчас Амир тебя из дома выгонит и будет прав. Позор какой! Вести себя не умеешь! Забыл про уважение к хозяину дома? Хотур, Рафаэль, хотур! Уважение! Завтра же в Москву отправлю к отцу. Закрой рот и марш в дом! – она схватила его за руку и потащила за собой.

Красный от злости и стыда Рафик покорно поплелся за ней, не решаясь спорить. Но пару раз обернулся, бросая на Машу злобные взгляды.

Айболит опустил глаза в тарелку, стараясь не смотреть на Рафика. Его рука судорожно сжала нож. Он поймал себя на этом движении и отложил нож в сторону. Не сейчас. Не при всех. Успеется.

Маша села рядом с ним, держа двумя руками чашку с чаем. Ее пальцы мелко дрожали.

– Что-то в нашем доме все перессорились после того, как сюда приехала одна серая мышь, – заметила Анжела, которая до этого молча сидела рядом с Амиром.

Амир медленно повернулся к ней. Она, опустив глаза, резала на тарелке козий сыр и помидоры.

– Если кому-то что-то не нравится, то дверь открыта, – отчеканил он.

Анжела вспыхнула, подняла на него глаза, но немедленно снова опустила их. Амир молча ждал ее реакции. Анжела порезала один помидор, второй, третий. По ее щеке медленно поползла слезинка.

– Ты рубашку мне на завтра погладила? – ядовито осведомился Амир. – У меня в десять утра встреча в Рамат-Гане на алмазной бирже.

– Ты не сказал мне погладить, – возразила она.

– А я и не должен. Хорошая жена сама понимает, что если у мужа встреча с важными людьми, значит, он должен выглядеть на все сто. Хорошая жена должна думать о муже день и ночь, предугадывать его желания и помогать во всем. Помнишь, что поют еврейские мужья каждый шабат, когда возвращаются из синагоги? Песню об эшет хаиль – хорошей жене. Каждый еврейский муж восславляет свою жену в священный шабат. Жену доблестную – эшет хаиль – кто найдёт? Намного выше жемчуга её цена. Уста свои открыла с мудростью, и поучение милосердия у неё на языке. Слышишь, Анжела? Поучения милосердия, а не яд. Считаешь, мне есть кого прославлять? Я так не думаю! Следит она за происходящим в доме её и хлеб ленности не вкусит. А помнишь стих, который идет сразу за этим?

Анжела медленно отодвинула тарелку, взяла салфетку и вытерла слезы, которые быстро догнали ту, первую слезинку, и теперь размазали всю косметику на ее лице. Она судорожно всхлипнула и попыталась задержать дыхание, чтобы справиться с рыданиями. Но получалось плохо.

– Помнишь или нет, Анжела?

Она кивнула.

– Тогда произнеси это.

Она молчала.

– Не слышу ответа! – рявкнул Амир.

Анжела вздрогнула и тихо прошептала:

– Вэ якуму бнэа, вэ яашруа… – она закусила губу и плечи ее затряслись от рыданий.

– Нет, по-русски, пожалуйста, чтобы все понимали! – Амир хлопнул ладонью по столу.

– И встанут сыны ее, и восхвалят ее… – Анжела громко заплакала, не в силах больше сдерживаться.

– Правильно! – кивнул Амир. – И встанут сыны ее. Разве дала ты мне сыновей? Разве могу я петь тебе эту песню в шабат, когда в этом пустом доме не раздаются детские голоса? Разве можешь ты после этого возмущаться той, которая приехала сделать твоего мужа самым счастливым на свете? Отвечу за тебя: нет. Зайди в дом, Анжела. И подумай о том, как тебе стать хорошей женой. Чтобы мне было кого прославлять в шабат. Может, тогда у тебя не останется времени на глупости.

– Ты ужинала? – обратился к Маше Айболит, чтобы нарушить неловкое молчание, возникшее после выволочки, что устроил Амир жене.

Она непонимающе посмотрела на него, думая о своём.

– Это я к тому, что хочу ее завтра с утра забрать в клинику на анализы, если ты не против, – объяснил Айболит Амиру. – Поэтому Марья должна соблюдать пост двенадцать часов. Лучше всего было бы сейчас поесть и до утра уже поститься.

– Не против, – кивнул Амир. – Ты там поколдуй со своими склянками-банками, чтобы всё потом было тип-топ. Слышала, что доктор сказал? – Амир подвинул к Маше плетеную корзинку с хлебом и булочками. – Ешь. Тебе потом до утра голод терпеть.

Маша взяла булочку с корицей и надкусила. Айболит услышал громкую музыку сверху. Он поднял голову. Рафик сидел на подоконнике, держа телефон в руках.

– Давай, до свидания! – лихо выводили певцы с сильным кавказским акцентом.

Недоумок! Нет, не вытерпеть! Не дожить до того момента, когда руки сомкнутся на шее этого винторогого козла! Лучше пойти к себе, иначе – не ровен час – он сорвется. И тогда весь план псу под хвост. А от него зависят люди. И, прежде всего, Марк, который погонами рискует.