Ввод

— Думаю, что справлюсь, — твёрдо ответил Бурцев.

— Кого вы предлагаете командиром батальона?

— Командира роты капитана Васина, — не задумываясь, ответил Бурцев.

— Но есть же начальник штаба?

— Нет. Его в батальоне не любят, — ещё чётче ответил Бурцев.

— Но это же война, не место для любовных серенад, — вмешался начпо дивизии.

— В том то и дело, что война. Ему надо батальон в бой за собой вести, он их пошлёт, а сам спрячется, — не поворачивая головы к начпо, ответил Бурцев. Начальник политотдела замолчал и только кашлянул в кулак.

— Командир полка тоже такого мнения? — продолжил комдив.

— Я же вам подробно ещё раньше докладывал об этом человеке, Пономаренко не место даже начальника штаба батальона. Я просил Вас, его заменить, — ответил Лужин.

— Куда я его дену, — возразил комдив.

— А с других батальонов начальники штабов? — вмешался начпо.

— Нет, — ответил Лужин, — там все молодые, только прибыли.

— Есть проблема, у Васина нет высшего образования, — сказал комдив.

— Товарищ полковник, — возразил Лужин, — нам не науки толкать, а воевать надо.

— Я тоже такого мнения, Николай Николаевич. Попробую убедить армейских кадровиков.

— А вы командующего убедите, — сказал Лужин, — его аргументы для начальника отдела кадров будут весомей.

— Ну что ж, будем пробовать, — сказал комдив, — парню нужен рост. Засиделся на роте.

— Покомандует, подпишете рапорт в академию, пусть после Афганистана учится, — сказал начальник политотдела.

— Это уже не я, — возразил Лужин, — летом заменяюсь. Это вот он с новым командиром полка, — и показал на Бурцева.

— Сплюнь, раскаркался, пусть ещё утвердят. По деревяшке надо стукнуть — комдив постучал пальцем по столу.

На следующий день Бурцев приступил исполнять обязанности начальника штаба полка. В полку ему было всё известно, он знал хорошо задачу полка. Пользовался уважением среди офицеров полка, поэтому освоился на новой должности быстро. К концу мая пришёл приказ о назначении его на должность. Васин стал комбатом. Командир полка подписал ему представление на майора, и теперь со дня на день ждали приказа.

Полк не выходил из рейдов. Васин со своим батальоном рыскал по горам, ликвидируя очаги образовавшихся банд. Став начальником штаба, Бурцев стал реже выезжать в рейды. И только когда были крупные боевые действия, в которых участвовал весь полк, ему приходилось отхлебнуть горькую чашу войны. Он полностью освоился на новой должности, и вскоре у командования дивизии заслужил уважение и считался одним из лучших начальников штаба полка. Лужину с ним было легко работать, его не надо было перепроверять. Высокая исполнительность и чёткость в работе не давали права усомниться. Отношения между Лужиным и Бурцевым складывались не только начальник-подчинённый, но и как друзья, не взирая на то, что командир полка был старше.

Глава 20

В начале весны Ася получила в военкомате предписание и готовилась к отъезду в Афганистан. Она все последние дни, дорабатывая в больнице, мыслями была там, с любимым. На восьмое марта как всегда собрались всем отделением. Мужчины поздравляли сотрудниц, дарили подарки. Для Аси этот день женщины был сегодня каким-то особенным. Мужчины на перебой её приглашали танцевать, и выказывали свое восхищение её мужеством и смелостью. А один молодой доктор, изрядно выпив, предлагал ей руку и сердце, он был согласен ехать с Асей «хоть на край света». Модест Петрович сидел за столом, слушал эту болтовню и только улыбался. Когда в очередной раз была произнесена клятва, и просьба взять с собой на край света, он не выдержал и сказал:

— Дмитрий Борисович, жену-то, куда свою денете? Тоже на край света заберёте? Все же знают, что жена ваша в Москве, и не то, чтобы на край, но и в среднюю часть России не хочет ехать. Да вы то и сам гость не надолго, поэтому оставьте Асю в покое. В отличие от вашей жены Ася едет к своему мужу. Для своих развлечений ищите себе подобных, — Модест Петрович встал из-за стола, перед всеми извинился и вышел.

Сообщение о том, что Ася замужем и едет к мужу в Афганистан, свалилось для всех сотрудников, как снег на голову. Женщины приставали с вопросами, а мужчины смотрели на нее с еще большим уважением.

Сразу после праздников Ася готовилась к отъезду. Её пришли провожать всем отделением. Организовали маленькое застолье, после чего мужчины вызвались провожать Асю в аэропорт. Когда объявили посадку, в груди у неё что-то дрогнуло, защемило. Ей первый раз не хотелось никуда уезжать. Коллектив, с которым она проработала столь короткое время, вдруг стал для нее таким близким, родным, она почувствовала, что прикипела к нему. Начали прощаться, жали руку, целовали в щёчку. Модест Петрович подошёл после всех. Он обнял Асю и поцеловал, затем, глядя ей в глаза, по-отцовски, погладил по голове.

— Ну и выдержка, — сказал он, — гляжу в глаза, ни капли страха, ни грамма сомнения. Удачи тебе, непослушная девчонка, и постигай эту науку, чтобы все раненые, попавшие к тебе в операционную, оставались живы. Надумаешь возвращаться, место для тебя в хирургическом отделении будет всегда.

И тут Ася первый раз дрогнула. На глаза накатились слёзы. Но судьба требовала перейти через турникет, железный занавес между этим полюбившимся коллективом и тем неизвестным, непонятным будущим.

Кабульский госпиталь, куда была назначена Ася, был почти не приспособлен для медицинских целей. Раньше это были старые конюшни, а сейчас их подремонтировали и переделали под госпиталь. К большому удивлению Аси, в хирургическом отделении было не так уж и много раненых. Зато инфекционное было завалено больными гепатитом и брюшным тифом, поступали каждый день и помногу.

В некоторых частях больных было до семидесяти процентов от списочной численности. Раненые и больные выхаживались медленно и с большими осложнениями. Новых лекарств, разработанных западными фирмами, не было. Вероятно, с целью экономии государство не закупало эти препараты. Одноразовых шприцов не было. Иногда, делая уколы только что привезённым с поля боя, врачи не могли знать, болел он гепатитом или нет. Гепатит свирепствовал. Были даже летальные исходы. Тех, кто не попал под пулю или снаряд, доканчивал вирус, делая их инвалидами, невидимыми для глаз. С виду человек был здоров: с руками, и ногами, но с больной печенью. Питьевой воды еле хватало на приготовление пищи. Отсутствие холодильников, нормальных столовых, ещё более усугубляло эту весьма плачевную обстановку; хлеб и каша, вперемешку с афганской пылью, скрипели на зубах. Вся пища готовилась в полевых кухнях в открытых котлах, грязными поварами и из продуктов, засиженных мухами. На сорокоградусной жаре продукты быстро портились, были зачастую просроченные (так в Союзе некоторые ретивые военные чины освежали НЗ), их во избежание недостач кидали в котлы, варили, и травили ими людей.

Государство экономило на кухнях, на холодильниках, на воде, на лекарствах, делая тысячи молодых, энергичных людей инвалидами. Сидящие там, на верху, не понимали или не хотели понимать, что, истребляя, таким образом, молодой генофонд страны, они подрывают её экономическую основу. Решая сиюминутные задачи, они не думали, что этот источник молодых здоровых сил может иссякнуть.

Власть — это реле с задержкой, её ошибки срабатывают через несколько лет. Вечных директоров, министров и партийных секретарей не бывает, придёт время, и их сменят молодые. Когда-то они на пикниках жарили им шашлыки, комсомольские секретари подавали водку и девочек. Произносили тосты, и пили за здравие шефа. Возили начальникам домой наворованное, делали всякие махинации и все учились, учились и учились, как требовал вождь. Они станут достойной сменой. Придет время, и по разграблению всей страны ученики превзойдут своих учителей во сто крат.