Вверх тормашками в наоборот-2

Он сидит, неловко прижав колени к груди. Его мотает из стороны в сторону, словно он пьян. Ни кустика, ни деревца, ни крохотной лужицы. Бездушный песок, мёртвый и бесконечный. И в этот момент Лерран понимает, что попал.

Может, он мёртв и сидит на Небесном Тракте? Никто никогда не рассказывал, как оно там, по ту сторону жизни. Но тело болело – болело так, что хотелось выть или зарыться в песок. Вряд ли мёртвые чувствуют боль.

– Если я не встану, то умру.

Он произнёс слова вслух, чтобы услышать себя. Собственный голос ему не понравился. Слишком слабый, срывающийся. Горло пересохло, язык распух и почти не шевелился. Лерран отдал бы всё за глоток воды.

Он поднимается. Тело не слушается, колени подгибаются, но Лерран встаёт. Шаг, следующий, ещё один. Раз, два, три. Шаг, ещё и ещё.

Лерран шёл и падал. Проваливался в обмороки, очухивался и снова шёл. Куда и зачем – без разницы, потому что вокруг нет ничего, кроме песка. Это шагало его упрямство, сила воли, строптивость. Но никак не сам Лерран.

Мозг в какой-то момент отключился. Не осталось ни одной мысли. Только счёт собственных шагов, да и то почему-то только до трёх. Раз, два, три. Раз, два, три.

Три слова вели его вперёд. Три слова стали знаменем. Три слова заставляли мышцы напрягаться и переставлять ноги. Наверное, так можно забыть собственное имя, забыть, кто ты и зачем появился на свет. Но зато три слова помогали жить и не сдаваться.

Она появилась из ниоткуда – смешная фигурка среди песка. Высохшие веки не спасали глаза. Лерран почти ослеп. Губы давно растрескались и кровоточили, но он ничего не ощущал. И когда почти перед носом замаячило нечто, он принял его за бред. До этого он не раз видел прохладные воды озера, падал на колени, желая смочить высохший рот в придорожной луже, но постоянно тыкался в жёсткий песок.

Ему пришлось наклонить голову, чтобы вглядеться. Фигура никуда не делась. Лерран протянул руку и коснулся пальцами негнущейся материи. Каменный идол посреди пустыни? Но тогда не слишком твёрд камень.

Фигурка качнулась навстречу, крепко ухватила Леррана за протянутую конечность. Из-под капюшона блеснули глаза. Больше он ничего не успел заметить – упал на колени и повалился на бок. Темнота накрыла его, избавив от коричнево-жёлтого месива.

Он очнулся возле костра. Странное дело: волнами шёл жар, но его трясло. Внутри словно кусок льда вырос.

– Ну-ка, пей! – у смешной фигурки прорезался властный красивый голос.

Лерран схватил мех слабыми пальцами, прильнул к отверстию растрескавшимися губами. Пил и плакал от боли, никак не мог насытиться вкусной, слегка тёплой водой.

– Хватит, хватит, – проворчала фигура чуть грубовато и выхватила сосуд из рук. – Слишком много воды после такого может оказаться вредно сразу. Позже дам ещё.

Лерран вздохнул и осторожно лёг, подсовывая руки под голову. Не удержал гримасу боли: по телу будто стадо коров прошлось. Руки тоже ныли тупой болью.

Фигура заботливо подложила вместо подушки свёрнутый плащ, помогла опустить руки и накрыла лёгким одеялом. То ли от воды, то ли от костра, а, может, из-за одеяла холод начал уходить, и Лерран почувствовал себя толстым куском мяса – тяжёлым и неповоротливым.

– Спи, красавчик, – наверное, она посмеивалась, но он сейчас нуждался в её заботе, поэтому и смежил веки.

Не хотелось ни о чём спрашивать. Если он выживет, успеет узнать, кто его спас и приютил. Если бредит, какая разница, что за видения его окружили. Если умер, вообще нет ни в чём смысла.

Лерран очнулся от слепящего солнца. Скрипнул песком на зубах. Тело затекло и напоминало бесчувственное бревно. На миг его охватила паника: он не ощущал ни рук, ни ног, только сознание панически билось в висках и сжималось комком в горле.

Он не почувствовал биение сердца – вот что испугало его сильней всего. Значит, всё-таки умер.

– Тихо-тихо, – её голос не успокоил, а только добавил отчаяния.

Зачем она делает это? Зачем разговаривает? Хочет свести с ума?

– Ты чуть не погиб, красавчик. Не спеши, дай телу отойти.

Она проводит чем-то мокрым по лицу, и Лерран с трудом сдерживается, чтобы не слизывать влагу с распухших губ. А ещё он хочет увидеть её лицо. Нестерпимое желание, сроди жажде. И она, наверное, почувствовав, весело хмыкает и, повозившись, убирает тёмный платок с лица, а затем, помедлив, неспешно снимает плат с головы.

Рыжая, с красно-бордовыми перьями-всполохами. Пушистая, как одуван. Наверное, у неё мягкие волосы. К ним хочется прикоснуться, чтобы убедиться: она не бред, а действительно живая. Но руки его не слушаются.

Лерран вглядывается в склонённое к нему лицо. Широко расставленные глаза, похожие на спелые вишни. Носик-кнопочка, немного широкий, но аккуратный. Пухлый большой рот. А ещё у неё невероятные скулы. Высокие, как горы, острые, как лезвие стило. Тронешь – и, наверное, порежешься до крови.

Она не красавица, есть в ней неправильные линии, но притягательность зашкаливает. А может, он просто болен, и потому так остро воспринимает девушку, что спасла его от песка.

– Меня зовут Леванна Джи, – произносит она мягко, сверкнув глазами-вишнями.

Лерран приподнимает брови. Какая помпезность! Давненько он не слышал двойных имён. Интересно, откуда у дитя пустыни властительная вычурность в имени? Вряд ли вот так сразу он припомнит хоть одного властителя, который осмелился бы после войны напялить двойной груз на собственную шею.

– Я Лерран, – говорит он сипло, не пытаясь прокашляться. – Зачем ты спасла меня?

Девица дёргает носиком и шевелит пушистыми тонкими бровями. Глаза-вишни улыбаются, но большой рот остаётся серьёзным, как створки морской раковины.

– Как же не спасти такого красавчика, если он так хочет жить? Если бы ты хотел умереть, не сделал бы ни шагу. А так падал и вставал. Вставал и шёл. Я наблюдала за тобой какое-то время.

– Почему Леванна Джи? – спрашивает Лерран неожиданно, хотя совсем другие вопросы крутятся в голове.

Дева отводит глаза, дёргает плечом.

– Какое имя дали, такое и ношу, – говорит она в сторону. – Поднимайся. Тело должно работать, чтобы жить.

Лерран осторожно отрывает голову от тверди. Садится. Теперь он чувствует покалывание везде, будто сотни швей надумали из его кожи шить одежду.