Вторая жизнь Дмитрия Панина

Она выпила и отвернулась к стенке.

Дима присел на раздвижное кресло, придвинув его ближе к Светиной постели, он решил подождать, пока жар не спадет, а если анальгин не поможет, то вызвать скорую.

Не заметил, как задремал, а проснулся, когда тусклый февральский рассвет окрасил чернила ночи в серые тона.

Света была горячая, но не такая, как ночью и дышала ровнее, стоны прекратились.

Дима вздохнул, достал из потайного карманчика портфеля бумажку с сотовым телефоном и набрал номер.

Это был телефон Маши.

37

Туннель был длинный, кроваво красный, далеко вдали бил в глаза белым светом выход из него. Электричка со страшным грохотом ворвалась в туннель и исчезла, рассыпалась; Света оказалась одна в кровавой непрогляди. Стены туннеля закружилась, проход сузился, светлый выход стал стремительно удаляться, превращаясь в точку.

Свету охватил ужас: она знала, что ей надо бежать к этой светлой точке изо всех сил, иначе случится что-то страшное, невозвратное, не исправимое, и она тянулась, тянулась изо всех сил к выходу из этого все удлиняющегося и удлиняющего туннеля. Руки ее дотрагивались до чего-то холодного и шершавого, на короткий миг выскользнув из бреда, она поняла, что это стенка комнаты, провела сухим языком по растрескавшимся губам, и снова упала в бред, бежала и бежала по раскаленному туннелю, к далекой светлой точке.

Ещё на несколько секунд сознание вернулось к ней, когда она глотала теплую сладкую воду, потом снова начался бред, но туннеля уже не было, был жаркий солнечный день, она тащилась вдоль реки по горячему песку вслед за родителями, которые шли быстро, о чем-то говорили между собой и не обращали никакого внимания на изнемогающую от жары и не успевающую за ними дочь.

Света хотела крикнуть, чтобы ее подождали, но из горло выходили лишь тихие хриплые стоны.

Вдруг как молнией мелькнула мысль: мне их не догнать, они ведь умерли, и Света очнулась.

На столике в углу горела настольная лампа.

Она лежала на диване, одеяло упало на пол. Рядом с диваном стояло кресло, на нем, склонив голову на бок, спал Дима, на полу стояла чашка.

Я болею, подумала Света. Дима из-за меня тут сидит.

Страшная слабость навалилась на нее, и она закрыла глаза, а когда открыла, было светло, над ней склонилась женщина. Лицо у женщины было встревоженное, светлые волосы воздушной дымкой окружали лицо, глаза чуть темнее волос вглядывались в Свету, на скулах виднелись бледные брызги веснушек.

– Ты кто?
– спросила Света.

38

Звонок прозвучал резко, Маша как неваляшка сразу села в постели и схватила сотовый, лежащий на тумбочке.

Вчера она поссорилась с мужем, вернее он с ней и спала в проходной комнате на диване.

– Приезжай скорее, - сказал Димин голос, который она мгновенно узнала.
– Кроме тебя мне некому помочь. Пиши адрес:

Маша хотела сказать, что если звонишь человеку, спустя сколько там протикало? Десять? Восемь? лет после того, как он дал телефон да ещё в шесть утра, следует сказать и какие-то вводные слова, например, здравствуй, хотя бы. Вместо этого она сказала:

– Сейчас буду, как только поймаю такси.

Она торопливо причесывалась в прихожей, засовывая одновременно ноги в ботинки, когда появился Петр, мрачный, насупленный, но увидев одетую жену, забыл о том, что нужно разыгрывать из себя обиженного и спросил:

– Ты куда?

– Однокурсник позвонил, помощь срочно нужна

– Какой однокурсник, в чем помощь?

– Не знаю, но голос такой растерянный.

– И ты в шесть утра мчишься к однокурснику? И когда вы виделись в последний раз?

– Десять...нет, всё же девять лет назад.

– И ты хочешь, чтобы я поверил в эту галиматью? Я запрещаю тебе мчаться сломя голову выручать какого-то однокурсника. Может он наркоман?

– Вообще-то он одногруппник. Дима Панин. Он не наркоман. Просто шизик, большой талант и хороший парень.

– Настолько хороший, что ты бросаешь мужа и мчишься к нему на выручку?

– Я не на совсем бросаю мужа, - сказала Маша. На секунду запнулась, и в запале вчерашней ссоры добавила:

– Пока не насовсем.

39

Когда Маша добиралась до Долгопрудного, температура у Светланы спала, и Дима выглядел виноватым.

– Я хотел скорую вызвать, но ведь схватят, увезут в больницу, а если участковый педиатр придет, то назначит лекарства, процедуры всякие, а как я один с девочкой? Хоть бы мальчик был.

– А девочка откуда?
– спросила Маша, торопливо снимая пальто. До нее доходили слухи от общих друзей, что Дима после развода не женился.

– От покойного друга, вдовца, мне досталась. Я опекун по завещанию.

Маша вошла в комнату, подошла к кровати.

Спящая Светка вдруг открыла глаза:

– Ты кто?
– строго спросила она.

– Я?

Маша секунду задумалась перед ответом:

– Я приятельница твоего опекуна Дмитрия Панина.

– Любовница?

– Нет, просто подружка. Мы в одной группе учились.

– А почему ты здесь?

– Дима испугался, что один не справится, вызвал меня.

– А почему тебя?

– А кого? Нас в группе двое было, на одной он женился. Или ты хочешь, чтобы он бывшей жене позвонил?

– Нет, - сказала Света и закрыла глаза. Она устала.

Маша осталась в Светиной комнате. Пристроилась на раскладном кресле.

Два раза в день приходила медсестра и делала девочке уколы антибиотика.

В воскресение пришла она же и сделала этот же укол, но теперь ей заплатили, по воскресениям медсестра не обязана была ходить.

Через пять дней уколов оксициклина Света, когда полоскала горло, выплюнула отвратительную желтую блямбочку в тазик, который держала у её подбородка Маша. Света настолько ослабела, что не могла дойти до ванной пополоскать горло. Еле еле до туалета доходила.

– Ну, всё, - сказала Маша, - сейчас начнут отходить пробки и температура упадет.

Когда прискакала перепуганная Наташка, которой Дима позвонил не сразу, Светланка лежала бледная, но счастливая: прошли боли в горле.

– Совсем не могла глотать, слюна текла на подушку, как у голодной суки, представляешь, - рассказывала она сестре.

Наташка выговаривала Диме, что он позвонил Маше, а не ей.

– Ей ближе было ехать, - сказал Дима.

– Тоже причина, - заметила присутствующая при разговоре Маша.
– Но мне, пожалуй, пора домой, с мужем объясняться...