Вверх тормашками в наоборот-2

Непробиваемый властитель смотрит на меня внимательно, словно хочет найти в траве упавшую монету.

– Мне нельзя говорить подобное, но скажу: тебе можно совать нос. Потому что ты груз небесный, зачем-то посланный. И большая часть твоих нелогичных поступков случается по прихоти Обирайны. Как бы ни пытался я изменить ход, не получается: то, чему суждено – происходит. Мне не остановить тебя.

Нет, вы только представьте: взял и выдал! Я никогда, наверное, не пойму его до конца. Вначале палки в колёса, а потом вот такое. И тут меня понесло…

– Геллан, миленький, ну давай хоть одним глазком глянем, а?.. Я ж помру, если не увижу. Мы тихонько, в кустиках. И ты будешь рядом, помнишь, как на ярмарке? Буду молчать, как рыбка, слушать тебя. Самая послушная и покладистая Дара.

Болтаю и просительно в глаза ему смотрю, как Тяпка или Пуфик. И Геллан дрогнул. Я поняла по его лицу. Взгляд изменился, стал мягче, живее. В такие моменты хочется зажмуриться – таким он красивым становился.

– Ладно, – говорит он через сто пятьдесят миллионов лет, – очень тихо и без фокусов.

Я киваю так часто, как только могу, в голове аж извилины местами поменялись. Геллан протягивает руку, я вкладываю ладошку в его, мы поднимаемся и не спеша идём к виднеющемуся неподалёку лесочку.

Ренн

Ренн проснулся на рассвете. Короткий сон больше смахивал на бред, но, открыв глаза, он чётко знал, как и что будет делать. Полумаг никогда не ставил печати на кровочмаков, знал лишь скучную теорию, которую вбивал в него сэй. Не было проб и ошибок – только слова и действия, жившие в голове, но Ренн знал: при случае сделал бы всё правильно. Сила давала ему лёгкость. В начале пути он воспринимал многое, как игры: азарт кружил голову, заклинания слетали слаженно, будто жили в нём всегда.

Ренн нашёл поляну сразу – идеальное место, как и говорила Алеста. Долго ходил, приминая траву, прикасаясь руками к деревьям. Чертил охранные знаки и сплетал простенькие защитные заклинания. Надо всё предусмотреть: ни птица, ни зверь, ни человек не должны попасть сюда, пока будет вершиться ритуал.

Достал стило и поймал на лезвие солнечный луч. Металл блеснул голубым светом и пропустил ультрамариновую искру. Хорошо. Затем не спеша начал чертить круг. Стило вспарывал землю, как хорошая соха – ровно, гладко, без задержек. В воздухе запахло травяным духом.

– Выходи, Айбин, – произнёс тихо, замыкая круг.

Кровочмак вышел из-за кустов, загребая ногами, словно конечности не хотели держать кургузое тело. Длинные руки почти волочились по земле. Остановился у края и замер. Ренн выжидающе смотрел, кривя губы в едкой насмешке. Айбингумилергерз стоял, полуопущенные веки дрогнули.

– Прежде чем я войду в круг, хочу, чтобы ты знал. Меня запечатал друг. Только он звал меня Айбином.

С этими словами кровочмак переступил черту. Ренн не выдержал:

– Зачем ты сказал об этом? Ты же знаешь, что я не лгу и не собираюсь коварно обманывать. Я не могу быть твоим другом. Но и врагом тоже не стану.

– Не трать пыл, Ренн. Делай, что нужно.

Айбингумилергерз встал ровно по центру и распрямил плечи. Ренн прикрыл глаза, прислушиваясь к ревущему ветру внутри себя. Больше не хотелось говорить. Пальцы жили своей жизнью, а слова сплетались в паутину тихого шёпота.

Тревожно загудели деревья. С каждым словом заклинания Ренн протягивал из воздуха светящиеся дуги – яркие голубые нити, что создавали вокруг кровочмака ажурный купол. Ни одна линия не касалась Айбингумилергерза, но выйти из круга он бы уже не смог, даже если бы очень захотел.

Слова звучали громче, деревья стонали и гнулись, с хрустом, как кости, ломались ветки и падали, падали в объятия мягкой травы. Ренн рванул кожаный шнур с шеи и зажал в ладони крупный сиреневый камень. Замер, раскачиваясь, запел хрипло, как сумасшедший. Кроны кивали ему в такт, успокаиваясь, словно убаюканные, завороженные его голосом, что лился и ширился, превращаясь в неуправляемый поток.

Маг раскрыл ладонь и поймал солнечный луч большим неровным камнем, что как будто врос в его длань и стал мерцающим оком. Рисовал в воздухе линии, сплетал, завязывал узлы сиреневой печати. Сгусток энергии пульсировал, расправляя лепестки-края.

Слова зазвучали резче, громче, отрывистее – деревья начали ронять хвою. Молодая сосния, не выдержав, надломилась и упала со стоном на землю, задевая мохнатыми лапами край круга, но Ренн не останавливался. Поверх фиолетовой печати накладывал золотые струны, аккуратно оборачивая энергетическую бляшку нежным защитным коконом.

Постепенно голос затухал, как закатное солнце, становился тише, журчал горным ручьем, пока не слился с шёпотом деревьев. Ренн сложил руки чашей. Пошевелил напряженными пальцами – и сиренево-золотистый сгусток, зависший в воздухе, мягко опустился в углубление его ладоней. На мгновение стало тихо – полное безмолвие, когда замирает даже сердце в груди.

Маг сделал шаг вперёд и направил сжатые у основания ладони прямо в грудь кровочмаку. Печать, сделав дугу, мягко приземлилась в нужном месте, скользнула по шерсти и, заурчав, как животное, на миг всосалась внутрь. Раз, два, три – набирая ритм, стукнуло ожившее сердце Ренна, и мерцающая лже-печать вынырнула наружу. Уютно пристроилась в грудной впадине и засветилась тусклым фиолетом.

Ренн почувствовал, как расслабляются напряжённые мышцы, как пот жжёт солью глаза и сбегает дорожками по груди и спине. Он смял в кулаке, как лист бумаги, защитный купол, и осторожно отпустил энергию в небо.

– Ну вот и всё, Айбин. У тебя теперь есть и нет печати – одновременно, – сказал, иронично выгнув бровь, а затем улыбнулся.

Кровочмак посмотрел ему в глаза. Прямо, открыто, серьёзно, не пряча взгляд под ресницами или веками. Ренн почувствовал, как закружилась голова, как неровно толкнулось сердце в груди.

– Спасибо, Ренн, – ответил и сделал быстрый шаг в сторону, пряча улыбку, что на миг осветила его лицо.

Маг ещё не понял, а кровочмак уже знал: из кустов с визгом вылетела маленькая молния и повисла у Ренна на шее.

– Ты… Ты – супер! – восторженно прокричала девчонка и звонко поцеловала его в щёку.

Ренн уже не помнил, когда так терялся. Осторожно прижал Дару к груди, пытаясь сохранить равновесие, и тут же наткнулся на взгляд Геллана – острый, как стило, холодный, как зимний лёд.

Резко почувствовал себя виноватым и лишь усилием воли не дал вырваться извинениям, только развёл руками, взглядом давая понять, что ошарашен и ничего не может сделать со стихийным бедствием в Дарином обличьи. Но Геллан не понимал. И Ренн не мог его за это судить.