Выбрать свободное небо

Его сын молчал.

— Ладно войн — сражений?

Молчание.

— Тот ЧЕЛОВЕК, — и Владетель столько ярости вложил в это слово, что у юных драконов на несколько мгновений перестали биться их сердца, а любопытный ветерок, снующий в высоте галерей, испугался и рухнул на землю. — Тот человек… Он выиграл одну войну — он освободил свой мир. Сколько он выиграл сражений — я не помню. Можно посмотреть хроники — там все записано.

Тот человек взялся учить вас всему, что знал сам — а он воевал уже пятьдесят четыре года. С тех самых пор, как Кровавый стал захватывать мир за миром….

Тот человек, не задумываясь, отдал свою жизнь, чтобы спасти вас, моих наследников. Он погиб потому, что вы ослушались его приказа отступить и ринулись в бессмысленную атаку.

Так вот, что я вам скажу… Тот человек был большим драконом, чем вы — драконы по рождению. И его солдаты — моя гвардия, что спасли вас и попали в плен — большие драконы, чем вы, что ослушались приказа и не смогли победить. Вы смогли лишь рухнуть на землю. Жалкие, как червяки.

Он окинул тяжелым взглядом раздавленных драконов и тяжело вздохнул: ему бы сюда десяток — нет, хотя бы пяток — преподавателей Академии. Хотя бы его тетушку. Хоть бы кого-нибудь, кто подскажет, как воспитать из этих… высокомерных и мало понимающих в жизни червяков — наследников.

Тех, кто будет повелевать мирами. Тех, кто будет знать, что делать с этими самыми мирами после войны. Тех, кто сможет вернуть величие Черным, Красным и Зеленым драконам. Тех, кто не ввяжется в новую войну с союзниками — с людьми ли, с Золотыми драконами ли… Те, конечно, понесли огромные потери, но даже они не сравнимы были с тотальным истреблением трех семей: Черных, Красных и Зеленых драконов.

Тишина ядом проникала в сердца молодых драконов. И они все вздрогнули, когда раздался спокойный и бесконечно уставший голос старшего:

— Я ответил на ваш вопрос, наследники мои?

Тишина казалась нерушимой. И Черный дракон спросил опять:

— Я ответил на ваш вопрос, драконы?

— Да! — вырвался крик. Крик пополам с яростью.

— Хорошо. А теперь идите и спасите наших людей.

— Но там же будет засада, — пискнула Красная драконица, самая младшая из выводка.

— Конечно, — Черный дракон равнодушно пожал плечами, — конечно, там будет засада. Я даже больше вам скажу — наших людей оставили в живых именно для того, чтобы заманить вас в ловушку. Но драконы рождаются для того, чтобы побеждать. Не погибнуть, пытаясь выполнить приказ — нет. Именно побеждать. Так идите и победите. Докажите, что драконы — не только те люди, что погибли или попали в плен по вашей дурости…

Тереза шла, никого и ничего не видя вокруг, с каждым стуком каблучков, представляя себе то, что напишет вечером на бумаге — она любила белые-белые листы бумаги, и именно на них ручкой всегда писала черновики…

Роберт Рэнделл же вспоминал, как впервые увидел ее, свою спутницу Терезу. В тот день он был в ударе: ни до того дня, ни после, он не вел себя столь диким образом.

И его знакомые, и многочисленная армия его поклонниц всегда называли его «милым», и этот образ не был для него ни позой, ни лицедейством.

Будучи известным актером, он отдавал себе отчет в том, что без тех, кто его любил, его успеха не было бы. Без тех, кто следил за жизнью его персонажей и переживал, когда их убивали — что-то в последнее время большинство его героев убивали со все большей и большей изощренностью и фантазией.

Он был благодарен всем, кто шел на очередной голливудский блокбастер лишь для того, чтобы увидеть десять минут с его участием. Его поклонницы стремились полюбоваться его пронзительным взглядом — и им самим — в роли злодея, погибавшего практически сразу, в начале новомодного боевика. Но за эти десять минут… Он успевал и сам «развлечься» на экране, и порадовать своих поклонниц.

Так что обычно он со всеми был милым, преисполненным благодарности к жизни. Но в тот день милый образ треснул. Он так жгуче возненавидел всех, кто попадался на его пути, он так возненавидел свою жизнь, которая вдруг разрушилась в одночасье…

Любимая женщина, с которой он жил все эти годы, пошла и сделала аборт. Не сказав ему о том, что была беременна. Просто потому, что так удобнее, потому что карьера его не вечна, потому что ничто не вечно, даже отношения — и вообще, «наше время — это время одиночек». А потом, если чадолюбие взыграет, кого-нибудь можно будет усыновить или удочерить…

В то утро Роберту следовало дать ответ организаторам, прилетит ли он в Россию, где должна была пройти часть съемок, один или со спутницей. Аманда с утра была несколько отстраненной, словно бы утомленной, и когда позвонил координатор, Роберт, держа трубку на отлете, сказал ей:

— Итак, мы вылетаем завтра утренним рейсом.

— Мне очень жаль, но я предпочла никуда не лететь.

— Почем мы не можем полететь вместе? — удивился он.

— Мне немного нездоровится, хотя доктор обещал, что особого дискомфорта не будет.

— Нездоровится? Ты простудилась? Почему ты мне раньше не сказала?

— Перестань! Беременность не простуда! Просто это была пустяковая операция, и уже все в порядке.

— Операция? Беременность? — он пораженно остановился, забыв нажать отбой. — Ты беременна! Это же замечательно! — Но — какая операция? — от недопонимания он не знал, радоваться ему или беспокоиться…

— Я уже не беременна, я сделала вчера аборт, — сухо ответила Аманда.

— Была какая-то проблема? И почему ты мне раньше не сказала?

— Не было никакой проблемы. Я и не думала оставлять эту беременность.

В то утро он почувствовал, что его не стало. Кто-то, кто продолжал ходить, что-то говорить, уехал сниматься — остался. А вот он сам… Странно. Он ведь до этого и не задумывался над вопросом: будут ли у него дети, зачем они ему вообще нужны. Но после разговора с Амандой он почувствовал, что такое утрата. И как это больно. Несколько лет отношений, счастья, какой-то определенности — всего этого не стало, как и ребенка, про которого он узнал только тогда, когда он перестал существовать…

И с грузом таких новостей он уехал на съемки в Россию. Создатели любимого британцами сериала про их же любимую контрразведку решили добавить натуральности в образе врага — и заслали его в Москву…

Во время работы он не мог себе позволить каких-либо эмоций, не посвященных персонажу — уж такой он был… А что делать… Если до тридцати лет проходить лишь в статистах, а потом вдруг, с возрастом, расцвети выразительной фактурой, помноженной на все-таки имевшийся талант… Да и актерство он любил не просто преданно — фанатично.