Выбраковка

«Завоевать расположение такого человека – дохлый номер. Она априори ненавидит всех. А детеныша родила себе в качестве игрушки, на которой можно вымещать комплексы. Господи, о чем я думаю! Хотя понятно, зачем. Восстанавливаю себя против клиента. Привычка. Старая добрая профессиональная манера. Чтобы не было мучительно больно».

– Спасибо, – улыбнулся Гусев. – Мы тоже не хотим шума. Разрешите войти?

Женщина смерила Гусева ледяным взглядом – маска, за которой угадывался надвигающийся паралич воли.

«Она уже сломана. И это тоже сделал я. Какое, на фиг, государство! Это ты, Гусев, приперся в ее жилище с огнем и мечом. Как последний бандит, посягаешь на то немногое, что есть у человека – его территорию. Ладно, хватит казниться. Быстро сработал – быстро ушел пить водку».

– Вера Петровна. Мы. Пришли. С вами. Разговаривать, – Гусев ритмично покачивал в воздухе рукой. – Давайте. Сядем. И мирно. Разберемся.

Дверь медленно захлопнулась. Звякнула цепочка. Гусев облегченно перевел дух. Не хотелось ему вламываться в дом. Жалко было ушибать плечо. Свое ведь, не казенное. Да и дверь еще послужит – в квартиру потом кто-то въедет, если училку придется забраковать.

Женщина, видимо, терзалась сомнениями, потому что ждать пришлось чуть ли не минуту. И все-таки она открыла. Выбраковке нужно открывать. Выбраковка не шутит.

– Заходите, – процедила женщина.

Квартира была двухкомнатная, и из наглухо закрытой спальни («Детской», – поправил себя Гусев) не доносилось ни звука. Обстановка в доме оказалась скудной и даже ветхой, а главное – на всех предметах лежал дух тяжелой и затхлой неухоженности. Гусев огляделся и почувствовал, в чем дело. Здесь свила гнездо легкая и почти неявная душевная болезнь хозяйки, не опасная для окружающих, но страшно отразившаяся на судьбе ее сына. А скорее всего – и послужившая для мальчика поводом родиться.

– Мы присядем, – сказал Гусев. Древний обтрепанный диван заскрипел под его тяжестью. Валюшок садиться не стал, а прислонился спиной к дверному косяку. Женщина тоже осталась стоять, прижав руки к груди и опустив глаза.

– Вера Петровна, – начал Гусев. – Прежде всего давайте определим главное – наши отношения. Поймите, АСБ пришло к вам без намерения совершать насилие и уж тем более – ломать мебель. Помогите нам, пожалуйста, а мы постараемся никак не ущемить ваши конституционные права.

– Что вам нужно? – процедила женщина, не поднимая глаз.

– Я сейчас позвоню, и через несколько минут придет наш медицинский эксперт. Позвольте ему осмотреть мальчика, который находится в этой квартире.

Женщина оказалась не настолько безумна, чтобы сделать вид, будто никакого мальчика здесь нет. Возможно, она даже испытывала легкое облегчение от происходящего. Как преступник, который годами носит в себе ужас, каждую секунду боясь, что однажды его догонит Гусев. И смотрит в дуло игольника глазами, которые так и твердят: «Наконец-то!»

Женщина не сказала: «Его здесь нет». Она спросила:

– Зачем?

– У Агентства есть основание полагать, что вы нарушаете федеральный закон о правах детей.

– Как я его нарушаю?

– Начнем с того, что ребенок находится у вас в квартире словно под арестом, он лишен возможности общаться со сверстниками и посещать школу.

– Это неправда!

– Что неправда?

– Он получает образование. Прекрасное образование.

– Чему вы его учите? – спросил Гусев, стараясь не морщить презрительно нос. – Ботанике и зоологии?

Женщину слегка передернуло. Тяжело ощущать, что некто знает всю твою подноготную. И вдвойне тяжело, если это человек с правом на убийство.

– Он читает. Он прекрасно читает.

– Замечательно. Но он совершенно один. Никто кроме государства не вправе изолировать человека, особенно ребенка.

– Он не один! – воскликнула женщина. – Вы ничего не понимаете!

– Да, он с вами. Но вы, педагог, должны знать, как важно для ребенка социализироваться. В кого вы хотите его превратить? В Маугли?

Женщина принялась истерично ломать себе пальцы, но с места не сдвинулась. У нее была очень сухая безгрудая фигура, и простенькое домашнее платье висело на ней, как на вешалке.

– Послушайте, Вера Петровна. Давайте для начала сделаем так. Я загляну буквально одним глазом, – Гусев ткнул пальцем через плечо. – А потом мы продолжим разговор. Уверен, вместе мы что-нибудь придумаем.

«Чем черт не шутит, – подумал он. – Вдруг тут какая-нибудь дикость, и парень еще не до смерти изуродован мамочкой. Что я понимаю в нервных заболеваниях? Да ничего. Я моментально вижу, псих человек или нет. Нахватался опыта. Но насколько псих – это для меня темный лес. Вдруг у нее парень от рождения нормальный, а мамаша просто по каким-то безумным соображениям решила спасти его от общества, в котором больше нет преступности и у каждого есть работа?»

– Нет! Я не позволю! – в голосе женщины не было уверенности, она произнесла это на голом импульсе, только чтобы обозначить позицию.

Гусев очень медленно достал игольник и положил его рядом с собой на диван. «Беретта» висела у него глубоко за пазухой, женщина не могла заметить пистолет. Гусев ничего такого не опасался, просто расстаться с обеими пушками сразу он не согласился бы даже за миллион «новыми», по курсу один рубль – один «юрик».

Да и за сто миллионов не смог бы, наверное.

– Видите, – сказал он. – Вот мое оружие. А я – встал и пошел. На секунду.

Женщина дернулась было, но тут негромко кашлянуло железобетонное изваяние Валюшка. И женщина сдалась. А Гусев крадучись прошел к детской, приоткрыл дверь и заглянул. Только на секунду.

Мальчику наверное достался красивый отец. Да и у самой училки, если присмотреться, черты лица были очень правильные. Чересчур, до совершенной непривлекательности. У нее мог бы родиться очень славный мальчик… Сейчас, резко повернувшись к Гусеву, он уронил слюну с уголка рта, что-то пробормотал и уставился на выбраковщика скошенными к переносице глазами. Сидя на ковре среди разбросанных игрушек – дорогих игрушек, вот почему так бедно в квартире, – мальчик не шевелился, но Гусев и без того знал, какие у него движения. Резкие, ломаные, с плохой координацией. Гусев уже видел таких детей. В прошлый раз был такой же пацан, только поменьше.

Но того мальчика родители не прятали от мира. Наоборот, они тянули его изо всех сил, как проклятые. Всячески пытались ввести в общество и само общество приучить к тому, что мальчишка в порядке. Им это почти удалось. Почти. Даже медкомиссия необычно долго тянула с решением – жалко было парня, настолько он перешагнул данные от природы возможности. Им откровенно восхищались. И будь он просто жертвой родовой травмы – оставили бы все как есть. Но дело оказалось в наследственной мутации. За мальчиком приехали врачи АСБ, забирать в интернат. Отец мгновенно обезумел, вытащил из-за шкафа двустволку и подписал этим приговор всей семье.