Вторая жизнь Дмитрия Панина

Вернувшись после лета от бабушек, они жили вдвоем с Наташкой за занавеской. Диван раздвигался, а потом, когда Наталья с Димой откупили у Полины Андреевны комнату, девочки переселились в нее.

Полина Андреевна им оставила всю мебель, за исключением шкафов, которые увезли на дачу к дочери. Одежду вешали на простые вешалки с крючками, их Дима повесил по обе стороны входной двери, одну для Светланы, вторую для Натальи, которая с начала занятий вырывалась к сестре и отцу только по выходным, путь от Долгопрудного до Университета не близкий.

Света училась в той же школе, в которой преподавал Дима, проще всего было её туда устроить, но не в математическом классе. В алгебре она разбиралась совсем плохо, чуть лучше в геометрии, а когда Дима старался ей что-то объяснить, отмахивалась от него.

– Папа-Дима, - говорила она строго, - не забывай, что я не твоя дочь, нечего на меня наседать с этой противной математикой, у меня другие гены. Услышав, что математика противная, Дима так был огорошен, что перестал пытаться внедрить в Свету любовь к ней.

До этого он думал, что эпитет противный может быть применен только к лицу одушевленному, но вот, оказалось, что он сильно заблуждался.

Света в высшей степени обладала тем, что называется здравым смыслом, и не совершала, правда, как оказалось, до поры до времени, никаких из ряда вон выходящих поступков:

Учила уроки, мыла посуду, не грубила даже тем учителям, которые ей не нравились, не пыталась что-нибудь экстраординарное сделать со своей внешностью, не требовала дорогих нарядов и если и поглядывала на мальчиков, то Дима этого не замечал.

В классе знали, что Степаныч её опекун, и это придавало ей ореол романтичности, которого в ней самой не было ни на грош, тоже до поры до времени.

35

Лето было холодное и дождливое, солнечных дней набралось не больше десятка, осенью листья быстро побурели, и золотой красоты осени не случилось. Год тянулся и тянулся, мучительно долгий и грустный после смерти Анатолия Воронова, после осени зима все не наступала, все вокруг было бурого скучного цвета, голые деревья, мокрые кусты, темнота ноября.

В декабре попадались дни с минусовой температурой, падал снег с дождем, тротуары вечерами горбатились гололедицей, чтобы к середине дня вновь стать темными и мокрыми. Панин был одинок, их отношения с Тамарой так и не возобновились.

Новый год не ощущался совсем, но елку Дима купил, Света украсила ее привезенными из дому игрушками, развесила гирлянды по комнатам, Дима пожарил курицу, купил торт, огурцы и помидоры в банке, и ждали Наталью.

Миша со своим Галчонкам гуляли где-то в студенческой компании, обещали быть только второго, а Наташа должна была приехать и приготовить оливье, картошку, морковку и яйца Дима уже сварил.

Когда полдесятого вечера раздался звонок, Светка первая подскочила к двери, и Дима услышал возгласы удивления и незнакомый голос.

Он вышел в коридор, снимая с себя фартук, который остался еще от мамы.

В тесной прихожей рядом с Наташкой теснилась какая-то темная фигура.

– Это Алексей, знакомьтесь.

Юноша снял мокрую шапку, волосы у него тоже были мокрые и взъерошенные, торчали в разные стороны смешными иголками.

Походил на страусенка, которого Дима со Светой видели недавно в зоопарке. Панин протянул руку:

– Дима, - сказал он.

Леша протянул свою, влажную, и переспросил:

– Дмитрий Степанович, можно так?

Дима кивнул.

Когда Алексей разулся и прошел в комнату, Светка толкнула в бок сестру:

– Какой смешной. Где ты его раздобыла?

– У нас учится, на два курса старше, - сказала Наташа.

– А почему Дима не удивился, когда его увидел? Ты что-то ему говорила?

– Ну, говорила и что?

– А мне так не сказала...
– Светланка надула губки.

– Сейчас говорюи показываю, - отмахнулась Наташа.

Лешу посадили резать салат, и он умело с этим справился, застенчиво улыбаясь, складывал накрошенное в салатницу, заправил майонезом, посолил.

– Дома всегда я салаты делаю, - сказал он.

Это были почти единственные слова, которые он сказал за вечер, но Дима заметил, что он все время смотрел на Наташу: как только она входила в комнату, взгляд Алексея был словно приклеен к ней.

Дело серьезное, подумал Панин. По Наталье не видно, но парень влюблен по уши.

Понял это не только Дима, поняла и Светка.

Когда первого числа Наташа и Леша уехали, Света сидела у Панина в комнате в углу дивана, уголки губ опущены, в глазах грусть и зависть:

– И как это Наташке так удалось его окрутить?

– Не плачь, будет и на твоей улице праздник...
– сказал Дима.

36

Дима снился кошмар, кошмары мучили его часто, он просыпался в холодном поту, в страхе, но что именно его испугало, вспомнить не мог.

А тут он шел по густому лесу ночью, и вошел в дом, там никого не было, стены были бревенчатые, а на столе горела свеча. Дима подумал, что время спать, задул свечу и лег, но было страшно, что-то шумело за окном, кто-то как будто ходил, и этот кто-то был опасен. Надо было убежать, но Дима не мог пошевелиться.

Это ничего, это мне страшно, потому что я один, и вдруг вспомнил, что он не может быть тут один, где-то должна быть Света.

– В соседней комнате, - вслух во сне сказал Дима и открыл глаза. За окном шумел ветер, и на потолке метались смутные тени ветвей деревьев, освещенные фонарем.

Тревога его не проходила. Он встал и через коридор на цыпочках подошел к двери комнаты, где спала Светлана, услышал стоны и потом сильный вскрик.

Дима осторожно постучался и вошел. Света лежала на кровати, одеяло на полу, и она стонала, а потом вдруг передернулась.

– Света, Света, - позвал Дима. Он хотел разбудить её раньше, чем подойдет, чтобы она не испугалась. Но девочка не просыпалась. Он подошел, положил руку ей на лоб. Лоб полыхал, щеки раскраснелись, и она не просыпаясь, стонала и металась.

Дима вышел, включил свет на кухне, долго шарил в аптеке. Нашел таблетку анальгина, подогрел чайник, налили теплого чая, размешал сахар.

Когда он подошел к кровати, Света открыла глаза,

– Пить, - попросила она.

Дима поднял ей голову, попытался всунуть таблетку в рот, но понял, что Светлана её не проглотит. Тогда он вернулся на кухню, раздробил таблетку, растворил её в сладком чае и дал Свете выпить.