Вторая жизнь Дмитрия Панина

– Здравствуйте, Лариса Иосифовна, - и Дима, не терпящий физических контактов, быстро подошел к креслу и позволил себя обнять и даже наклонил голову, чтобы старушка смогла чмокнуть его в щеку. Он почувствовал прикосновение сухих губ и запах одеколона.

Лёня с удивлением наблюдал за теплой встречей, отметив про себя, что Дмитрий не спросил у него, как звать мать, т.е. помнил.

– Вспомнил меня, - с удовлетворением сказала Лариса Иосифовна, - а если бы на улице встретил, узнал бы или мимо прошел?

Дима замялся:

– Наверное, мимо бы прошел.

И действительно, Пронина изменилась. Поседели и выпрямились черные кудри, темные облаком обволакивающие её голову в молодости, запали щеки, и только орлиный нос по-прежнему горделиво возвышался посреди сморщившегося лица. Но быстрый взгляд карих глаз напоминал о прежней Ларисе, да голос пронзительно громкий.

– А он всё такой же, - обратилась Лариса Иосифовна к сыну.
– Или промолчит, или скажет правду. Соврать даже из вежливости не может.

– Я не та стала, фаршированную рыбу приготовить не могу, - это Лариса Иосифовна говорила уже Диме.
– Помнишь, вкусно было?

– Вкусно, - подтвердил Дима.
– Кто раз попробовал вашу рыбу, тот не забудет её никогда.

Лёня с удивлением смотрел на этих двоих. Казалось, они дружили всю жизнь, а на самом деле они виделись один раз в те времена, когда Дима и Лёня работали вместе в Пукаревской лаборатории в институте Химфизики

Тогда, утомленная бесконечными восторженными рассказами сына о своем новом аспиранте, Лариса Иосифовна попросила Лёню пригласить Диму на обед с фаршированной рыбой.

Дима тогда пришел один, без жены, которая нянчилась с маленьким Мишей, а Андрей Петрович остался дома в выходной, пренебрег звонками друзей-приятелей, узнав о госте и фаршированной рыбе, которой жена не часто их баловала. И очень душевного посидели вчетвером. Андрей Петрович нарушил свое правило никогда не вспоминать о войне, неожиданно рассказал, как они застряли за линией фронта, не вышли в нужный момент к месту, где должны были перейти к своим, потом еле пробрались, и их долго мытарили нквдешники, смерш по военному.

– А отец служил сапером, - сказал Дима.
– Говорят, сапер ошибается один раз... но отец не ошибся и ему удалось вернуться.

И они втроем, Лариса Иосифовна только пригубила рюмку, выпили за возвращение.

– А то бы нас не было, - сказал Лёня.

– Да, я тоже часто об этом думаю, - нестойкий к действию алкоголя Дима, как всегда, опьянел с одной рюмки водки и был откровеннее, чем обычно.
– Так много факторов было против, а мы вот, всё же родились.

Светила лампочка под оранжевым абажуром, частоколы теней от его бахромы падали на стены, на обои с цветочками, огораживая людей от шумной жизни улицы, подсвечивая бледные зимние лица летним загаром. Абажур был в моде лет пятнадцать лет назад, но Лариса Иосифовна не могла с ним расстаться, слишком долго он освещал жизнь семьи, чтобы можно было его взять и выкинуть на помойку. За окном шумела Москва, Тверская улица, и с войны перешли на сегодняшнюю жизнь, и Лариса Иосифовна жаловалась на мужа, что он никак не решится переехать из коммуналки в центре в новостройки, в собственную квартиру, которая ему, как ветерану войны и строителю, давно положена.

Теперь уже не было ни Андрея Петровича, разведчика и строителя, ни Степана Ивановича, сапера и преподавателя математики, ни Антонины Петровны, партизанской связной и медсестры, а преподаватель музыки Лариса Иосифовна перебралась из своей квартиры на бульваре Яна Райниса в небольшой дом в университетском городе Итака, расположенный на севере штата Нью-Йорк, жила в беленьком домике с кирпичной трубой от камина, краснеющей на белой наружной стене, как никогда не строили в России, где традиционно берегли тепло. Стенка трубы наружу улицу греет, нет, в России такого не строят.

Панин поднял голову и увидел над столом выцветший, в одном месте даже заштопанный неизменный оранжевый абажур. И засмеялся.

Лёня с матерью проследили за взглядом Димы и тоже заулыбались.

В момент веселья вошла женщина с мальчиком, и их появление было для Панина полной неожиданностью. Он не знал, что Лёня женился во второй раз.

– Здравствуйте, - сказала Лиза, тщательно выговаривая звуки чужой ей речи.

– Hello, - Дима отвечал по-английски, давая понять, что Лизино "здравствуйте" его не обмануло.

– А давно ты?
– Дима повернулся к Лёне.

Леонид показал на сына:

– Ну вот, считай, шестой год. Алексеем назвали. А жена Лиза.

Лиза улыбалась, услышав в разговоре имена свое и сына, погладила Лешу по голове, расставила на стол тарелки, разогрела еду, купленную в супермаркете, в микроволновке.

Было уютно, горели торшеры, и лампочка под старым абажуром, за окном топорщили лапы вековые елки, Леша жевал, смотрел мультик и периодически заливисто смеялся, а Дима, рассказывал Ларисе Иосифовне события далекого и близкого прошлого, как будто подводил итоги длинного пути, удивленно глядел на свою жизнь чужими глазами, и изумлялся, сколько в ней всего оказалось понапихано, и далеко не всё было расставлено по своим местам.

И эту незаконченную расстановку заметила Лариса Иосифовна.

– Ничего, Димочка, ничего, она ещё молодая, Светлана ваша, найдет себе друга рано или поздно, а остальные у тебя пристроены, дай бог им удачи.

И Лариса Иосифовна, улыбаясь каким-то своим мыслям, устало прикрыла глаза.

Дима с Лёней уплетали пиццу, поливая её соусом, Алешка болтал ногами, и тоже вгрызался в кусок пиццы, и щеки его бордовели от кетчупа до самых ушей. Разговор мужчин незаметно перекинулся на профессиональные темы, когда Лариса Иосифовна очнулась, отказалась от пиццы, попросила чаю и моцареллы на хлеб. Лиза поняла и подала.

Лариса Иосифовна вздохнула:

– Всё хорошо, грех жаловаться, но вот, понимаешься Дима, я даже с невесткой поругаться не могу, уму разуму её поучить, она по-русски плохо понимает.

– Это как раз и замечательно, - сказал Лёня, - это привносит мир в семью, а по поводу учебы уму разуму, так ты на первой своей невестке отыгралась, так старательно её учила, что только её и видели. Сбежала раньше, чем внуков тебе родила.

– Может, оно и к лучшему, что сбежала, - усмехнулась Лариса Иосифовна.

– Смотри, ма, и эта сбежит.

– Нет, не сбежит. Судя по её успехам в русском языке, я успею умереть раньше, чем она начнет меня понимать.

– Ну, мама, не торопись, туда всегда успеешь.
– Лёня ласково погладил мать по руке.

– Да я и не спешу.

И с ловкостью фокусника меняя тему разговора, обратилась к Панину:

– Жаль, что один приехал. Хотелось бы хоть одним глазком взглянуть на твою Машу.

– Маша, она такая, обыкновенная вроде...
– Дима развел руками, как бы извиняясь за обыкновенность выбранной им подруги жизни.