Вторая жена. Ты – любимая

Вовремя останавливаюсь, сглатывая обидные слова, которые готовы сорваться с языка. А то сейчас разрыдается и точно никуда не пойдет.

– Вставай, у тебя полчаса, чтобы привести себя в порядок. Я пока побуду в комнате Асана. Тридцать минут, поняла? И не заставляй меня злиться!

Дверь в детскую приоткрыта, и я останавливаюсь, на секунду замирая в проеме. За этой дверью – другое измерение.

Няня сына, пожилая Салиха, замечает меня краем глаза. Она почтительно склоняет голову, как будто я не к сыну пришел, а дать ей важный совет.

Лицо женщины испещрено морщинами, но в глазах неподдельная доброта. Улыбаюсь ей краем губ – она, как никто другой, знает, как сильно я люблю Асана, как меняюсь, переступая порог этой комнаты.

Делаю шаг вперед. Затем опускаюсь на колени, игнорируя хруст идеально выглаженных брюк. Плевать. Все это лишь показушная оболочка. А настоящая жизнь здесь, на этом мягком ковре, среди разбросанных игрушек.

Асан сосредоточенно грызет деревянного коня, смешно морща носик. Волосы у него цвета вороньего крыла, а глаза похожи на два озорных уголька.

Лейла не знает, что он ее сын – это наказание, которое я выбрал в качестве расплаты за ее грехи.

Салиха бесшумно выходит, оставляя нас наедине.

– Привет, мой маленький джигит, – говорю тихо, чтобы не спугнуть его сосредоточенность.

Асан вскидывает голову, мгновенно узнавая меня. Лицо его расплывается в улыбке, такой искренней и чистой, что все проблемы, интриги и заботы мгновенно испаряются.

Он бросает коня и ползет ко мне, смешно переваливаясь с боку на бок. Я подхватываю его на руки и крепко прижимаю к себе. Сын пахнет молоком и детским кремом, этим неповторимым запахом младенчества.

– Мой мальчик, мой Асан, – шепчу ему в макушку, целуя мягкие волосы. – Как я по тебе соскучился.

Он тычется мне носом в щеку и гулит что-то невнятное. Смеюсь, и этот смех самый что ни на есть настоящий, идущий из самой глубины души.

Асан тянет мои волосы, хлопает ладошками по моим щекам и заливается звонким смехом. Вот озорник! В этот момент я забываю обо всем: о политике, ответственности, врагах, интригах.

– Знаешь, Асан, – говорю, глядя в его бездонные глаза. – Никого у меня нет дороже тебя. И я сделаю все, чтобы ты вырос достойным человеком. Чтобы ты был сильным, справедливым и милосердным. Чтобы ты помнил свои корни и чтил своих предков. Но главное – чтобы ты был счастлив.

Он ничего не понимает, конечно. Просто улыбается мне и сжимает мой палец своими маленькими пальчиками. Но я верю, что он чувствует мою любовь и преданность.

Смотрю на сына, и сердце переполняется любовью. Власть, деньги, влияние – все это ничто по сравнению с этим маленьким человеком.

Никого дороже него у меня нет. Он – причина, по которой я просыпаюсь каждое утро и делаю все, чтобы он рос в мире и процветании.

Поцеловав сына, выхожу из детской.

Лейла стоит у зеркала в своем новом платье, сшитом на заказ. С тех пор как мы переехали в кавказскую республику, она стала одеваться скромно, как и приличествует замужней женщине.

– Красивое платье, – делаю ей комплимент.

Лейла вздрагивает и поворачивается ко мне. В ее глазах – обида. Она не может простить мне того, что год назад я принес домой младенца и сказал, что это мой сын.

Она ничего не знает ни о сохраненном эмбрионе, ни о суррогатной матери, и думает, что мне родила ребенка другая женщина.

Ревность сводит ее с ума. Но все, что происходит с ней сейчас, вполне заслужено. Женщина, которая дважды делала аборт, не заслуживает быть матерью моего ребенка. Пусть мучается теперь, раз приняла такое решение. А я принял свое.

– Надевай туфли и поехали. Жду тебя в машине…

Глава 2

Машина плавно скользит по вечерним улицам, и огни города расплываются в боковых зеркалах, словно акварель на мокрой бумаге.

Смотрю на Лейлу, сидящую рядом, и раздражение медленно, но верно заполняет меня. Ее лицо, теперь вечно грустное, словно она оплакивает потерянное царство. А ведь Лейла жена будущего главы республики и должна сиять, ослеплять, вдохновлять, а не ввергать в уныние.

– Лейла, улыбнись. Мы едем на прием, а не на похороны, – говорю я.

Она поворачивает ко мне свое лицо. В тусклом свете салона ее глаза кажутся еще больше и печальнее.

– У меня нет поводов для веселья, Данияр, – тихо отвечает она.

– Ты сама себе создаешь проблемы. Вечно недовольная, вечно с кислой миной! Ты же моя жена, как-никак будущая первая леди республики, а ведешь себя… словно каторжница, – бросаю, не глядя на нее.

Она вздыхает, отворачиваясь обратно к окну. Этот ее вздох… Он меня просто бесит. Строит из себя невинную овцу, над которой издевается муж-тиран!

– Почему ты со мной не разведёшься, Данияр? – внезапно спрашивает Лейла, не поднимая глаз. – Ведь ты не любишь меня, да и никогда не любил.

В ее голосе тихая безнадежность. И эта безнадежность тоже меня раздражает. Хочу видеть в ней гордость, силу, амбиции – все то, что есть во мне.

– Я привык держать слово, Лейла. А слово я дал твоему отцу. Развод сейчас невозможен. И ты прекрасно это знаешь.

Она замолкает, и я чувствую ее взгляд на себе, но не поворачиваюсь. Развод – это удар по моей репутации, по моим грандиозным планам. Нельзя показывать слабость и давать врагам повод для злорадства. И Лейла – часть этих планов, пусть и не самая приятная.

– Почему мы даже не спим?

– Ответ найдешь в зеркале. Думаешь, мне приятно трахать кости? Нет, Лейла. Это не так.

Она смотрит на свое отражение в зеркале заднего вида и нахмуривается. У нас действительно давно не было секса, да и не хочу я ее. Сначала довольствовался Ниной, моей любовницей. Но Нина осталась далеко в прошлом, в том городе, где мы жили раньше, и я решил ее отпустить навсегда. Так будет лучше для всех нас.

О том, чтобы завести любовницу здесь, в республике, не может быть и речи. Сейчас, когда я рвусь к власти и выхожу на финишную прямую, моя биография должна быть безупречной.

Мы подъезжаем к роскошному зданию, залитому ярким светом. Охранники открывают двери, и я выхожу из машины, стараясь излучать уверенность и силу.

Лейла следует за мной, ее движения скованные, и в них больше нет той грации, которая была раньше. Она словно тень, следующая за мной по пятам. Жалкое зрелище. Но второй жены у меня нет, так что придется выводить в свет такую, какая есть.

Беру супругу за руку, чувствуя, как она вздрагивает от моего прикосновения.

– Улыбайся, Лейла. Мы должны показать, что у нас все прекрасно, – цежу ей на ухо.