Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей

ЖАНРЫ

Поделиться с друзьями:

Вырождение международного правового порядка? Реабилитация права и политических возможностей

Шрифт:

Введение

Цель этой книги — поставить диагноз и дать предварительный прогноз в отношении нынешнего тупика международного права и международных отношений как до, так и после вторжения в Ирак и его оккупации. Международное право пребывало до 1989 г. в разделённом мире 1 , но тогдашние противоречия преобразовались менее чем за два десятилетия. Книга прослеживает парадоксы одновременного возрождения либерально-кантианских концепций международного права, неожиданного краха СССР, видимого апофеоза и в то же время страшнейшего кризиса прав человека. Я привожу доводы в пользу радикальной защиты реальных достижений системы ООН в период деколонизации — и содержательного взгляда на права человека.

1

Cassese (2005).

Мой ответ на вопиющее беззаконие 2 со стороны США и Великобритании при вторжении в Ирак и его оккупации (с 2003 г. по настоящее время 3 ), которое не могло оказаться неожиданным после опыта первой Иракской войны, Косовы и Афганистана (см.

главу 2 этой книги), нацелен на защиту прочных принципов международного права, развившихся со Второй мировой войны, которые я подробно исследую в главе 1. Я утверждаю, что эти принципы противостоят беззаконию не по своему высокому юридическому статусу, но поскольку они имеют определённое содержание — то есть, символическое, материальное содержание — рождённые в борьбе, как реальное человеческое достижение.

2

См. «Би-би-си», 16 сентября 2004 г., «Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан рассказал „Би-би-си“, что возглавляемое США вторжение в Ирак — незаконный акт, нарушающий Устав ООН» .

3

Полный отчёт см.: Sands, Philippe (2006).

Эта книга поэтому предназначена осуществить радикальное, диалектическое новое прочтение международного права и прав человека.

Я пишу в контексте очевидного триумфа капитала — капиталистической системы — почти на всей территории планеты после краха — через загнивание и разложение — СССР в 1991 г. Часто эта ситуация описывалась как некая новая форма «глобализации» — термину этому часто приписывается чрезмерная объяснительная сила 4 . Недавнее определение, не хуже прочих в ракурсе моей критики, можно найти у Адама Гири в «Глобализации и законе» (Globalization and Law). Его «рабочее определение» следующее: «Этот термин описывает сложную и многообразную совокупность общественных, политических, экономических и культурных сил, взаимодействующих в глобальном масштабе» 5 . Но, конечно, это определение можно приложить к любому периоду человеческой истории; и уж точно — к девятнадцатому веку. Поэтому Гири уточняет, что термин описывает «…переход от колониальных империй „старой“ Европы к международному порядку, определённому в конце Второй мировой войны». По Гири, этот порядок характеризуется «…ограниченной гегемонией Америки и европейских и азиатских торговых блоков». Хотя произошла «формальная деколонизация», говорит он, всё ещё есть разрыв между развитыми и развивающимися странами. Также он ссылается на основание «мощных наднациональных агентств», занимающихся функционированием мировой экономики и правами человека.

4

Из сотен источником см.: Baylis and Smith (2004), Wolf (2005), Aart Scholte (2005).

5

Gearey (2005) p. 2.

В сноске он утверждает: «Важно отказаться от простого описания идеологических/региональных блоков или банального разделения на богатые и бедные страны, памятуя, что мировая экономика структурирована лежащим в основе неравенством власти и богатства» 6 .

Признавая ценность и радикальность подхода книги Гири в целом, я утверждаю, что фраза о «лежащем в основе неравенстве» упускает системный характер того, что происходит сейчас со всей планетой 7 . Мимоходом комментируя «Империю» Хардта и Негри 8 и работу Делёза и Гаттари 9 , Гири, кажется, принимает представление, что общественное есть «не более чем выражение силы». Оно «…строится на взглядах Маркса, но не рассматривает все общественные отношения в терминах классовых интересов. Как теория глобальной власти, оно описывает функционирование сложной системы, нацеленной на собственное воспроизводство» 10 . Коротко говоря, я склонен сомневаться, что Маркс когда-либо видел все общественные отношения в терминах классового интереса.

6

Gearey (2005) p. 23.

7

Превосходную критику «теории глобализации» см. в: Rosenberg (2002). Розенберг анализирует тяжкую интеллектуальную путаницу, препятствующую ясному пониманию современного мира, и показывает, как эта путаница, в конечном счёте, обрекает теоретиков глобализации на странную, идеалистическую позицию: чем яснее они пытаются сформулировать свои аргументы, тем более сомнительными и уклончивыми те становятся, приводя в лучшем случае к интеллектуальному эквиваленту архитектурного безумия. А замечательно проницательный теоретический подход см. в: Wallerstein (2004).

8

Хардт М., Негри А. (2004).

9

Deleuze and Guattari (2004).

10

Gearey (2005) p. 13.

Мой аргумент, с другой стороны, состоит в том, что именем для этой «сложной системы» является «капитализм», неизбежной особенностью которого является империализм. Я не предполагаю, однако, написать ещё один текст, стремящийся объяснить, почему победа капитала должна неизбежно привести к отказу от всякого радикального или системного ответа на угрозы, экологические и гуманитарные, порождённые неустанным стремлением капитала к росту и прибыли. Иначе говоря, я не присоединяюсь к растущему контингенту тех постмодернистских теоретиков, для которых «власть» не оставляет никакого места для коллективного сопротивления.

Конечно, здесь следует сказать, что подразумевается под «капиталом», а также «капитализмом» — системой, которой управляет непрерывное стремление капитала к самовозрастанию, в которой всякое общественное отношение, всякое интеллектуальное явление и всякое человеческое присвоение материального мира сводимы к деньгам. Я обращаю внимание, что ни один из этих терминов не обнаруживается в индексном

указателе к книге Гири, а его глава по МВФ, ГАТТ и ВТО не упоминает о возможном существовании системы. Так что я могу оказаться на скользкой почве и должен, так или иначе, оправдаться.

На меня очень повлияли в этом отношении работа Кристофера Артура, и марксистской школы, последним представителем которой он является,— исследователей «подхода формы стоимости к „Капиталу“», пример которых — советский учёный 1920-х годов Исаак Рубин 11 . С точки зрения этой школы, с которой я согласен, капитал безжалостно стремится преобразовать, трансмутировать все действительные человеческие отношения, особенно защищённые понятиями прав человека, в абстрактную денежную «стоимость», которая является его единственной целью. Такое понимание, в моём представлении, есть единственный ключ к пониманию процессов в области международного права и международных отношений.

11

Rubin (1928).

Этот подход весь проникнут философской структурой, основанной на Гегеле, Марксе и Адорно. Говоря словами Артура, Рубин «…подчёркивает, что все материально-технические экономические процессы совершаются в рамках определённых исторически специфичных общественных форм. Вещам, таким как товары, назначается общественная роль посредников производственных отношений» 12 . Это весьма отличается от подхода Пашуканиса, работа которого рассматривается в главе 1 этой книги.

12

Arthur (2004) p. 11.

В недавно вышедшей книге Артур написал главу «Призрак капитала» (The Spectre of Capital) 13 . Согласно Артуру, «стоимость — неестественная форма, которая цепляется, подобно вампиру, к труду и кормится от него» 14 . Объясняя содержание, которое он вкладывает в эту метафору, Артур исходит из понятия Роя Бхаскара о реальном отрицании или отсутствии, в противоположность «онтологической моновалентности, чисто положительному представлению действительности» 15 . То есть, если отсутствие (например, лишение прав человека) — реальный процесс, то, что стало отсутствующим через такой процесс, оставляет не просто «ничто», а «определённое ничто», «структурированное определённым процессом, который привёл к этому состоянию» 16 . Позицию Бхаскара лучше всего описать как «материализм эмерджентных сил» 17 , в ракурсе исследования Артуром «эмерджентных свойств определённого отсутствия потребительной стоимости», то есть отчуждения у людей пользования продуктами их труда в причудливом мире капитала. Как выразился Артур, «в сердце капитализма пустота… …Обращение товаров и денег как зримых материальных объектов поддерживает мир чистой формы» 18 .

13

Arthur (2004) p. 153.

14

Arthur (2004) p. 157.

15

Bhaskar (1993) Chapter 2.

16

Arthur (2004) p. 160.

17

Bhaskar (1993) p. 397.

18

Arthur (2004) p. 167.

Здесь он вступает в воображаемый мир Маркса — с его ссылками на «призрачную предметность», «чувственно-сверхчувственность», «загадочность» и тому подобное — и пиетета Жака Дерриды к призракам Маркса 19 . В энергичном отрывке Артур описывает смертельную пустоту в сердце капитала:

«Если мы рассматриваем стоимость как духовную сущность капиталистической экономики, весь ряд её воплощений сосредотачивается на единственном источнике, а именно деньгах, пресуществлённой евхаристии стоимости; „призрак“ есть этот пустой доспех, одновременно немой металл и обладатель всеохватывающей волшебной силы. Металлический призрак крадётся меж нами. Призрак интерпеллирует все товары как свои воплощения, странную идентичность различимых вещей, призрачную феноменологию. Это отрицательное присутствие, устанавливаемое таким образом, заполняет себя через освобождение их от всего естественного, формируя для себя призрачное тело. При капитализме всё всегда является „чем-то ещё“» 20 .

19

Деррида (2006).

20

Arthur (2004) p. 167.

Артур также посвящает главу 21 краху СССР. Он утверждает, что «…в Советском Союзе метаболизм капитала был разрушен без установления альтернативы; испытывая недостаток органической связи, система не могла выжить после того, как минули исключительные условия революционной мобилизации, террора и войны. СССР следует рассматривать как отрицание социализма внутри социализма…» 22 .

Центральная роль краха СССР — это также причина, по которой данная книга в значительной степени сосредотачивается на опыте бывшего Советского Союза и особенно России. Это, к тому же, область моих академических исследований. А также — что, возможно, заставило меня сосредоточиться на этом регионе,— наиболее взыскательная экспериментальная лаборатория по эффективности международного права и прав человека.

21

Arthur (2004), Chapter Ten, ‘A Clock Without a Spring: Epitaph for the USSR’.

22

Arthur (2004) p. 222.

Комментарии: