Выбор. Стратегический взгляд (сборник)

Склонность Запада, и прежде всего Америки, концентрировать внимание на крайностях и реакционных проявлениях исламского фундаментализма, прежде всего в Иране и Афганистане при талибах, отражает широко распространенное незнание тех интенсивных и впечатляющих интеллектуальным размахом дебатов, которые ведет неравнодушная к политике мусульманская интеллигенция. Эти споры вовсе не укладываются в стереотипное представление об исламе как о застывшем средневековом учении, имманентно враждебном современности и не способном к восприятию демократии.

Однако дебаты в исламском мире не всегда протекают в форме мирного диалога. Не только исламскому фундаментализму, но и исламистскому популизму свойственны экстремистские проявления – от традиционного насилия с целью захвата власти до терроризма. В значительной мере этот экстремизм имеет внутреннюю направленность, сказываясь в периодических кровопролитиях в отдельных мусульманских государствах. Отсутствие демократических традиций в большинстве исламских стран благоприятствует процветанию там всевозможных тайных обществ и движений, склонных к организации убийств своих соперников. В последние десятилетия расширение мусульманского присутствия в Западной Европе сопровождалось «экспортом» терроризма, в частности во Францию, Соединенное Королевство, Германию и Испанию.

Но все же в некоторых мусульманских странах, к числу которых относятся Индонезия, Бахрейн, Тунис, Марокко и даже фундаменталистский Иран, не говоря уже о Турции, произошли мирные политические перемены, а это свидетельствует, что даже беспокойные мусульманские массы могут мало-помалу проникаться более умеренной политической культурой. В этом неустойчивом контексте исламистский популизм и исламский фундаментализм следует рассматривать как диалектически взаимосвязанные явления, отражающие брожение умов внутри мусульманского мира. Исламский фундаментализм («теза») – это несовременная по сути, но все же постколониальная форма ислама, возникшая как реакция протеста против господства светского Запада; исламистский популизм («антитеза») – попытка преодолеть наследие западного господства путем адаптации некоторых привнесенных им современных элементов, получающих при этом догматическую исламскую интерпретацию и зачастую демагогически использующихся как символы противопоставления Западу.

«Синтез» еще предстоит. Вероятнее всего, он осуществится во множестве форм, и первоначально лишь у малой их доли, если таковые вообще найдутся, есть шанс оказаться подлинно демократическими. Однако многообразный мир ислама вовсе не защищен от влияния глобальных коммуникаций и последствий массового образования. Пусть постепенно и порой совсем не безболезненно, но мусульманские страны одна за другой, по-видимому, все же пройдут свой собственный путь адаптации исламских заповедей к политике более современного типа, предполагающей участие в политическом процессе широкой общественности.

Адаптация будет происходить различными способами, потому что, в отличие от марксизма, исламизм – не всесторонняя идеология с указаниями и руководством к действию во всех сферах общественного бытия. О пробелах исламистов в экономике уже говорилось. Их желание воспользоваться современными технологическими достижениями в интересах наращивания государственной мощи неизбежно вызовет незапланированные результаты. Даже фальшивая риторика в духе демократии поспособствует легитимации со временем гражданских прав и их отделению от религиозной сферы. Поэтому будут постепенно раздвигаться рамки светского измерения жизни, а исламистский популизм окажется движущей силой общественно-политических перемен, даже если суть этих изменений определят в итоге иные факторы.

Процесс, безусловно, не будет равномерным. Исламистскому популизму не избежать проявлений время от времени фанатичного экстремизма, особенно если масла в огонь подольют вполне конкретные обиды и претензии на этнической либо национальной почве. Однако с теологической точки зрения нет оснований считать ислам более враждебным демократии, чем христианство, иудаизм или буддизм. Исповедующим эти религии обществам доводилось сталкиваться с собственными версиями фундаменталистского сектантства, но во всех случаях возобладала тенденция к становлению политического плюрализма посредством постепенного согласования между светским и религиозным началами.

Так что Соединенным Штатам следует поостеречься создавать впечатление, что они считают ислам, ввиду его якобы принципиально иной культурной природы, неспособным пройти те же этапы политического развития, что и христианский и буддистский миры. Шестьдесят лет назад было вовсе не очевидно, что Германия и Япония станут оплотами демократии. В том, что демократия утвердится в Южной Корее и на Тайване, уверенности не было еще в начале 1980-х годов. Всего пять лет назад казалось маловероятным, что индонезийцы сумеют мирным путем сместить двух своих президентов, погрязших в должностных преступлениях. И совсем недавно было абсолютно невозможно представить, что в Иране могут проходить относительно свободные выборы. Америке сейчас требуется политически тонкий экуменизм, который позволит не только преодолеть антизападные настроения во многих мусульманских странах, но и избавиться от свойственных американскому общественному мнению стереотипов, мешающих США проводить гибкую политику обеспечения национальной безопасности.

Интересы национальной безопасности Америки требуют, чтобы в конечном счете последователи мусульманства начали рассматривать себя такой же частью формирующейся всемирной общности, что и ныне процветающие демократические страны планеты с другими религиозными традициями. Не менее важно, чтобы в глазах политически активных элементов исламского мира Соединенные Штаты не выглядели принципиальным препятствием на пути к возрождению исламской цивилизации, главным покровителем социально отсталых и поглощенных собственными экономическими интересами элит или пособником других держав, пытающихся увековечить либо восстановить полуколониальный статус каких-либо мусульманских народов. Но еще важнее добиться того, чтобы усилиями умеренных мусульманских течений исламские экстремисты оказались в изоляции. Построение более безопасного мира просто не достижимо без конструктивного участия 1 миллиарда 200 миллионов проживающих на планете мусульман. Лишь проводя тщательно дифференцированную политику, учитывающую многообразие реалий в мусульманских обществах, Соединенные Штаты могут приблизиться к осуществлению этой пусть пока что далекой, но желанной цели.

Зыбучие пески гегемонии

В ближайшие несколько десятилетий самым нестабильным и опасным регионом мира, взрывного потенциала которого достаточно, чтобы ввергнуть планету в состояние хаоса, будут новые Общемировые Балканы. Именно здесь Америка может незаметно оказаться втянутой в столкновение с исламским миром, именно здесь несовпадение ее курса с политикой Европы рискует расколоть даже Атлантический союз. При совпадении же двух этих перспектив под вопросом может оказаться сама мировая гегемония Америки.

Вот почему принципиально важно признать: процессы брожения в мусульманском мире надо рассматривать прежде всего в региональном, а не глобальном контексте, и скорее через геополитическую, чем теологическую, призму. Мир ислама разобщен как политически, так и религиозно. Он лишен политической стабильности и слаб в военном отношении и, по-видимому, останется таковым в течение еще некоторого времени. Неприязнь к Соединенным Штатам, поголовно охватившая население ряда мусульманских стран, вызвана не столько общей религиозной предвзятостью, сколько конкретными политическими претензиями: иранские националисты, например, возмущены покровительством, которое США оказывали шаху, предубеждения арабов объясняются американской поддержкой Израиля, а пакистанцам кажется, что Соединенные Штаты отдают предпочтение Индии.

Сложность проблем, с которыми сегодня сталкивается Америка, намного превышает те, что встали перед ней полвека назад в Западной Европе. В то время стратегически решающая фронтовая линия, разделившая Европу по Эльбе, представляла собой источник максимальной опасности, поскольку в любой день вероятная стычка в Берлине могла спровоцировать ядерную войну с Советским Союзом. Однако Соединенные Штаты признали размеры поставленных на карту интересов и взяли на себя обязательства по обороне, умиротворению, реконструкции и возрождению жизнеспособного европейского сообщества. Поступив так, Америка обрела естественных союзников, разделяющих ее собственные ценности. По окончании «холодной войны» Соединенные Штаты возглавили процесс преобразования НАТО из оборонительного альянса во все более широкий союз по обеспечению безопасности, заполучив при этом нового горячего сторонника в лице Польши, а также поддержали включение новых членов в состав Европейского союза (ЕС).