Второе дно

Волосок Кристиана был всего один, и его пришлось порвать пополам. Я щелкнула зажигалкой, девочка просто резко выдохнула — и в воздухе повис тошнотворный запах паленого.

— От одной матери, от одного отца, — в унисон зашептали мы, поводя руками вдоль бессознательного тела. Волосок давно прогорел, но из наших ладоней все струился и струился темно-серый дым. — Единой волей скованы, единой целью связаны, единой силой напитаны…

Шепоток был длинным, нескладным, но каждое слово отдавалось эхом в опустевшей голове и разносилось далеко над водой, как самый отчаянный из всех криков. Тао будто оцепенел; дым укутывал его непроницаемым одеялом, не давая вздохнуть — но он и без того давно уже не дышал.

А дым над верандой неспешно стал принимать очертания мужской фигуры, такой похожей на ту, что лежала на нагретых солнцем досках — и все же немного иной. Другая манера держаться — чуть более высокомерная, чуть менее скованная; черты лица мягче, разрез глаз куда ближе к вайтонскому, нежели у Тао, губы — уже и бледней. Руки, привыкшие к элегантной трости, а не к тяжелому пистолету; натренированные бедра и иной разворот плеч…

Когда силуэт Кристиана стал более чем узнаваем, а дым над Тао начал редеть, я с хрустом надломила отпечаток следа.

— …ты здоров, а брат при смерти, — подхватила безымянная девочка и с силой, которой никак не могло быть в мягких детских ручках, разорвала платок. — Пусть от тебя к нему…

Дымный силуэт пошатнулся, неуверенно уставившись перед собой, еще не до конца поверив организму, который вдруг решил его подвести, и оперся обо что-то. Я снова хрустнула отпечатком следа, и тихому шелесту сыплющегося песка завторил треск рвущейся ткани.

Дымная рука взмыла к призрачной груди, беспомощно прижала пальцы к ребрам. Силуэт приоткрыл призрачный рот, судорожно вздохнул раз, другой — и рухнул вниз, расплылся темно-серым облаком, тотчас развеявшимся на морском ветру, обнажая окровавленную мужскую фигуру на деревянных досках.

По его телу пробежала дрожь. Судорожно дернулись пальцы. Неподвижная доселе грудная клетка медленно, нехотя приподнялась, наполняясь воздухом, — и Тао распахнул глаза, вдруг уставившись на обломки отпечатка в моих руках.

Я поспешно отбросила их и села на колени.

— Как вы?

Тао вздохнул еще раз, недоверчиво всматриваясь в мое лицо, и приподнял руку. Я сжала его пальцы, пачкаясь в чужой крови, и выдавила из себя сочувственную улыбку, кривую и жалкую.

— Я все-таки не проснулся, — хрипло выдохнул Тао. — Так и не проснулся, иначе бы вас не было…

Его рука все-таки выскользнула из моей, гулко ударившись о доски — а следом Тао закрыл глаза и умолк. Я поспешно наклонилась к нему, чтобы убедиться, что он по-прежнему дышит.

— Живой, — с недетским равнодушием констатировала девочка, вместе со мной прислушиваясь к ровному биению его сердца. — Оставишь его тут?

— Недолго он пробудет живым, если бросить его нагишом на полуденном солнце, — проворчала я. — Но в таком виде я его в дом не потащу. Поможешь?

Девочка безропотно взяла чистую ветошь и обмакнула ее в таз с водой.

Завертевшись с отмыванием бесчувственного тела и транспортировкой его в домик, в специально выгороженный закуток за ширмой, я пропустила и отлив, и тот момент, когда утомленная альциона вновь покрылась перьями и нахально выпорхнула в окно, оставив меня наедине с вырванным у смерти мужчиной. Наполнить его украденным у брата здоровьем было недостаточно. Никакое здоровье, свое или краденое, ничего не могло поделать с обезвоживанием и тепловым ударом. Моя работа над Тао только начиналась.

О том, что не чувствовала привычного холодка за левым плечом с тех самых пор, как обронила несколько капель крови на чердаке, я вспомнила только глубокой ночью. Но сил размышлять об этом у меня уже не было. Я задернула полог от насекомых и свернулась калачиком прямо на полу, так и не отойдя от Тао.

Глава 13. О языческих богах

Я искренне порадовалась, что так и не избавилась от навязчивого духа, явившегося во время спиритического сеанса: как и многие подобные твари, он питался человеческим теплом — а потому его появление под утро, когда воздух начал прогреваться, оказалось как нельзя более кстати. Засыпала-то я на полу, а вот проснулась на лежанке — от жары и ощущения пристального взгляда, нацеленного точно мне в лоб.

Обычно люди, очнувшиеся в сумрачном закутке в домике ведьмы, оглядываются, щурятся, рассматривают танцующих журавлей на ширме, отгораживающей лежанку от столовой; на худой конец — начинают в панике выспрашивать, где они и как здесь оказались.

Тао даже спросонок напоминал озадаченную двустволку. Видимо, проснулся и осмотрелся камердинер уже давно, а о своем местонахождении догадался, обнаружив у себя в объятиях ведьму, и теперь его волновало не как он здесь очутился, а точно ли он хочет об этом знать.

— Не переживайте, я не воспользовалась вашей беспомощностью, — призналась я хрипловатым спросонок голосом и каким-то чудом подавила мечтательную улыбку: сейчас подобная затея казалась не лишенной некоторой привлекательности.

Тао выразительно окинул взглядом мою голову, уютно примостившуюся на его обнаженном плече, и на всякий случай уточнил:

— А я — вашей?

Я завозилась и выбралась из-под его руки, разом разрешив все сомнения. Вчера у меня не было сил на то, чтобы переодеться ко сну, и на мне по-прежнему красовалось домашнее платье, изрядно помятое и испачканное в чужой крови. Его вида оказалось достаточно, чтобы Тао нервно сглотнул и машинально коснулся уголка своего глаза. Помолчал, рассматривая абсолютно чистую подушечку пальца, и откинулся на подушку. Я с живейшим интересом проследила, как простыня сползает ниже с каждым его движением, но она предательски остановилась на нижней границе ребер, и теперь из-под нее интригующе выглядывал длинный желтовато-зеленый синяк.

— Кажется, я перед вами в долгу, мисс Блайт, — сипло произнес Тао, глядя в потолок. — Я думал, что не выживу. — Спохватившись, он заглянул под простыню, снова перевел взгляд на меня… и мучительно покраснел под своей экзотической смуглостью.

Я прижала пальцы к губам, чтобы не расхохотаться от умиления и комичности ситуации.

— Простите, но мужской одежды у меня нет, а вашу проще сжечь, чем привести в порядок, — сказала я после паузы, убедившись, что не засмеюсь ему в лицо. Но все равно не удержалась и добавила: — Могу разве что скроить трусы из остатков шелка, но на какое-то время вам все же придется удовольствоваться простыней. Как языческому богу.

Тао поперхнулся нервным смехом. Простыня съехала ниже, и синяк предстал передо мной во всей красе: от нижнего ребра наискосок до пупка, узкий и длинный, словно от трости. Я вспомнила, какой кровоподтек был на его месте вчера, и тревожно обернулась к окну. Альциона на подоконнике зашлась зловещим хохотом, но в комнату влетать не стала.

За мной уже должны были прислать из Мангроув-парка, чтобы я осмотрела мистера Кантуэлла после обморока и внезапно начавшихся болей. Исцеление Тао не могло обойтись без последствий для Кристиана.