Вторая жизнь майора. Цикл
Шрифт:
На столе было обилие мяса — вареное, жареное, копченое — и незнакомые каши. В глиняные чарки орчанки разливали напитки. Но на первом месте было что-то наподобие кумыса, который я любил пить во время службы в Казахстане. Рядом с вождем сидел орк, который произносил тосты и здравицы, и все должны были выпить свой "кумыс". За полнотой чарок следили специальные орчанки. Посольские, морщась, глотали и давились бражным напитком, я дул его за милую душу, выпивая каждую чарку полностью. Один раз Шиза обнаружила в напитке яд, я не стал его нейтрализовывать, а, выйдя в ускоренный режим, поставил перед одним из шаманов, подменив чарки.
Вождь периодически бросал на меня взгляды, в которых проскальзывало удивление, и было отчего: посольские давились местным "кумысом", а я наяривал за двоих.
— Я вижу, помощник, тебе понравился наш гайрат из молока лорхов, — с легкой усмешкой произнес вождь.
— А что ему не пить? — за меня произнес посол. — Этот юноша теперь в роду Гремучих Змей.
Зрачки муразы мгновенно расширились и опять стали прежними, хотя лицо все время оставалось добродушным.
— И давно ты стал Гремучей Змеей? — спросил он, рассматривая меня пристальным взглядом.
За меня вновь ответили, на этот раз толстый орк, сидящий по правую руку от вождя. Он зашелся смехом и пророкотал:
— Сегодня! Он умудрился наткнуться на сиську шаманки и решил ее пососать!
Все орки, и вождь в том числе, заржали во все свои луженые глотки.
— Хотел бы я, чтобы ты, помощник, прожил подольше, но, видно, не судьба! — сказал вождь, отсмеявшись, и потерял ко мне всякий интерес.
Пир продолжался. Нас развлекали танцем молодые орчанки, они лихо выделывали коленца под бубны, которые держали в руках. Двигались они слаженно и даже грациозно, а порой соблазнительно, когда поворачивались спиной и синхронно трясли попками.
Следом за танцовщицами вывели рабов. Орки оживились. Следящий за пиром местный распорядитель провозгласил, что сейчас молодежь покажет свою удаль в боях с рабами. Среди рабов были люди, дворфы и, к моему уливлению, орки, а еще один снежный эльфар, уже немолодой и с лицом, не выражающим никаких эмоций, настолько он хорошо владел собой.
— Доблестный мураза! — осмелился я обратиться к вождю. — Могу я попросить вас об этом снежном эльфаре?
— Ты хочешь с ним биться? — приподнял бровь орк.
— Нет, уважаемый вождь, — я поклонился, сидя. — Я хочу его выкупить.
— Зачем он тебе? — Во взгляде вождя сквозил неприкрытый интерес, и было понятно, что я для него представлялся чем-то вроде развлечения от скуки.
— Я буду первым хуманом, имеющим в слугах снежного эльфара, — ответил я.
Вождь задумался:
— Твои мысли и поступки мне понятны, помощник. Но твоя жизнь, скорее всего, будет скоротечна. Я продам его тебе за сто золотых илиров. — Он оскалился, предвидя мое разочарование.
Но я достал кошелек из сумки и положил на стол. Мураза озадаченно посмотрел и указал пальцем на мешочек. Служанка быстро подхватила деньги и с поклоном преподнесла его вождю. Тот высыпал его содержимое на стол и засмеялся.
— Может быть, я был не прав по поводу тебя, помощник, и ты сможешь выжить. Эльфар твой!
Я поклонился, встал из-за стола и подошел к своему новому рабу.
— Пошли, эльфар, — позвал я и, не ожидая его реакции, направился к выходу из стойбища.
Когда мы прошли охрану я повернулся
к нему.— Я могу тебя отпустить прямо сейчас, если ты способен самостоятельно выбраться из степи. Если нет, побудешь моим рабом до возвращения в Вангор. Что скажешь?
— Почему? — спросил он лаконично.
Я посмотрел в его ярко-голубые глаза и без всякой усмешки ответил:
— На этот вопрос ты должен будешь найти ответ сам. Я жду твоего решения.
— Я побуду рабом, — кратко ответил он.
Я помахал рукой стоящим недалеко "Степным варгам", и они неохотно подъехали.
— Что надо? — неприветливо спросил знакомый десятник, обещавший меня убить.
— Надо моего нового слугу доставить к повозке магистра, — ответил я, не обращая внимания на настроение воина.
— Мы тебе что, посыльные? — возмутился десятник.
— Золотой, — я, как фокусник, показал ему монету, которую ловко крутил между пальцами.
— Два, — тут же стал торговаться он.
Я улыбнулся и отдал ему два золотых илира.
— Ступай с ними и жди меня, — приказал я новому рабу и, развернувшись, вернулся за стол.
— Помощник! — рядом очутился пожилой орк. — Мураза хочет переговорить с тобой, следуй за мной! — не попросил, а приказал он.
Ничего не оставалось делать, как следовать за ним. Мы подошли к шатру вождя с другой стороны, и там был еле заметный второй вход.
— Заходи! — приказал он.
Я нагнулся, отодвинув шкуру, и упал без движения. Ловкие руки подхватили мое тело и затащили внутрь, там бросили на пол. Я не мог пошевелиться и только пытался осмотреться. Внутри сидели верховный шаман и орк, под личиной которого скрывался лесной эльфар. В руках он держал парализатор. Так вот чем меня накрыло, понял я, но уже ничего сделать не успевал, на руки мне надели ненавистные кандалы, отсекающие магию.
Шаман, хромая, подошел ко мне и плюнул в лицо.
— Змеиный гаденыш, — прошипел он. — Думал, убил меня, как моего ученика? — Его взгляд пылал яростью и ненавистью. — Отрубите ему руки по локоть и ноги по колено! — приказал он кому-то, кого я не видел.
— Подожди, уважаемый Сарги, так он умрет быстро, истекая кровью. — Эльфар подошел, открыл мне рот и сунул туда что-то. — Это, берк, — обратился он ко мне, — лиана-убийца. Она будет расти в тебе, не давая умереть, потом поглотит твою душу, не отпустив за грань, а что случится дальше, ты узнаешь уже сам. — Он гнусно захихикал, а в меня по языку и гортани поползло что-то, что он положил мне в рот, прерывая все попытки выплюнуть эту гадость. Потом раздался свист, и меня пронзила дикая боль в ноге. Раздался новый свист, и новая боль затопила мое сознание.
— Прощай, девочка в желтом платье, — прошептал я и потерялся в Великом Ничто.
Шаман посмотрел на хумана, лежащего без рук и ног, недвижного и слабо истекающего кровью.
— Заверните эту падаль в ковер и выбросьте подальше в овраг! — приказал он.
Ленея вздрогнула, нить, связывающая ее с малышом, прервалась, это означало только одно: смерть нашла непутевого хумана. Она отвернулась от костра и украдкой вытерла набежавшую слезу. "Ну вот и все! — сказала она сама себе, — нет больше томления и непонятных мук. Надо жить и выполнять приказы". Она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от горечи и разочарования. Пылал костер. Звезды гнездились на небосклоне, вдалеке продолжал гулять и веселиться орочий стан.