Ввод
Шрифт:
После первого обхода у Аси кружилась голова. В ординаторской она села на стул, обхватив голову руками. Там в больнице, когда она делала обход, на лицах, измученных болезнью, она ловила радость. Больной радовался тому, что его оперировали, ему становится легче, что болезнь отступает и он, наконец, будет здоров. А здесь, лежали молодые люди без рук и ног, и, что самое страшное, потерявшие веру в себя.
В реанимации лежал прапорщик Воронин. Он был ранен в живот. Рубец после операции не заживал, сочился, издавал зловоние. Ася понимала, что начался перитонит, и дни прапорщика
— Что будем делать с Ворониным? — спросила она.
— Что делать, в Союз отправим, — продолжая разговор с майором, ответил начальник.
— Он же не выдержит перелёт! — не сдержав себя, выкрикнула Ася.
— А что вы прикажете делать, — не оборачиваясь к ней лицом, ответил начальник.
— Но нужно же что-то делать! Пойти, в конце концов, на повторную операцию.
— А кто её будет делать, вы, что ли? — засмеялся начальник.
— Хотя бы и я.
И тут начальник повернулся. Он стал весь багровый и заорал:
— Гляди-ка, Юра, неделю в госпитале и она уже полевой хирург! Да знаете ли вы, что мы ему четыре часа операцию делали. Мы сделали, что смогли.
— Хоть восемь часов! Значит, сделали бездарно.
— Что ты, нас учить приехала? — перешел на ты начальник.
— Я не учу, а за жизнь человека борюсь.
— Глядите, борец нашёлся, — начальник хлопнул в ладоши, затем развёл руки в сторону. — Ой, умора, — продолжил он, да знаешь ли ты, что у нас возможностей таких нет, как у окружного госпиталя.
— Зачем же было доводить до такого состояния? Надо было раньше отправлять.
Начальник ничего не ответил, хлопнув дверью, вышел. Наступила тишина. Она длилась несколько минут, майор шелестел бумагами, сидя за столом. Затем поднялся и направился к двери. Почти у самой двери, он повернулся к Асе:
— Зря Вы так, Ася, он Вам этого не простит. У нашего начальника есть нехорошая черта: он долго держит зло.
— Выходит, я не права, Юрий Трофимович?
— Нет, почему же, Вы правы, но надо было как-то поделикатней. Хотя, когда тут расшаркиваться, если человек умирает.
— Согласитесь со мной, Юрий Трофимович, что надо его повторно оперировать. Там надо всё чистить.
— Я согласен с вами. Но кто её будет делать? У нашего начальника есть ещё одна плохая черта. Он считает себя незаменимым хирургом, светилом в полевой хирургии, хотя как хирург посредственный. Операцию Воронину делал он, делал, как умеет, лучше не сможет, а отдать кому-то переделать, надо переступить через себя. А это гордыня, третья нехорошая черта у нашего начальника. Берегитесь его, он вам этого не забудет.
— А я его не боюсь.
— Ой, не скажите, у нас бывают командировки туда, где стреляют. Впрочем, вы гражданский человек, можете послать его подальше.
После этого разговора, между начальником отделения и Асей пролегла невидимая линия вражды. Желая упрекнуть Асю в её неспособности, он ждал гибели кого-то из раненых, которых она оперировала. Он назначал её на самые сложные, заведомо провальные операции. Но Бог миловал.
Природным талантом Ася возвращала к жизни тех, на ком, по мнению начальника, надо было ставить крест. Хирурги поняли, какое приобретение в лице Аси получил госпиталь. И только начальник закусил удила. Он не мог простить ей за ее талант, за то, что она лучше его. Он не мог простить ей Воронина, который всё-таки доехал до окружного госпиталя, а те его отфутболили в Москву в Бурденко. По пути в него он и скончался.Глава 21
В полк привезли два модуля. Модулями назывались длинные бараки из фанерных щитов. Они ставились быстро. Где-то за месяц бригада из двадцати человек ставила модуль под ключ. Один барак планировался под штаб, другой под общежитие офицеров и прапорщиков. Так как строительство штаба было прямой обязанностью начальника штаба, то Бурцев почти месяц не отходил от строительной бригады, созданной из людей его бывшего батальона.
Строительство общежития явно отставало от графика. Ответственный за строительство этого модуля Миронов вовсе не руководил. Видя такую ситуацию, Бурцев взял на себя и второй объект. Через месяц и штаб, и общежитие были готовы.
Жизнь стала налаживаться. В комнатах было гораздо комфортней, чем в палатках. Они не нагревались на солнце за день, как палатки, и не остывали ночью.
Лужин готовился к замене. Он теперь часто выезжал в город, чтобы купить для своих родных подарки. В один из таких отъездов Бурцев остался за командира. На улице была нестерпимая жара. Никуда выходить не хотелось. Василий сидел в кабинете, подставляя лицо под струю холодного воздуха, идущего из кондиционера. В это время в дверь постучались.
— Да, — громко крикнул. Бурцев. Зашёл подполковник.
— Я из штаба армии, — с порога начал он.
— Слушаю вас, — Бурцев встал из-за стола и подал подполковнику руку.
— Мне бы командира повидать.
— Его нет, он уехал в город.
— У меня к вам деликатное дело. Начальник мой, генерал Иванов, хочет в бане помыться. Вернее, ни сколько он, сколько его пассия.
— Это не проблема. Баня топится, почти готова, пока рота не пошла, мыться, пусть приезжает. А что в подчинённых вам частях бань нет?
— Есть, только он не хочет, чтобы там видели его с женщиной.
— Тогда другой коленкор. Как говорил Гришка Распутин: «Без вуали стыдно, а без трусов можно». Только водку я ему ставить не буду, этого у меня нет.
— Не беспокойся, не беспокойся, — замахал руками подполковник. — Это мы сами сообразим. Только закусить чего со столовой, если можно. Разрешите позвонить от Вас.
Он дозвонился до генерала и доложил, что баня готова. Бурцев вызвал начальника столовой и приказал ему подать в баню для генерала закуску на два человека.
— У вас графинчик есть? — спросил подполковник.
Василий подал ему со стола свой графин. Подполковник снял висевшую у него на поясе фляжку и стал выливать из нее в графин. По кабинету раздался легкий запах спирта.
— А не будет ли плохо ему? — засмеялся Бурцев. — Фляжка спирту, это же почти литр водки, в переводе «на русский вариант», или женщина поможет?
— Пусть пьёт, надоело это все, — пробормотал подполковник.
— Ну что ж, пойдем в баню, — приподымаясь из-за стола, сказал Бурцев.