Высшая мера
Шрифт:
– Хорошая работа, - Апыхтин опустил нож в свою сумку.
– Что тебе нужно?
– спросил наконец Вахромеев.
– Разговор есть.
– Ну?
– Не торопись, разговор долгий… - Апыхтин приподнял Вахромеева, подволок его к батарее водяного отопления, достал из сумки собачий ошейник с шипами, обращенными вовнутрь, ошейник, предназначенный для особо злобных громадных псов, которых можно удержать только такой вот удавкой с намертво привинченными шипами, впивающимися в горло при малейшем натяжении.
Ошейник был велик Вахромееву, но Апыхтин на это и рассчитывал - обхватив за шею, он пристегнул его к железной
– А это зачем?
– прохрипел Вахромеев.
– На всякий случай. Мужик ты чреватый, вдруг удастся тебе что-нибудь такое, этакое…
– Что ты задумал?
– Поговорить надо.
– Говори уже наконец! Чего тянешь?
– Торопишься?
– Ошейник впивается! Смотри - задохнусь и поговорить не успеем!
Апыхтин подошел к сидящему на полу Вахромееву, поправил ошейник.
– Узнаешь меня?
– спросил Апыхтин.
– Нет.
– День или два назад во дворе одного дома я спросил - не ты ли забыл в машине папку… Ты взял ее, повертел перед глазами, вернул обратно. Помнишь?
– Так это был ты… Понятно.
– На этой папке остались твои отпечатки.
– Не знаю, может быть.
– А еще твои отпечатки нашли в одной квартире на седьмом этаже, помнишь?
– Не помню.
– Это случилось месяца полтора назад… Хотя нет, уже почти два месяца с тех пор прошло. Ты вот этим ножом, - Алыхтин кивнул на свою сумку, - зарезал женщину и ребенка. Мальчишку десяти лет. Помнишь?
– Не было этого.
– Сам знаешь, что было.
– Апыхтин придвинул стул поближе к Вахромееву, присел, расположился, как это делают, готовясь к долгому разговору.
– Я буду кричать! Сбегутся соседи! Понял? Отпусти меня!
Апыхтин молча вынул из своей сумки широкую клейкую ленту и положил на стол, на расстоянии вытянутой руки.
– Кричать не будешь.
– Его голос был негромок, нетороплив, в нем чувствовалась даже какая-то усталость, усталость последних двух месяцев.
– Если закричишь, я тут же заклею тебе рот вот этой штуковиной. Видишь, как я подготовился к разговору… Вопрос… Вас там было двое?
– Отвали! Не был я в том доме!
– В каком доме не был?
– Про который говоришь.
– Слушай, старик, меня внимательно…
– Развяжи меня! Слышишь?!
– Так вот… Меня интересует одно - кто заказал? Ни ты, ни твой приятель мне не нужны. Гуляйте дальше. Мне нужен заказчик.
– Не знаю я ни приятеля, ни заказчика, ни квартиры, о которой ты говоришь!
Апыхтин помолчал, словно бы в раздумье, огорченно помолчал, будто обидел его Вахромеев, оскорбил недоверием. Он придвинул к себе сумку, вынул из нее трехлитровую банку и осторожно поставил на пол.
– Это бензин, - сказал он.
– Не веришь?
Вахромеев молчал.
Тогда Апыхтин поднял банку, открыл крышку, понюхал.
– Да, - сказал он.
– Бензин. Очень неплохой бензин. Знаешь, старик, у меня слабость - все люблю предельно хорошего качества. Вот смотри, - подойдя к Вахромееву он плеснул ему на голову бензин так, что струи потекли по плечам, за шиворот, по груди.
– Что ты делаешь, сука?!
– Убедился?
– Апыхтин вынул из сумки и положил на стол рядом с собой коробок спичек.
– Повторяю…
– Он взял коробок, вынул спичку, чиркнул и некоторое время задумчиво смотрел на желтое пламя. Потом задул его и отбросил спичку в угол. Вахромеев, кажется, только сейчас в полной мере осознал опасность.
– Кончать будешь?
– спросил он.
– Понимаешь, старичок, отпечатки пальцев - великая вещь. Ты вот не сидел еще, не судился, как я слышал, поэтому не доверяешь достижениям криминальной науки. Вспомни… В той квартире, где были зарезаны мать с ребенком, ты брал в руки толстую красивую книгу… «Эрмитаж» называется. То ли картинка тебя заинтересовала, то ли этой книгой мальчонку оглушил… Но брал ее в руки, брал… И отпечатки свои оставил. А папочку я не зря тебе в руки сунул… Экспертизу провели знающие люди. Установили - одни пальчики. Твои, между прочим. Поэтому кривляться нам с тобой здесь не надо.
– Ты мент?
– Нет.
– А кто?
– Зачем тебе это, старичок? Не тем интересуешься. Да и время, сам понимаешь, для любопытства не самое подходящее. Может, тянешь время и ждешь, пока кто-то придет? Не надо, старичок. Спичку я успею бросить. Согласен?
Вахромеев молчал. Маленькие его глазки под тяжелым низким лбом сверкали яростно и зло. Он думал, думал напряженно и, похоже, совершенно бестолково, метаясь от подозрений к страху, от надежды к неверию.
– И нож твой мне описали добрые люди… Ты ведь показывал его иногда для острастки?
– Кто описал?
– Мастера, которые сработали такую вещь.
– И на них вышел?
– Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… Буду резать, буду бить… Помнишь детскую считалку?
– Я тебе не верю.
– В чем не веришь?
– Ни в чем!
– Тогда разговора у нас не получится, я правильно понял, старичок?
– Кончай ты с этим своим старичком! Уже нет сил слушать!
– Кончать с тобой, старичок?
– вежливо удивился Апыхтин. Он снова поднялся, сковырнул крышку с банки и на этот раз плеснул бензина побольше, на живот плеснул, на ноги.
– Что ты делаешь?!
– Думай, старичок, думай.
– Апыхтин подошел к газовой плите, включил одну горелку, вторую - газ шел хорошо, уверенно, с легким шипением. Не говоря ни слова, Апыхтин вынул из сумки разводной ключ, за минуту отвинтил соединительную гайку и отключил плиту от газовой трубы. Теперь достаточно было повернуть ручной краник, чтобы газ хлынул уже не из узких щелей горелок, а прямо из трубы - свободно и мощно.
– А это зачем?
– спросил Вахромеев.
– Понимаешь, старичок… Я вот что задумал… Оставлю здесь горящую свечу, - Апыхтин вынул из сумки и, установив в стакане свечу, поджег ее.
– Потом заклею тебе рот вот этой лентой, чтобы ты не издавал слишком громких криков. Открою газ. Из этой трубы он хлынет с такой силой, что заполнит твою комнатку минут за пять, не больше. И после этого взорвется от свечки. Представляешь? Ты будешь в полном и ясном сознании. Бензин, естественно, на тебе вспыхнет, тем более что всю эту банку я выплесну на тебя. Ты просто пропитаешься бензином. А сам я в это время буду далеко, буду пить холодное пиво и закусывать солеными орешками.