Выбор
Шрифт:
Ты слышишь, Революция,
знамен багровых
плеск?
Во имя Революции —
торжественно и прямо —
навстречу письмам
Эйхе
встает партийный съезд!
Рокочет «Интернационал»
весомо и надежно.
И вот,
проклиная жестокое вранье,
поет Роберт Эйхе —
мой незабвенный тезка!..
Спасибо вам, родители,
за имя мое...
Наверно, где-то ждет меня
мой последний
день.
Кипят снега над степью.
Зубасто встали
Несем мы имена
удивительных люден.
Не уронить бы!
Не запятнать бы!
*
Ярославу Смелякову
Говорите по-советски,—
ах, какой язык!
Вам с рождения известны
языка
азы.
Говорите на просторном,
к а к движенье крыл,—
на просторном,
на котором
Ленин говорил!
84
И не хвастайтесь усердьем,
ж и з н ь перетерпя.
Вы в язык поверьте сердцем,
к а к в самих себя!..
Д л я иного он — парадный,
не ж и в о й ,
ничей.
Все равно что иностранный,
лампа
н пять свечей.
Приказали — задолдопил
(прорастает пень!).
Кое-что для жизни
добыл.
Д е р ж и т с я теперь.
И хотя он мечет брызги
с жаром на лице,
откровенно карьеристский
слышу я акцент!..
По
из-за такой канальи
и пустых бравад
вы язык не проклинайте,—
он
не виноват!
Говорите,
потому что
без него
нельзя.
Говорите,
зло и мудро
дураков разя!
Па размашистом рассвете
и в дождях косых
говорите по-советски —
правильный язык!
В Д Е Н Ь П О Э З И И
« I I l l l I l K H I I ,
эстрада!
Будь проклята, эстрада!
Изыди!
Провались в тартарары!..»
85
Тебя поносят широко и страстно,
тебя опять выводят из игры.
Но им назло,
почти не удивляясь,
плывет по залам «стихотворный чад».
«Дешевая»
клокочет
популярность,
«дешевые» овации звучат.
Витийствует —
просите не просите —
«эстрадно-поэтическая моль»...
По кто же в залах?
— Там?!
Наверно, психи...
— К а к а я туча психов!
Бог ты мой!..
...Товарищ «псих»!
Огромное спасибо
за эту вдумчивую тишину.
В поэзию кидается
Россия.
К а к ливень — в лето!
К а к апрель — в весну!
И наплевать
на чей-то визг нелепый
и нудное дрожанье шепотка:
«Вы пишете все время на потребу...
а надо поскромней...
и — на века...»
Века
веками.
Поживем — обсудим...
Но продолжайся,
ежедневный бунт!
Па ртийная,
по самой высшей
сути,поэзия,
не покидай трибун!
Не покидай!
Твой океан безбрежен.
Есть где гудеть разбуженным басам!
Пусть в сотый раз
арбузом перезревшим
86
раскалывается
потрясенный зал!
По праву сердца
будь за все в ответе,
о самом главном на земле крича.
Чтоб ветер Революции
и ветви
ее знамен
касалпея
плеча.
О Г Р О М Н О Е Н Е Б О
Об этом,
товарищ,
не вспомнить нельзя.
В одной эскадрилье
служили друзья.
И было на службе
и в сердце у них
огромное небо —
одно на двоих.
Летали,
дружили
в небесной дали.
Р у к о ю до звезд
дотянуться могли.
Беда подступила,
к а к слезы к глазам,—
однажды в полете
мотор отказал.
И надо бы прыгать —
не вышел полет.
Но рухнет на город
пустой самолет!
Пройдет,
не оставив ж и в о г о следа.
И тысячи жизней
прервутся тогда.
Мелькают кварталы,
и прыгать нельзя!
87
«Дотянем до леса,—
решили друзья,—
подальше от города
смерть унесем.
П у с к а й мы погибнем,
но город спасем...»
Стрела
самолета
рванулась
с небес!
И вздрогнул от взрыва
березовый лес!..
Не скоро поляны
травой зарастут...
Л город подумал:
«Ученья идут...»
В могиле лежат
посреди тишины
отличные парни
отличной страны.
Светло и торжественно
смотрит на них
огромное небо —
одно на двоих.
Т А Е Ж Н Ы Е Ц В Е Т Ы
Не привез я таежных цветов —
извини.
Ты не верь,
если с к а ж у т , что плохи они.
Если кто-то соврет,
что об этом читал...
Просто
эти цветы
луговым не чета!
В буреломах, на к р у ч а х ,
пылают ж а р к и ,
к а к закат,
к а к облитые кровью ж е л т к и .
88
Им не стать украшеньем
городского
стола.
Не для них
отшлифованный блеск
хрусталя.
Не для них!
И они не поймут никогда,
что вода из-под крана —
это т о ж е вода...
Ты попробуй сорви их!
Попробуй сорви!
Ты их держишь,
и к а ж е т с я ,
руки в крови!..
Но не бойся,
цветы к п и д ж а к у приколи...
Т о л ь к о что это?
Видишь?
Л и ш и в ш и с ь земли,
той,
таежной,
неласковой,
гордой земли,
на которой они на рассвете взошли,
на которой роса и медвежьи следы,—