Выбор Донбасса

Не страшно понимать. Страшней не верить,

Что в Горловке закончат воевать.

Дотла сгорают свечи-обелиски,

У всех икон (чтоб не попал снаряд).

Не страшно за себя. Страшней за близких,

Которых боль сильнее во сто крат.

Владислав Русанов (Донецк)

ВАЛЬС ОБРЕЧЁННЫХ

Нас не язвите словами облыжными,

Жарко ли, холодно? По обстоятельствам...

Кто-то повышенные обязательства

Взял и несёт, а мы всё-таки выживем.

Мальчики с улиц и девочки книжные...

Осень кружится в кварталах расстрелянных.

Знают лишь ангелы срок, нам отмеренный,

Только молчат, а мы всё-таки выживем.

Не голосите, холёно-престижные,

Будто мы сами во всём виноватые.

На небе облако белою ватою

Мчит в никуда, а мы всё-таки выживем.

Не разобраться, что лучше, что ближе нам?

«Шашки подвысь, и в намёт, благородие!»

Нам смерть на Родине, вам же — без Родины.

Вот как-то так... А мы всё-таки выживем!

* * *

Хотел бы с тобой проснуться, носом уткнувшись в макушку.

Ветер-проказник грустный — воет в печную вьюшку.

Зеленоглазое чудо. Запах кофе с корицей.

Хотел бы туманным утром рядом с тобой родиться.

Скрещение шпаг над камином, пепел подёрнул угли.

Рассвет бесконечен синий, белые свечи потухли,

Давай, не пойду на службу, пусть вьюга заносит тропки.

Мой голос опять простужен, я буду, как в юности, робким.

Я буду предельно честен, я не играю болью,

Я буду петь тебе песни о мире, забывшем войны.

Где бродят единороги, где ветер колышет травы,

Где старцы мудры и строги, где реки текут величаво.

Где на околицу смело выходят олени и лани,

Где губы мои неумелы, где неуместно прощанье.

Где враг не поднимет перчатки... Да нет там врагов и в помине,

Как нет тоски и печали, а шпаги висят над камином.

Где меряют время пряжей, где в чаще блуждает леший,

Где мздою не купишь стражу, где даже мытарь безгрешен,

Где я по росе медвяной хромаю тебе навстречу,

Любовью и счастьем пьяный сжимаю хрупкие плечи...

А ветер в печную вьюшку, по-прежнему завывает.

Неправда, не верь... Послушай! Такой земли не бывает.

Здесь рыцарь шишигой загрызен, кровью хрипят менестрели,

Принцесса прощается с жизнью под завыванье метели.

Но стрелки часов замедлив, так показушно беспечен,

Глупо, ненужно, бесцельно я буду врать тебе вечно.

ДОНБАССКАЯ

«Плюсы» кружатся воронья на небе белом.

Зафевралело в сентябре, зафевралело.

Вразнос кибитку жизни мчит шальная кляча,

А небо плачет на ветру, а небо плачет.

Листает залп за разом раз судьбы тетради,

Ложатся «грады» у двора, ложатся «грады».

И ты летишь к земле ничком, лютуют мрази.

Из князей в грязь, упав щекой, от князей к грязи.

Выводит мины хвостовик шальное соло,

Шипит осколок в колее, шипит осколок.

Побрал бы чёрт и этот дождь, и эту осень,

И вдруг проносит артобстрел, и вдруг проносит.

А ты лежишь, обняв Донбасс, — пошире руки!

Такая штука эта жизнь, такая штука...

ГОРОД

Уходит всё — виденья, знаки, сроки,

Стихи от первой до последней буквы.

Шуршит пергамент в горле, вязнут строки

И рифмы на зубах скрипучей клюквой.

Тень с запада зовёт, играет, манит

Похлёбкой за уступку первородства.

С натугой тянет скаредные длани

К востоку. Залп. И пала тьма на Город.

Но Город жив и вопреки наветам

Восстанет, смерть поправ, неопалимый.

Чем гуще мрак, тем ближе час рассвета.

И знай — с востока свет, с востока силы!

* * *

Нет ни эллина, ни иудея,

а дороги к храму отмощены

черепами. Воскликнешь «Где я?!»

пред ощеренной пастью площади.

Свет фальшфайера. Вонью тленною

растекается ненависть-сукровица.

С перебитыми вдрызг коленами,

ты опять не поспеешь к заутренней.

Перерезанным воешь горлом ты,

хрипло булькаешь чёрными сгустками,

нет дороги тропою торною,

только стёжкой кривой да узкою.

Ныне судьбы чертой означены

и осколком навылет ранены.

То ли тёткою, то ли мачехой

крест пропившая мне Украина.

Лебезит кнутом, лупит пряником,

дланью щедрой дарует отметины.

То ли пасынки, то ли племянники,

заслоняемся тыном плетенным

из упрямства да из отчаяния,

круг рисуем со странными знаками.

Пропоют ли мне величальную

или в яму кинут собакою?

* * *

Бритвой по венам, по нервам шокером,

Грязная тряпка в рот — это сущая малость.

Замереть в гробу персонажем Стокера.

Бесконечен исход, беспредельна усталость.

Рыбьей костью в горле, гремучей ртутью.

Крылья и гордость в топку бросить легко ли?

Щебнем стал камень-менгир на перепутье

Не проси у неба любви, проси покоя.

* * *

Подпруга лопнула и колокол заныл.

На паперти уснул усталый нищий.

Растяжки средь заброшенных могил

Роняют бабы слёзы в пепелище.

Errarum est — ну что ещё сказать?